Потом она поднялась в спальню и снова забралась в постель. Никаких дел у нее все равно не было, да она, наверное, и не смогла бы ими заниматься. Талли казалось, что ее жизнь подошла к концу и теперь ей остается только оплакивать то, что у нее когда-то было, или, точнее, не было.

* * *

Бейсбольный матч между командами средних школ «Гамильтон» и «Фэрфакс» был в самом разгаре. На позиции отбивающего стоял высокий темноволосый десятиклассник. Он внимательно следил за питчером, ожидая броска. Полевые базы были заполнены, счет был три — два в пользу «Фэрфакса». Момент был напряженный, и зрители на трибунах затихли. Дальнейший ход игры во многом зависел от умения и везения отбивающего.

И вот — бросок! Бита звонко ударила по мячу, который взвился высоко вверх и вылетел за пределы поля, благодаря чему все игроки на базах успели забежать в «дом». Шел последний иннинг, и родители школьников из «Гамильтона» вскочили, криками подбадривая свою команду.

Рослый привлекательный мужчина в бейсбольной шапочке, широко улыбаясь, быстро спустился к скамье запасных Гамильтонской школы и крепко обнял юношу, который только что покинул место отбивающего.

— Молодец, сынок! У тебя получилось! — воскликнул он радостно.

Юноша скромно потупился.

— Мы бы все равно победили. У них паршивые питчеры, — сказал он.

— Это не так, и ты прекрасно это знаешь, — возразил отец. — В общем, поздравляю. Ты сегодня настоящий герой, Бобби, — шутливо добавил он.

Джим Кингстон не пропускал ни одной игры с участием младшего сына, если, конечно, не был занят на работе. Его старший сын Джош учился в Мичиганском университете, получив спортивную стипендию — он был классным футболистом. Спорт всегда играл важную роль в жизни их семьи, особенно с тех пор, как пять лет назад умерла жена Джима. О том, чтобы жениться снова, он даже не думал. Вместо этого Джим начал после работы тренировать команды младшей лиги, в которой тогда играли его сыновья, и вообще старался проводить с ними каждую свободную минутку. Дети и любимая работа — вот чем была заполнена его жизнь все эти пять лет. После того как его жена Дженни скончалась от рака груди, Джим старался не брать задания, связанные с чрезмерным риском, и работал главным образом в офисе: ему нужно было думать о сыновьях, поскольку никаких других близких родственников у них не было. Джим знал, впрочем, что через пару лет Бобби тоже окончит школу и уедет в колледж, и тогда он снова останется один, но пока этого не произошло, он был намерен посвятить сыну все свое время и силы, как делал это пять последних лет. Когда Дженни не стало, Бобби и Джошу было, соответственно, десять и четырнадцать, и Джим заменил им и отца, и мать.

— Ты молодец, Бобби! — сказал юноше один из проходящих мимо мужчин. Джим его немного знал — это был отец одного из одноклассников сына. Матч закончился победой «Гамильтона», и зрители начали расходиться.

— Вы все очень неплохо сыграли, — сказал Джим, когда несколько минут спустя Бобби вышел из раздевалки и оба направились к выходу со стадиона.

— Хорошая была игра, — подтвердил юноша, широко улыбаясь.

Он был очень похож на своего отца — и ростом, и телосложением, и цветом волос. Джош тоже походил на Джима, но был массивнее, к тому же в последнее время он сильно раздался в плечах. Джош считался лучшим квортербеком студенческой команды Мичиганского университета. Джим очень гордился обоими сыновьями и жалел только об одном — что Дженни не может увидеть их сейчас.

Джим всегда считал: ему очень повезло, что у него двое сыновей. Общаться с мальчишками и воспитывать их было куда проще. Если бы вместо них родились девочки, он наверняка столкнулся бы с трудностями, преодолеть которые было бы нелегко, однако в последнее время Джим все чаще жалел о том, что у него нет дочери, которая была бы похожа на его покойную жену. Дженни была лучшей в мире женщиной — самой красивой, самой умной, полной нежности и огня. Она осветила собой всю его жизнь, и Джиму казалось — с ней не может случиться ничего плохого, но Дженни сгорела всего за два года — не помогли ни «химия», ни радиотерапия, ни двухсторонняя мастэктомия.

Когда ее не стало, Джим долго не верил, что она больше никогда не войдет в комнату, не скажет приветливо: «Добрый вечер, мальчики». До сих пор ему иногда казалось, что Дженни вот-вот постучит в дверь. Поначалу ему было очень плохо, но, к счастью, у него были сыновья, о которых он должен был заботиться. «Ради них, ради Дженни», — стиснув зубы, говорил себе Джим в самые тяжелые, беспросветные минуты, и ему сразу становилось легче. Сейчас ему было сорок восемь, и за пять лет вдовства он ни разу не взглянул на другую женщину. Они его попросту не интересовали. Друзья и коллеги пытались знакомить его со своими незамужними сестрами или с подругами своих жен, но это ни к чему не привело. Джим никогда не давал клятвы хранить верность покойной жене, просто ни одна из женщин, с которыми его знакомили, не могла сравниться с Дженни, по-прежнему остававшейся его идеалом. Пока она была жива, Джим чувствовал себя бесконечно счастливым, и сейчас ему казалось, что он не вправе требовать от судьбы большего. Да и дети доставляли ему главным образом приятные минуты. Джош часто приезжал навестить отца и брата, а Джим с Бобби старались ходить на все самые важные матчи с его участием. Джошу уже предложили подписать контракт с Национальной футбольной лигой, когда ему исполнится двадцать один год, но Джим хотел, чтобы сын сначала закончил учебу. Джош был вполне с ним согласен и не спешил становиться профессиональным футболистом, хотя условия контракта были весьма соблазнительными. Бобби тоже оказался талантливым спортсменом, но он еще не выбрал свой жизненный путь, хотя несколько университетов уже предлагали ему спортивные стипендии — при условии, что он нормально закончит школу. С этим, впрочем, никаких проблем не предвиделось, поскольку Бобби успевал не только тренироваться, но и считался одним из лучших учеников в классе.

Как раз когда они выходили со стадиона, мобильник Джима зазвонил, и на экране высветился незнакомый номер. Отвечать он не стал, решив, что свяжется с абонентом позже, когда ему будет сподручнее разговаривать.

Сначала они заехали в кафе, чтобы съесть по гамбургеру, затем Джим отвез сына к приятелю, а сам отправился купить продуктов. Еще ему нужно было заскочить в прачечную, чтобы забрать из чистки кое-какую одежду. Вернувшись домой, Джим засел за отчеты, которые принес со службы еще в пятницу. Работать в выходные было для него обычной практикой — в последнее время требующих расследования дел становилось все больше. Почтовые и электронные мошенничества, манипуляции с кредитными картами и переводными чеками, ограбления банков, присвоение чужих денег и прочее — чтобы раскрыть эти преступления, требовалась кропотливая и долгая работа, но Джим не сетовал: ему нравилось ломать голову над сложными загадками, к тому же каждый раз, когда удавалось найти ответ, он испытывал удовлетворение, что кому-то помог.

Прежде чем придвинуть к себе первый отчет, Джим проверил мобильник. В памяти телефона оказался только один пропущенный звонок — тот самый, на который он не ответил, когда выходил со стадиона. Абонент оставил голосовое сообщение, которое Джим тотчас же и прослушал. Довольно приятный женский голос попросил его перезвонить, потом назвал номер телефона и имя, которое показалось ему смутно знакомым. Пытаясь вспомнить, где он мог его слышать, Джим заглянул во вчерашнюю голосовую почту и обнаружил там послание от Мег, которая предупреждала, что направит к нему свою клиентку Талли Джонс для консультации по делу о возможной краже средств со счетов. Мег была старой знакомой Джима; они работали вместе почти два года, прежде чем она ушла в отставку. Джиму Мег всегда нравилась, а главное — она нравилась и Дженни тоже.

Отложив папку с отчетом, Джим набрал номер этой самой Джонс, однако ему пришлось довольно долго ждать, прежде чем та взяла трубку. Ее голос он узнал сразу, хотя он и звучал слабо и невнятно. Джиму даже показалось — он ее разбудил, что выглядело довольно странно, поскольку на часах было только пять пополудни. Впрочем, он не исключал, что мисс Джонс больна и находится под действием лекарства.

Но как только Джим назвал себя, женщина на другом конце линии сразу проснулась.

— Спасибо, что перезвонили, мистер Кингстон, — сказала она с искренней признательностью, и Джим подумал, что не ошибся и что голос у нее действительно молодой и красивый, хотя речь по-прежнему звучала не слишком внятно. — Меня зовут Талли, Талли Джонс, — представилась она. — Мне посоветовала обратиться к вам миссис Симпсон, Мег Симпсон… Она уверяла, что это дело как раз по вашей части.

— А в чем, собственно, оно заключается? — уточнил Джим. — Не могли бы вы обрисовать мне ситуацию? Только вкратце.

— Вкратце?.. Хорошо, я… постараюсь. Недавно мой бухгалтер обнаружил, что кто-то регулярно снимает у меня со счета и обналичивает довольно крупную сумму. Я обратилась к Мег с просьбой провести предварительное расследование, так как не знала, кто это может быть — мой бойфренд или моя личная помощница. К сожалению, у Мег не хватило полномочий, чтобы выяснить это точно, но кое-какие результаты ее расследование принесло… Словом, сейчас я склоняюсь к тому, что это именно моя помощница, но доказательств у меня нет. Главное, я не понимаю, зачем Бриджит, мою помощницу зовут Бриджит, понадобилось меня обкрадывать? У нее есть собственный капитал, поскольку ее родители — люди очень состоятельные, к тому же она работает у меня почти семнадцать лет, и за это время у меня не было к ней абсолютно никаких претензий. В общем, может оказаться, что это совсем не она, но тогда кто?.. Словом, дело довольно запутанное. Мег считает, что неплохо было бы проверить и моего бухгалтера…

Речь Талли была довольно сумбурной; она еще не совсем пришла в себя, и ей было трудно объяснить суть проблемы, не пускаясь в подробности, но так, чтобы собеседник как можно лучше ее понял. «Мой бойфренд изменил мне со своей секретаршей; еще раньше он изменял мне с этой самой Бриджит, поэтому они оба лгали насчет отелей, в которых встречались, но, несмотря на это, я не думаю, что кто-то из них был способен красть у меня по двадцать пять тысяч долларов в месяц», — непосвященному человеку было довольно трудно разобраться во всем этом с первого раза. Талли это чувствовала и, не зная, что сказать, а что следует опустить, окончательно растерялась.