А вот Симона, наоборот, сразу стала серьёзной, хотя и знает, что в такие моменты нельзя терять улыбки.

— Дорогая, что ты хочешь этим сказать?

Ники пристально смотрит на неё, пытаясь выяснить, злится ли она.

— Я хочу сказать, что в данный момент нам не придётся тратить все эти деньги, потому что… в общем, потому что мы решили пока не жениться.

У Роберто понемногу отвисает челюсть.

— А, конечно… — говорит он, будто привык к подобным переменам. — Вы решили, что в данный момент так будет лучше…

Ники соглашается лёгким кивком.

— Да…

Симона изучающе рассматривает её. Роберто, в свою очередь, тут же начинает листать бумаги, с одной стороны думая обо всех эти гостях и деньгах, которые он сэкономит, а с другой стороны — обо всём, что уже готово, об уплаченных авансах, в общем, о потерянных деньгах. Но, как ни в чём не бывало, он пытается не зацикливаться на этих мыслях, так как очевидно, что ситуация и без этого напряжённая.

— Итак, вы приняли такое решение…

Потом Симона делает глубокий вздох и решает удовлетворить своё любопытство. Она отлично знает, что так не бывает, чтобы два человека одновременно передумали, особенно если это касается чего-то настолько важного, и если решение было таким сложным.

— Прости, что я спрашиваю, Ники… Это было ваше общее решение? То есть, вы приняли его вместе или это сделал один из вас, которому представилась такая возможность?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ну, скажем так, мне любопытно.

— А что было бы для тебя лучше, мама?

Симона улыбается.

— Ясно, Ники. Ты только что ответила. Если ты счастлива, то и мы тоже… правда, Роберто?

Он смотрит на Симону, потом на Ники, и потом, наконец, снова на свою жену.

— Да-да, конечно, мы счастливы.

Ники встаёт, бежит к ней и обнимает изо всех сил.

— Спасибо, мама. Я тебя очень люблю.

Затем она слегка приобнимает Роберто и убегает в свою комнату.

Роберто потирает свою щёку, всё ещё немного встревоженный.

— Не понимаю… Так всё-таки, это Ники решила не выходить замуж?

Симона вертит кольца на пальцах.

— Да.

— А с чего ты это взяла?

Симона смотрит на него с улыбкой.

— Потому что она ответила мне вопросом на вопрос. Если бы он принял такое решение, она не чувстовала бы себя виноватой и не спрашивала бы, что бы я предпочла, она бы просто взяла и сказала, что так решил он.

— А… — Роберто всё ещё не очень-то уверен, что понял. Но потом ему в голову приходит вопрос ещё проще. Почему бы не задать его жене, которая, видимо, всё понимает? — Дорогая, а как по-твоему, это просто такое решение или за ним что-то есть?

Симона внимательно смотрит на него.

— О чём ты? О чём ты думаешь?

— Не знаю… Они просто поссорились, или здесь замешан кто-то третий?

— Нет, у Ники никого нет.

— Я не её имел в виду.

На этот раз Симона не знает, что ответить.

— В любом случае, проблема не в этом.

Ясна только одна вещь: ей не нравится ложь. Затем она берёт пакет и несёт его в комнату Ники. Стучит в дверь.

— Можно, Ники?

— Да, мам.

Симона входит. Ники лежит на кровати, подняв ноги вверх, опираясь ими о стену.

— Рассказывай.

— Нет, ничего… Это прислали тебе, просто оставлю это здесь, — она кладёт пакет на стол.

— Ага, спасибо…

Симона останавливается на пороге, прежде чем выйти.

— Ты ведь знаешь, что я всегда на твоей стороне, правда? Что бы ни случилось, — Ники улыбается и немного смущается. Её мать всё поняла. — Я буду на твоей стороне всегда и при любых обстоятельствах, — затем, даже не глядя на дочь и не ожидая от неё ответа, Симона покидаёт комнату.

Ники остаётся неподвижной и в тишине на кровати несколько мгновений. Затем резким и быстрым движением опускает ноги. Подходит к столу. Смотрит на пакет. Узнаёт его почерк. Алекс. Ники вертит его в руках. Лёгкий. Она представить не может, что может быть внутри, хотя сейчас она не испытывает даже малейшего любопытства, ей просто хочется плакать. И никто не может ей запретить этого.


123

Последующие дни для Алессандро стали большой пыткой. Огромной пыткой. Ему вдруг стало казаться, что сейчас, как никогда, всё потеряло смысл. Успех, работа, друзья. Вдруг он стал чувствовать себя потерянным в этом городе, в своём городе, в Риме. У него даже впечатление, будто этот город ему незнаком, обычные улицы кажутся ему новыми, им не достаёт цвета; магазины и знаменитые рестораны резко потеряли свой интерес и смысл. Он бесцельно бродит по городу несколько дней, не глядя на часы, не зная, куда идти, без ясной цели, без причины, без необходимости. А внутри у него поёт Баттисти. Он чувствует, будто находится в блендере со всеми этими песнями. «Ощущение лёгкого безумия окрашивает мою душу. Без тебя. Без почвы под ногами. В кармане столько нерастраченных дней. Если только хочешь прожить жизнь, полную света и ароматов… Света, но так ведь не бывает». Он потерян. В этих криках, в ярости, в лопнувшей любви, в физической боли, его сердце разбито, да и дружба тоже, эмоции изуродованы, внутри у него чувство тревоги, его словно поломали и разрезали. Так он себя чувствует. В его голове непрерывно звучит музыка, она разбивает его хрупкую душу этим тонким горем, внезапная слеза катится по его щеке, ему совсем не хочется говорить. Эта сыпучая ночь и неподвижная луна, кажется, знают всё, но ничего не говорят. Проходят дни, освещённые солнцем, которое почти слепит своей идеальной окружностью, своей болезненной дистанцией, своей надоевшей неизменностью. День за днём. Ночь за ночью. Всё ему надоело. Алессандро катается на машине.

«Алло? Нет, Андреа, меня сегодня не будет в офисе». «Алло? Мама? Я хотел сказать тебе кое-что, — молчание и страх вопросов, человеческого любопытства, причин и того процесса, когда всё заканчивается. — Нет, это не просто отсрочка. Остановите всё». Я откладываю это на завтра, какое-то возможное «завтра». Но они настаивают, хотят всё знать: «Но как же это? Есть кто-то третий? У тебя? У неё? Вы поссорились? Я могу что-нибудь сделать? Мне кажется отвратительным звонить ей, а ещё есть её родители. Скажи нам правду, Алекс! Мы можем что-то сделать для тебя? Наш дом всегда открыт. Приходи и расскажи всё, умоляю…»

С другой стороны они испытывают бесконечное любопытство, как будто человеческие дела — это всегда что-то удивительное и неожиданное, во всех проснулось желание копаться, искать, открывать ящики, читать письма, узнавать новости, удивительную правду или драматичные открытия. Все голодны до чужой жизни. А что вы хотите знать? Что, кроме того, что любовь прошла? Она прошла и всё. Любовь прошла? Эта фраза — душераздирающий крик. Услышав её в голове, сердце корчится и тянется, как резинка нелепых возможностей, натянутая, как тетива жестокого лука, готовая отпустить болезненную стрелу, она всё натягивается и натягивается до предела, она готова порваться, как струны расстроенного инструмента, как последнее дыхание старого рокера на его последнем выступлении на бис, последний вскрик старого лебедя. Вот так чувствует себя Алессандро, стоя на коленях, измученный, побеждённый и покалеченный перед красотой и величием его любви к Ники. Только сейчас он понимает, как сильно любил её, только теперь раскаивается в том, что заставил её страдать, отдалился, хоть всего на несколько мгновений, вспоминает эту улыбку на её прекрасном лице. Ему хотелось бы наказать себя за каждую её слезу, ему хочется раскрыться, клонировать себя, создать нового Алекса, невиновного, которому он мог бы дать хлыст и умолять избить себя, чувствовать своей спиной короткие удары, которые окрасят его спину в этот восхитительный красный, такой же, как губы Ники, как можно больше ударов, новых, резких, свирепых и глубоких, которые режут его кожу, таких же идеальных, как она… Как же он скучает по этой улыбке. Ему хотелось бы почувствовать всё это и даже больше. Даже самая худшая физическая боль не сможет сравниться с тем, что сейчас чувствует его сердце. Нелепость этого вакуума, тотальное отсутствие всего, это как дышать в мире без воздуха, как пить из пустого стакана, как прыгать в бассейн без воды, тишина морских глубин, отсутствие любого звука, слова, цвета, радости, счастья, хрупких чувств, будто мир раскололся на две части, вот бы встретить вдруг где-то эту украденную улыбку. Такая горестная пустота внутри Алессандро. Кто лишил меня эмоций, чувств и счастья? Вор, проклятый похититель любви, ты забрал её у меня и спрятал, засунул её в бутылку и выбросил её в самые холодные глубины земли, которая сегодня зовёт меня. Я проживаю день за днём, не замечая солнечного тепла, всё мне наскучило, это болезненная пытка, мне суждено страдать вечно, как осуждённому в кандалах, который даже не видел суда, судей или тех, кто мог бы что-то сказать, объяснить, в чём он виноват, что бы там ни произошло. Нет. Он навсегда останется в своей комнате, наедине со своими мыслями и воспоминаниями, пытясь представить того, кто закрыл его здесь, и в чём его вина… В случае, если она вообще есть. Как в том фильме, жестоком, драматичном и душераздирающем в своём абсурде. «Олд бой», корейский фильм. Невероятная история, которая глубоко его зацепила, самая тёмная. Как будто гигантский осьминог возник из бездны, охватил своими огромными щупальцами корабль бедного спящего изгоя и унёс его с собой вниз, в морскую темноту, а тот даже ничего не понял, просто взял и исчез, как по волшебству. Когда ты испытываешь такие страдания, то перестаёшь верить в существование какого-то бога, в то, что на самом деле есть кто-то среди звёзд, кто сочувствует твоему отчаянию. Ты вдруг вспоминаешь о счастье любви, о том, что ты смог просто прикоснуться к красоте этого рая, и теперь это помогает тебе понять весь ужас того ада, который ты сейчас переживаешь. Алессандро смотрит телевизор. Экстраординарный ведущий, который захватил всеобщее внимание, потеет и задыхается по сценарию, падает на землю, прыгает, пытается подойти к оркестру, затем вдруг останавливается и о чём-то говорит. Но у Алессандро выключен звук. Так что он не слышит ни слова, он может только видеть его губы и читать по глазам. Он кажется уставшим, взгляд — грустный и отражающий страдания. В этот момент Алессандро понимает, что ни слова, ни деньги, ни власть не способны вернуть этот свет, это маленькое и в то же время всеобъемлющее пламя, которое зовётся счастьем. И не существует ни магазина, ни документа, ни рекомендательного письма, которые могли бы вернуть его тебе. Значит, тем ничего определённого. И на другой стороне радуги нет никакого горшочка с золотом. После «The End» в романтических фильмах, после этого прекрасного фильма о любви, после этого страстного поцелуя и перед тем, как всё исчезнет с чудесной музыкой, ничего не остаётся. Ни-че-го. Может быть, даже актёры, сыгравшие роли, ненавидят друг друга! После «Стоп!» режиссёра все перестают разговаривать, закрываются в своих гримёрках и зовут кого-то, чтобы вылить на другого кучу грязи: «Знаешь, что он сделал? Пытался лапать меня, просто свинья, на экране-то он кажется классным парнем, но на самом деле он мерзкий». Или это делает он: «Ты даже не представляешь, как ужасно она целуется! К тому же, изо рта у неё воняет, а тело дряблое. Они должны заплатить мне по двойному тарифу за то, что я сыграл эту сцену с ней».