В конце концов Талли набрала знакомый номер. Было это уже вечером, когда съемки закончились и она села в один из студийных внедорожников, чтобы вернуться в Лос-Анджелес. Бриджит, которой Талли сказала, что хочет немного побыть одна, уехала с полчаса назад. Чтобы не отвлекаться от управления, Талли включила телефон на громкую связь и невольно вздрогнула, когда из динамиков раздался некогда близкий и родной голос.

— Это несерьезно, Талли! — воскликнул Хант, когда она спросила, что, собственно, ему непонятно. — Я не верю, что ты действительно не хочешь работать со мной. Одумайся! Ведь речь идет не о нашей с тобой личной жизни, а о карьере! О работе!

— Вот именно, — холодно ответила Талли. — Наша с тобой совместная жизнь закончилась — и наша работа тоже. Я не могу сотрудничать с человеком, который мне лгал. Теперь мы с тобой абсолютно чужие люди.

В ее словах прозвучала горечь — за сегодняшний день она изрядно устала, да и забыть о том, что́ он сделал, Талли не могла. Она знала, что боль, которую причинил ей Хант, не пройдет еще долго; фактически ее страдания только начались. Нечто подобное Талли испытывала десять лет назад, когда узнала об измене второго мужа, вот только в этот раз все было гораздо хуже.

И больнее.

— Ты хоть понимаешь, во что обойдется нам обоим твое упрямство? Если ты не станешь снимать эту картину, мистер Накамура тоже откажется от сделки. Я только что разговаривал с его представителем, и он это подтвердил.

— Тем хуже для тебя, Хант. Наверное, ты напрасно не подумал о последствиях, когда укладывал в постель сначала Бриджит, а потом эту твою секретаршу. Или ты рассчитывал, что после всего этого я буду работать с тобой как ни в чем не бывало?

— Послушай, Талли, мы же с тобой разумные, взрослые люди. Зачем смешивать бизнес и личные проблемы? Мы с тобой уже работали вместе, и весьма успешно. Неужели ты хочешь просто взять и зачеркнуть все, что было?

— Ты это уже зачеркнул, — сухо ответила Талли. — И назад пути нет. Я больше не буду работать с тобой. Никогда. Это мое окончательное решение.

— Но послушай, давай поговорим об этом еще раз, хорошо? Скажем, завтра или через несколько дней, когда ты немного…

— Нет.

— И что ты мне предлагаешь сказать мистеру Накамуре? Что тебе вожжа под хвост попала? — Хант, похоже, не на шутку завелся.

— Скажи ему, что пока ты жил со мной, ты одновременно трахал мою ассистентку и свою секретаршу, и я очень на тебя за это обиделась. Я уверена, мистер Накамура все поймет правильно. — Талли тоже рассердилась и вдруг с удивлением обнаружила, что гнев гораздо лучше уныния и тоски.

— Слушай, Талли, я же сказал, что мне очень жаль. Я поступил… неправильно. Ты этого не заслуживала, и я готов попросить у тебя прощения. Но зачем же из чистого упрямства ломать карьеру себе и мне? Что ты пытаешься этим доказать?

— Я ничего никому не собираюсь доказывать. Я просто не хочу с тобой работать, только и всего. Эту картину мы закончим — и все. Конец.

Услышав эти слова, Хант с облегчением вздохнул. Поначалу он боялся, что Талли хлопнет дверью и ему придется каким-то образом доснимать нынешнюю ленту самому. Единственное, на что он надеялся, — это на профессионализм Талли, который не позволил бы ей бросить недоделанную картину, — и на ее порядочность. С другой стороны, он знал, что Талли человек прямой, принципиальный и даже немного упрямый — особенно когда она считала, что с ней обошлись несправедливо. А с ней обошлись несправедливо — он сам и обошелся. К счастью, она не отказывалась доделать текущий фильм, что же до остального… Тут ее не сдвинешь, подумал он расстроенно. Быть может, со временем она и передумает, но вряд ли.

Тут ему в голову пришла еще одна мысль.

— А Бриджит ты уволила?

— Нет, — коротко ответила Талли.

— Почему?

— Тебя это не касается.

— Но я не понимаю, почему ты можешь простить ее и не хочешь простить меня?!

— Я не говорила, что простила ее, — сказала она тихо и ничего больше не добавила.

Не могла же она, в самом деле, объяснить Ханту, что не уволила Бриджит потому, что так ей посоветовали в ФБР? Во-первых, Хант мог проболтаться, а во-вторых, он и сам был объектом расследования, о котором ничего не должен был знать.

— Это мое дело, Хант. Мое, а не твое, — добавила Талли. — Я предлагала тебе остаться, а при каком условии, ты знаешь. Ты не захотел бросить Анджелу, а я не захотела жить с человеком, который спал с двумя женщинами и лгал одной из них. Или обеим. Каждый из нас сделал свой выбор, Хант.

— Я знаю, что совершил чудовищную ошибку, Талли, но ты должна знать: я по-прежнему тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю… к несчастью. Надеюсь, со временем мы оба это преодолеем, и все равно работать с тобой я больше не буду. Вот все, что я хотела тебе сказать… Да, ничего не говори о нас Макс, если она вдруг тебе позвонит. Я сама ей все расскажу, когда она приедет в Лос-Анджелес. Или, возможно, я сама съезжу к ней в Нью-Йорк. Такие вещи нужно сообщать лично, а не по телефону. Вот теперь все. Прощай, Хант. Удачи.

Она дала отбой, а Хант еще долго смотрел на молчащий аппарат в своей руке. До подписания договора о сотрудничестве с Накамурой оставалось всего несколько дней, но, похоже, дело срывалось. Такова была цена, которую ему предстояло заплатить за то, что он сделал. Талли Хант не винил — он знал, что поступил с ней нечестно и жестоко, и она была совершенно права, когда выгнала его из своего дома. Не понимал он другого: почему она отказывается с ним работать? Из-за ее глупого упрямства и каких-то дурацких, почти средневековых принципов они наверняка потеряют самого крупного инвестора из всех, что у них когда-либо был, поскольку — а Хант очень хорошо это сознавал — основной приманкой для богатого японца было имя Талли Джонс. Не будет ее — не будет и денег, и, соответственно, не будет фильма, который обещал стать одной из самых громких премьер десятилетия. Талли была ему необходима — без нее Хант мало что мог предложить потенциальным инвесторам, но и вернуться к ней он тоже не мог, потому что не хотел бросать Анджелу и ребенка. Положение казалось безвыходным, и Хант с грустью подумал, что вся его жизнь пошла наперекосяк. И во всем, считал он, была виновата Бриджит. Это она заставила его изменить Талли, а потом рассказала ей о его романе с Анджелой. Если бы не она, Талли не обратилась бы к детективам, и тогда история его измен не всплыла бы в столь неподходящий момент. Разумеется, Хант не собирался вечно скрывать свое увлечение другой женщиной; в конце концов он признался бы Талли в своей связи с Анджелой, но сделал бы это максимально деликатно. И тогда, быть может, ей было бы не так больно.

Так Хант успокаивал себя, но в глубине души знал, что во всем виноват только он один. Знал и ненавидел себя за то, что причинил Талли такие страдания. И спрятаться от этого знания ему никак не удавалось.

А Талли тем временем позвонила отцу в надежде, что разговор с ним немного ее подбодрит и отвлечет от грустных мыслей. Когда она сказала, что отказалась работать с Хантом над следующим фильмом, Сэм навострил уши.

— И как Хант это воспринял? — поинтересовался он.

— Попытался уговорить меня. Такие инвесторы, как Накамура, на дороге не валяются, и Хант очень не хочет его терять.

— А ты?

— А я его послала. — Талли рассмеялась.

— Молодец. Так и надо, — одобрил отец. — Характер у тебя что надо, дочка.

— Спасибо, па. Думаю, я знаю, от кого я его унаследовала. Ну а если серьезно, я просто не представляю, как бы я работала с ним после всего.

— Как ты себя чувствуешь, Талли? Тебе не полегче?

— Так, самую малость. Откровенно говоря, как только я подумаю о Ханте или о Бриджит, мне сразу хочется оказаться где-нибудь за тысячу миль от этой парочки. Надеюсь, на следующей неделе мы закончим съемки на натуре и вернемся в Лос-Анджелес. Нам нужно еще кое-что доснять в городе, но пока утрясутся согласования с местными властями, пройдет несколько дней. Я думаю объявить на это время перерыв в съемках и слетать в Нью-Йорк к Макс.

— Думаю, тебе это пойдет на пользу, — поддержал ее решение отец. — Тебе нужно сменить обстановку. Жаль, я не смогу поехать с тобой, — грустно добавил он.

Сэм никуда не выезжал уже лет десять, и ему очень не хватало свежих впечатлений. Увы, из-за болезни он вынужден был сидеть в четырех стенах: в последние несколько месяцев он и вовсе выбирался из дома только в сад или в клинику.

— Мне тоже жаль, — сказала Талли. — Как бы мне хотелось съездить в Нью-Йорк вместе с тобой!

Они еще немного поговорили о погоде, о здоровье Сэма, об Амелии, которая очень много для него делала, а потом попрощались. На обратном пути Талли размышляла обо всем, что с ней случилось, и о предательстве Бриджит и Ханта. Она уже подъезжала к своему особняку, когда зазвонил ее телефон. Это была Бриджит, и Талли не стала отвечать. Дни, когда она могла беззаботно смеяться и болтать с подругой о пустяках, остались в прошлом и не вернутся уже никогда. Талли знала это и оплакивала еще одну свою потерю.

Она вошла в дом, в нем было тихо и темно. Никто ее не ждал, никто не готовил в кухне вкусный ужин и не открывал бутылку с ее любимым вином. Наверное, подумала она, Хант теперь готовит для своей Анджелы. Эта мысль поразила ее словно удар грома, и Талли некоторое время просто стояла в прихожей, пытаясь унять острую боль в груди. Наконец она прошла на кухню и заглянула в холодильник, но решила, что есть ей не хочется. Вместо этого она поднялась наверх, чтобы принять ванну. Когда она уже вытиралась мягким мохнатым полотенцем (подарок Ханта — вспомнила Талли), ей позвонил Джим Кингстон.

— Я хотел узнать, как у вас дела, — сказал он приветливо, и Талли пришлось напомнить ему, что они перешли на «ты». — Хорошо, — легко согласился Джим. — Ты разговаривала с Бриджит? Что ты ей сказала? Как она отреагировала?