— Она даже не узнает, когда мы поедем! Довольна?

Они начинают заниматься учёбой в комнате Гуидо, и по началу всё идёт хорошо, спокойно, правильно. Они вместе проходят некоторые темы по истории театра и представлений. Обсуждают цитату Де Мариниса. Ники читает её:

— «Театр — это эфемерное искусство, оно продолжается в движении: театр является символом всех тех смертей, которые ежедневно встречаются на нашем пути. То, кем мы являемся сегодня и о чём сегодня думаем, отличается от того, кем мы были и о чём думали вчера, но это не помогает нам предвидеть то, чем мы будем завтра и о чём при этом будем думать».

Они переглядываются. Ники продолжает читать:

— «Если есть место, где человек никогда не искупается, хотя делает это всегда в той же самой реке, это есть театр». То же самое сказал Гераклит, помнишь?

Гуидо утвердительно кивает. Но эти слова покоряют его. Они оба думают о переменах, о разнице между «вчера» и «сегодня». Гуидо рядом с ней. Очень близко, слишком. Аромат её волос, её улыбка, её губы, произносящие слова из книги, которые почти не движутся. И, смотря на неё, он мечтает о ней, желает её. И эти её руки, которые время от времени переворачивают страницы и нерешительно возвращаются назад. Они замирают в этом положении, с подвешенной между большим и указательным пальцем страницей в середине книги.

— Ты понял?

Гуидо снова слышит её. Всё ещё очарованный, он не отвечает. Вместо этого он наклоняется к ней, закрывает глаза и вдыхает аромат её волос. Ники оборачивается.

— Ты что-нибудь понял? Эй, ты вообще меня слушаешь?

Гуидо больше не может сопротивляться и целует её. Ники удивлена, шокирована, её губы крадёт молодой бесстыдник и смельчак, эта книга по истории послужила посредником и помогла ему украсть этот поцелуй. А Гуидо распаляется, движимый своим желанием, обнимает её и гладит её волосы, плечи и, возможно, слишком быстро, скользит к её груди. Нежно, но решительно Ники быстро высвобождается из его объятий.

— Ты сказал, что мы будем учиться…

— Да, конечно… Я пытался наилучшим образом из всех возможных показать страсть, которую вызвали во мне твои слова…

Она очевидно раздражена. Хотя, честно говоря, что ещё могло произойти, раз ты согласилась поехать к нему? На что ты рассчитывала? Что вдруг перестанешь его волновать? Что он не захочет тебя, не пойдёт дальше? Чего ты ждала? Ты сама заставила его в это поверить, ты вбила ему это в голову, ты приняла такое решение. Вдруг она вспоминает слова Гуидо: «Ты говоришь, что не из-за меня расстроила свою свадьбу?» Она слышит у себя в голове эхо этих слов, и в своём внезапном одиночестве, в тишине они словно бьют её изнутри. Другой на его месте… Да, так и могло произойти. Он не единственный, из-за кого я не выхожу замуж, причина в другом.

Гуидо вторгается в её мысли.

— Ладно, прости меня, я сказал, что мы будем учиться, но не могу. Я мечтаю о твоём поцелуе с того дня в Сатурнии, я не мог дождаться момента, когда снова смогу провести с тобой немного времени, быть с тобой… то есть, просто быть рядом, обнять тебя и почувствовать своей.

— Нет, умоляю, не говори этого.

Гуидо встаёт и нежно обнимает её, искренне и спокойно, без скрытых намерений.

— Я не хочу ссориться, не хочу, чтобы ты отдалялась, ты права. Я веду себя, как ребёнок, когда так делаю, — затем он остраняется от неё и смотрит ей в глаза: — Я обещаю, что попытаюсь быть сдержанным…

Ники смотрит на него, округляя глаза.

— Ты уверен? Оскар Уайльд сказал однажды фразу, честней которой быть не может: «Я сопротивляюсь всему, кроме искушения».

Гуидо улыбается ей.

— Да, он был гением. Но я знаю другую, не менее красивую, фразу Марио Сольдати: «Мы сильны перед сильными искушениями, и слабы перед слабыми». Ладно, хватит на сегодня, — он берёт её за руку. — Пора развлекаться, — он бегом вытаскивает её на улицу.


136

Алессандро захотелось какое-то время провести наедине с собой. Он вернулся домой. Только что налил себе выпить. Бокал Сент Эмильон Гран Крю 2002 года, хотя праздновать, собственно, нечего. Его личный успех в работе — не повод для счастья. Он делает глоток и закусывает его камамбером. Хотя справедливо можно заметить, что, когда ты чего-то добиваешься, то принимаешь это как должное. Вдруг к нему приходит что-то вроде видения. Жизнь — как большая рыболовная сеть из бесчисленного множества фрагментов, а у человека, простого рыбака, всего две руки, так что, если он хватается за одну сторону, то другая падает, поднимет за один край — отпустит другой. Жизнь так сложна и многообразна, что рук не хватает, чтобы заполучить всё и сразу, что-то непременно теряется, а что-то — находится. Нужно выбирать, решать и отказываться. А я? Я счастлив? Что я мог сделать, чтобы не потерять её? Эта мысль вдруг вводит его в ступор. Он что-то слышит. Домофон. Его домофон. Это она. Ники. Она передумала. Хочет извиниться, попросить прощения или просто быть со мной. И я ничего не скажу. Не спрошу, что произошло, почему она ушла, есть ли кто-то в её жизни, в нашей жизни…

— Да? Кто это?

Голос. Только вот не её.

— Синьор Белли?

— Да.

— У меня для Вас посылка.

— Поднимайтесь на верхний этаж.

Посылка. Кто-то подумал обо мне. Что это может быть? А главное — кто мог отправить её? Может быть, она? А почему посылка? Лучшим подарком было бы, если бы она пришла сама… Алессандро открывает дверь, ждёт лифта и, когда двери открываются, он невероятно удивляется. Вот уж не ожидал. Посылка в элегантных руках. Она ещё красивей обычного.

— Раффаэлла… — улыбается он.

— Я не вовремя? — она останавливается в нескольких шагах от него. — Я не хотела создавать тебе проблемы… Вдруг ты не один…

К сожалению, я один, думает Алессандро. Хотелось бы быть с моей «проблемой» по имени Ники, но её здесь нет. Никакой опасности.

— Нет-нет… Я один. Я не узнал тебя по домофону!

— Я специально это сделала, изменила голос, — она снова входит в роль и говорит не своим голосом: — «Синьор Белли, Вам посылка», — а затем смеётся. — Так ты попался, да?

— Ну да, — они не двигаются с места. Через некоторое время это уже становится невежливым. Алессандро понимает это и заставляет себя исправить это как-нибудь. — Какой же я идиот, то есть, невоспитанный идиот… Не хочешь войти?

— Конечно, хочу…

Она входят в квартиру Алессандро и закрывают дверь.

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Я как раз наслаждался вином… Или хочешь чего-нибудь другого? Не знаю, битер, граппа, фруктовый сок, Кока-Кола…

Сам того не желая, он вспоминает, как говорил то же самое Ники, когда пригласил её к себе. Хватит. Алессандро силится прогнать это воспоминание. Я же сказал — хватит.

— Ну как? Что тебе предложить? — он замечает, что задаёт этот вопрос с некоторой нервозностью. Она же здесь не при чём, Алекс, наоборот, она была очень любезной.

— Буду то же, что и ты, спасибо…

Он вздыхает.

— Хочешь кусочек сыра? — спрашивает он затем, немного успокоившись. — Крекер… Ещё что-нибудь… Не знаю…

— Нет-нет, бокала вина будет достаточно.

Они оказываются в гостиной, потягивая вино, а коробка лежит перед ними на низком столике. На Раффаэлле очень красивая шёлковая юбка с бабочками, цветами и волнами. На ней сочетаются фиолетовый, розовый и цвет фуксии, а также светло-голубой, который соединяет изображения, как аккуратный художник, разбавляющий всю картину чем-то светлым. Сверху на ней надета голубая блуза без рукавов с фиолетовым воротничком и такого же цвета пуговицами. Она кладёт ногу на ногу. Какая же у неё прекрасная фигура. И восхитительная улыбка на её губах. Красавица. Настоящая красавица. Весёлая девушка с каштановыми кудрями, которые обрамляют её лицо, утончённый аромат её духов просто сводит с ума. Её глаза прячутся за бокалом.

— Итак, Алекс…

— Говори… — смущённо отвечает он, словно заранее знает, какова тема их разговора. Но он ошибается.

Раффаэлла улыбается.

— Я принесла это тебе… И очень хочу, чтобы ты открыл.

— Ах да, конечно.

Алессандро освобождается от этого момента, берёт коробку и начинает разворачивать. Раффаэлла продолжает пить вино. Она улыбается, зная, что внутри. Он поднимает содержимое обеими руками.

— Ух ты… Как красиво… — он убирает последний кусок упаковки.

— Тебе правда нравится?

— Как ты это сделала? — говорит он, восхищённо глядя на маленькую пластиковую фигурку. Это макет их кампании, прозрачные фотографии животных, которые атакуют и кусают друг друга на переднем плане, а на заднем машина и слоган: «Инстинкт. Любовь. Мотор». Алессандро вертит его в руках, искренне удивлённый. Раффаэлла допивает своё вино.

— О… Это просто. Я распечатала это на компьютере, — она пододвигается к нему. — Но ты ведь не заметил, что внутри.

За главным изображением — пантерой — появляется офис Алессандро и он сам, почёсывающий подбородок и взирающий на листы бумаги перед собой. Он раскрывает от удивления рот.

— Серьёзно, как ты это сделала?

Раффаэлла растягивает губы в улыбке.

— В последнее время у тебя всё время была открыта дверь… А ты ведь знаешь, как я люблю фотографировать. Я фотографировала тебя, пока ты был в раздумьях…

Алессандро представляет себе эти фотографии. На них он вспоминает моменты любви, сомневается, испытывает боль, ведёт бесплодные поиски. Интересно, на скольких из них он думал о Ники.

— А это видел? — Раффаэлла возвращает его к реальности и показывает ему другую сторону макета.

— О… а это ты, — там изображена она в момент, когда кого-то фотографирует. Она появляется из-за колонны, сосредоточившись на камере. — Кто тебя снимал?

— Да я уже и не помню… — смущённо отвечает Раффаэлла.