— Видишь, сколько здесь фотографий? Эта идея появилась у группы фотографов и независимых художников в 1971. Они каждый месяц организовывали здесь персональные выставки… А знаешь, почему это место называется «SoHo»?

— Нет!

— Это название происходит от первых букв South of Houston, Юг Хьюстона, потому что этот район находится на юге Хьюстон-стрит.

Затем ещё одно место. «Merc Bar», написано медным светом на красной кирпичной кладке. Невероятно. Ники и Алессандро входят. Рассеянный свет, музыка на всю громкость, люди улыбаются, чокаются и общаются. Алессандро за руку ведёт Ники через толпу.

— Смотри… Это Маус!

Молодой графический дизайнер подходит к ним. Он улыбается. У него козлиная бородка в стиле Д’Артаньяна, прекрасная улыбка, вьющиеся тёмные волосы, он одет в кожаную куртку, облегающие брюки и ботинки от Church's. Алессандро обнимает друга.

— Сколько лет, сколько зим!

— Я так рад снова видеть тебя! — они всё ещё обнимаются, и Алессандро улыбается ему: — Спасибо за всё, правда…

— Ничего особенного… А почему ты нас не знакомишь? Боишься, что она безнадёжно влюбится в меня?

Ники улыбается. Этот парень хорош. Маус протягивает ей руку.

— Значит, ты и есть та печально известная Ники-ЛаЛуна…

— Это звучит, как имя какого-то мафиози!

Маус смеётся.

— Здесь тебя все так зовут… Ты стала известной в нашем агентстве… Хотя я должен сказать… — он разглядывает её и улыбается Алессандро. — Вживую она намного лучше. Наш Алекс совсем готов…

В глубине зала группа начинает играть «Jazz samba». Серьёзная женщина со светлыми волосами и тёплым голосом поёт, следуя за нотами, которые издаёт саксофон. На фоне слышна бас-гитара. Алессандро, Ники и Маус садятся за свой столик и теряются в нотах исторической темы Чарли Бэрда и прекрасно охлаждённом пиве.


45

Позже. Они болтают. Невероятная гитарная милонга заполняет помещение. Какая-то пара начинает танцевать в центре зала. Их тела очень близко, он поднимает её руку вверх и держит её на уровне их голов, она обвивает его безупречными шагами, которые пересекаются с его. Долгое объятие, немного жёсткое, танцор с правой стороны заходит за спину своей партнёрши, которая поднимает свою левую руку. Он ведёт. Они легко кружатся. Когда смотришь на них, всё кажется таким простым. Ники сжимает руку Алессандро под столом. Они улыбаются друг другу. Маус замечает это и качает головой, тоже улыбаясь.

Немного позже.

— Кажется, мы начинаем испытывать jet lag[5]… Нам пора… Сколько мы должны?

— Даже не шути так, вы же мои гости.

— Тогда спасибо.

Маус поднимается, даёт Ники пройти, берёт её руку и целует.

— Рад знакомству с тобой, и я говорю серьёзно, а не из вежливости.

— И я рада.

Затем он прощается с Алессандро.

— Поговорим завтра, — говорит он и наклоняется над другом, чтобы Ники его не услышала: — В любом случае, всё уже готово…

Алессандро хлопает его по плечу.

— Отлично, спасибо за всё… До завтра.

Они исчезают в глубине зала. И уходят по улицам «SoHo» в направлении отеля.

В своём номере они со смехом чистят зубы, и от этого у них летит изо рта пена, они пытаются разговаривать, но не понимают друг друга, дуя на свои щётки. Затем они споласкивают рты и вытираются, вспоминая сцену, которую видели во время своей прогулки, чьё-то лицо в ресторане или странно одетого человека, с которым они пересеклись на улице. Затем они ложатся в огромную кровать, в которой проведут эту ночь. Ночь ласки со вкусом приключений. На чужом, но мягком матрасе. Ночь лёгких штор, которые покачиваются от ветерка, заходящего через единственное едва открытое окно. Нью-йоркская ночь. Ночь неоновых огней, ночь в вышине, ночь далёкого ночного движения.

Проходят часы. Алессандро вертится в кровати, смотрит на неё. А Ники спит, уставшая, тихая, умиротворённая, и ей снятся кадры этого совершенно неожиданного дня. Она медленно дышит, её губы иногда раскрываются: то она выдувает пузыри, то немного подпрыгивает, то издаёт судорожные вздохи. Интересно, спит ли она вообще. И что ей снится. Она спит. Ники спит, потому что ничего ещё не знает. Алесасндро глубоко вздыхает, он устал, ему бы хотелось погрузиться в сон, но он немного нервничает. Он в ужасном напряжении, и из-за распирающих его эмоций у него не получается заснуть. Что же будет? До какой степени мы можем быть уверены, что наши решения сделают счастливым другого человека? Сохранится ли гармония, что нас соединяет, после того, как я скажу это? Верно ли я истолковал все знаки или обманулся? Иногда даже счастье — такая сложная штука! Сколько сомнений оно вызывает в нас. Хотя достаточно было бы просто слепо верить, плыть по течению, как это делала она все два года рядом со мной. Против всех, вопреки всему. Она мудра. Она невероятна. Алессандро в последний раз смотрит на занавеску, танцующую на ветру. Игривую, весёлую, не знающую усталости. Как бы ему хотелось уметь наслаждаться этой простой лёгкостью!


46

— Значит, вы такие непунктуальные? Я не беру с собой таких людей. А Маус меня уверял… Как обычно, никому нельзя доверять.

Алессандро и Ники стоят у отеля. Ники вздыхает. Клаудио Теодори — бывший итальянский журналист, который вот уже несколько лет работает гидом. Маус часто рассказывал о нём Алесандро, но не говорил, что он такой «застенчивый».

— Ну что? Вы со мной или как? — Клаудио смотрит на них из своего красного Мустанга, почти что его ровесника. — Или вам нужно письменное приглашение?

Алессандро и Ники не нужно просить дважды, и они просто садятся в машину. Клаудио заводит мотор, даже не подождав, пока Алессандро захлопнет за собой дверь.

— Ладно, поехали завтракать.

Алессандро улыбается, стараясь не портить настроение.

— Вообще-то, мы наипунктуальнейшие…

Клаудио бросает на него взгляд, и на его лице вырисовывается улыбочка.

— Почему все используют одно и то же слово? Наипунктуальнейшие… Так не бывает! Человек либо пунктуальный, либо нет. У этого слова нет превосходной степени. Невозможно быть более пунктуальным… чем пунктуальным.

Алессандро смотрит на Ники и сглатывает. Боже мой, кто мог представить себе такое. Будет непросто. Но, несмотря на все ожидания, в конце концов, скромняга Клаудио их удивляет. Он открывает им другой Нью-Йорк, неожиданный, далёкий от обычных фотографий в журналах и сюжетов по телевизору. Не туристический город, а Нью-Йорк, который нельзя просто представить, с которым невозможно познакомиться, если не изучить его под этим углом.

— Неплохо… таким его и рисуют, — комментирует Ники с улыбкой.

Они бродят по Ист-Сайду и Вест-Сайду Манхэттена, пока Клаудио рассказывает им местные легенды, истории о пиратах, о строительстве Бруклинского моста и об урбанистических вмешательствах Роберта Мозеса.

— Ты столько всего знаешь, Клаудио… Давно здесь живёшь? — с любопытством спрашивает его Ники.

— Тут главное — понимать, что нью-йоркцы делятся на тех, кто родился в Нью-Йорке и всех остальных, и я всегда буду принадлежать ко второй категории, неважно, сколько времени я здесь провёл. Я многое узнал об их стиле жизни и перенял его.

— Расскажи нам…

— Например, бранч, который бывает обычно по воскресеньям и соединяет в себе завтрак и обед. Его подают в различных заведениях, открытых в воскресное утро, люди приходят, разговаривают и читают «Нью-Йорк Таймс». В Нью-Йорке очень много кафе, где подают бранч, таких как «Tavern on the Green» или «Mickey Mantle's» рядом с Центральным парком. К тому же, бывают «счастливые часы», в Италии они сейчас тоже в моде, только там всё немного по-другому. Здесь люди работают с девяти утра до пяти вечера и, когда рабочий день заканчивается, они не сразу идут домой, а заглядывают по дороге в какой-нибудь бар, чтобы пропустить по стаканчику. Так вот, в некоторых местах предлагают два напитка по цене одного…

Клаудио возит их по самым неизвестным уголкам, где живут мормоны, в старый секонд-хенд в «SoHo», даже в логово сингальской банды Бронкса, где куча флагов, определяющих его принадлежность, а ещё фотографии и трусы, развешанные словно трофеи более-менее настоящих и древних завоеваний.

— Это мне вдруг напомнило фильм «Воины»…

Клаудио оборачивается.

— Можно поставить памятник тем, кто способен провести здесь больше пяти минут, — очень серьёзно говорит он Алессандро. А потом улыбается: — Я пошутил… Я никогда бы так не поступил. У этих парней совсем нет чувства юмора. Посмотрите туда… — он кивает на что-то вроде огромной прачечной внутри большого склада, на внешних стенах которого виднеются выцветшие граффити, а вокруг дешёвые дома. — Здесь, в Бронксе, мода на лавки-матрёшки, особенно сейчас, во время кризиса…

— Что это значит?

— Эти лавки находятся одна в другой, и таким образом люди экономят на пространстве и арендной плате. Не будем далеко ходить, здесь находится «Hawa Sidibe», малазийская парикмахерская, а внутри неё — прачечная, которую держатель сдал в аренду так, чтобы и он сам мог выполнять свою работу. Пока одежда стирается и сушится, хозяйка стрижёт волосы своим клиентам. Но и это не всё. Если есть возможность, также продают бижутерию, нижнее бельё и всё необходимое. Никто не может позволить себе открыть ещё одну лавку вне этой… Так что, пока женщина ждёт свою одежду из стиральной машины, она занята своими волосами. Неплохо придумано, правда? То же самое и в Джексон Хайтс, в Квинсе. Они делят на всех арендную плату и таким образом оптимизируют оказание услуг… У кого-то есть разрешение на это, а у кого-то и нет…

Наконец, Клаудио снова привозит их в центр Манхэттена.

— Весь мир у ног. Конец экскурсии и шопинга!

— До свидания…

— И спасибо.