Алессандро в одиночестве переживает свою боль, как пьяный, хотя и не выпил ни капли. Он пытается придать смысл своей жизни, но в некоторых случаях Васко прав, когда говорит, что, когда страдаешь, тебе не хватает целой жизни. Без любви в ней нет смысла. Без тебя, Ники. И снова эти слова. «В кармане столько нерастраченных дней. Почему же без тебя сейчас я чувствую себя, как пустой сосуд, как выброшенный мусор?» Он ставит песни Баттисти по кругу, ведь только он и Моголь знают, что на самом деле имеет в виду Алессандро, как будто только эти двое знакомы с этой нескончаемой болью, когда теряешь любовь. Он сопротивляется и страдает молча, и живёт так, словно он бык, закованный в цепи, на него давит груз страданий этой жизни, день за днём, на работе, в офисе, смеясь и шутя со всеми, словно ничего не случилось, в толпе людей, на улице, в магазинах, в супермаркете и даже среди друзей, ночью, в этой тишине, единственной, кто с ним рядом. Но он всё равно сопротивляется. Недели идут, а он сопротивляется. Хоть это и кажется ему невозможным. И каждая ночь кажется ему болезненней предыдущей, как будто увеличиваются пространство и время, которые разделяют его от всего, что у него было до этого непредвиденного сбоя, возможно, безвозвратно. Всё кончено? Всё кончено на самом деле? Нет. Не может быть. Жизнь в такой неопределённости ещё больнее. Впечатление, что Алессандро хочет жизнь в сомнениях, не знать, что с ними будет, ему подходит сейчас та фраза, которую они весело говорили друг другу в шутку: «Поживём — увидим». А что теперь? Что теперь нас ждёт? Наверняка, только небытие его тишины. Холодной, циничной, вероломной, злой и счастливой. Это ужасно. Остаётся только эта песня. Orgoglio e dignitá. Гордость и достоинство. До бесконечности. Сопротивляться. «Вдали от телефона, а иначе… знаешь сам».


124

Парк Вилла Памфили освещён ярким солнцем. Множество людей наслаждается прекрасной прогулкой после воскресного обеда. Энрико пихает машинку, а Ингрид смеётся, показывая на малышей, бегающих на некотором расстоянии.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, поворачиваясь.

Анна остановилась, чтобы посмотреть на огромный дуб. Она внимательно его рассматривает.

— Видел, какое красивое дерево? Очень здоровое. Оно мне нравится.

— Ты эколог, да?

— Да, деревья очень важны… Ты знаешь, что они поглощают углерод?

— Я знаю, что летом можно спрятаться в их тени… Что случилось, Ингрид? Осторожней, не перепачкайся, — девочка пытается достать погремушку, упавшую на землю.

Анна подбегает к ним и, оказавшись рядом, нагибается и поднимает её. Протягивает погремушку смеющейся Ингрид. Анна поднимается, и они возвращаются к прогулке, теперь шагая бок о бок.

— С чем связана такая страсть к природе?

— Я обязана этим отцу… он многому меня научил и заставил понять важность любви, понимания и защиты окражющей среды. Мы устраивали долгие прогулки по полям и холмам, ездили по пляжу на велосипедах, в общем, никогда не ездили на машине. Мне всегда было очень весело. Он всё мне объяснял, рассказывал о названиях животных, о мотивах их поведения, почему на деревьях растут листья различной формы, и о много другом… Мой отец был замечательным. Он переехал в Рим в двадцать лет, чтобы работать графическим дизайнером, а потом пошёл дальше.

— А где он жил до этого? — спрашивает её Энрико, поправляя курточку Ингрид.

— В Голландии. Мой отец был голландцем. Поэтому я такая красивая и блондинка! — Анна немного провокационно трясёт своей шевелюрой, но потом не может сдержаться и тут же начинает смеяться. Энрико смотрит на неё. Надо признать, она и правда красивая. Но она уже продолжает разговор. Она тараторит, глядя перед собой. — Да-а-а! Я пошутила… На самом деле, наверное, в том смысле, когда говорят красивая… я не такая. Но уж точно блондинка! В общем, он был великим человеком. Он умер три года назад, и я так скучаю по нему.

Тень грусти вдруг накрывает глаза Анны. Она останавливается и подходит к машинке Ингрид, чтобы поиграть с ней, пытаясь прогнать тяжёлую ностальгию. Энрико снова смотрит на неё. И чувствует внезапную нежность. Ему даже хочется обнять её, чтобы приободрить. Они снова отправляются в путь.

— И самое лучшее наследство, что он мне оставил, — это любовь. Он очень любил мою маму, римлянку. Они были фантастической парой, двумя близкими и подходящими друг другу людьми. Поэтому у меня есть свои мысли по поводу брака. Я не хочу цепляться за кого попало, для меня этот человек должен быть уникальным, а брак мой должен быть настоящим проектом двух людей, которые обожают друг друга и друг другу помогают, которые нравятся друг другу и даже по прошествии многих лет всё время хотят целоваться… как это было у них, они всё время искали друг друга, даже физически… — продложает Анна.

Лёгкий ветерок треплет её волосы, и на лоб падает прядь. Она аккуратно откидывает её и идёт дальше.

— Значит, ты мечтаешь о замужестве? — спрашивает Энрико.

— Я мечтаю о семье. Как только наступит нужный момент, она у меня появится. Но я мечтаю о семье весёлой, настоящей, которая не развалится при первых же трудностях… О семье, состоящей из мужчины и женщины, которые по-настоящему уважают друг друга, которые желают друг другу только добра и не сдаются… вот только я вижу, что чаще всего так не бывает. В наше время пары распадаются при любой проблеме, кажется, будто они вместе, потому что это модно, а не потому, что они на самом деле верят друг другу. И я говорю серьёзно… Ты ведь сам видел, сколько пар расстаётся, прожив вместе совсем недолго? — она вдруг прерывается. Конечно же, он видел. С ним ведь тоже это произошло. — Прости, Энрико, я не хотела…

Он улыбается с некоторой горечью.

— Не волнуйся… ты права… Я тоже так считаю. А потом смотрю по сторонам и вижу среди прочих своих друзей: Флавио, Пьетро и даже Алекса… в их отношениях тоже всё пошло наперекосяк… Наше общество меняется, и, в конце концов, человек должен принять невозможность реализовать свою мечту и соответствовать общепринятым нормам, которые не так красивы и романтичны… «Воздушные замки, построенные без малейших усилий, трудно снести».

Анна смотрит на него.

— Какая красивая фраза…

На несколько мгновений Энрико чувствует себя Пьетро, «человеком-цитатником», которого он столько раз критиковал за использование чужих слов для привлечения внимания.

— Да, только это не я придумал, а Франсуа Мориак… — признаётся он с некотороым стыдом.

Они идут к парковке. Скоро время обеда, и Ингрид уже голодная.

— Останешься с нами на обед? Давай же… Мы могли бы приготовить первое блюдо. У меня есть немного сыра, мясная нарезка и свежий цикорий, которые мы можем замариновать бальзамическим уксусом, если захочешь… — уговаривает Энрико.

Анна улыбается.

— Да, хорошо, мой холодильник совсем пуст… Ты спас меня от голодной смерти!

Чуть позже, у Энрико.

Анна на кухне загружает посуду в посудомоечную машину. Энрико заканчивает убирать со стола. Ингрид заснула на диване. Звонит телефон. Энрико отвечает.

— Алло?

— Слушаю… — Энрико резко замирает. Он сразу же узнал голос. На заднем плане слышны разговоры. Похоже на ресторан. — Камилла…

— Да. Как дела? Как малышка?

— Хорошо, она с няней. Когда ты собираешься повидаться с ней?

— На следующей неделе… Послушай, ты ничего не забыл?

Энрико хмурится. Он не понимает. Быстро пытается вспомнить, что бы это могло быть, но ему ничего не приходит на ум.

— Нет, не думаю. Ты имеешь в виду Ингрид?

— Нет, себя. Вчера был мой день рождения.

— И что?

— Ты ничего мне не сказал… не поздравил меня…

Энрико поражён. Это невозможно. Звонит, когда хочет, да ещё отчитывает меня за то, что я забыл о её дне рождения. Бывают же люди, которые никого не уважают, не осознают своих действий, не понимают, какую боль причинили тому, кого убеждали в своей любви.

— Не думаю, что не было, что праздновать, правда, Камилла… и я совершенно забыл об этом. Я тебе больше скажу: тот факт, что я забыл об этом, как ни странно, заставляет меня чувствовать себя счастливым.

Он бросает трубку, не давая ей времени на ответ. Энрико продолжает удивляться, снова входя на кухню.

— Что с тобой, Энрико? Что случилось? — Анна замечает странное выражение на его лице.

— Ничего… Нелепая проблема, которую нельзя решить… — он снова начинает убираться.

Анна решает не давить, она понимает, что сейчас не время. Энрико ставит бутылку воды в холодильник и смотрит на неё.

— Слушай, Анна, а когда твой день рождения?

Немного удивлённая, она оборачивается.

— В тот день, когда мы встретились с тобой впервые в коридоре… уже столько времени прошло.

Энрико делает быстрые вычисления. Слава богу, не тот же знак зодиака, что у Камиллы.

— Я тебе не рассказала, какой подарок был самым лучшим в тот день… Мне его сделала Ингрид… как только мы закончили собеседование, когда я взяла её на руки…

— И что это было?

— Прекрасная улыбка… Она словно знала, что я праздную.

Энрико улыбается. Я запомню, и в следующем году, надеюсь, что подарю тебе всё, что захочешь.


125

А в другом месте продолжается вечеринка. Ребята танцуют в группах, смеются и пьют. Музыка из колонок диджея — от семидесятых до самой современной. Ники пригласила и Волн. Олли отрывается, как сумасшедшая, прыгает под все песни. Эрика пьет битер и легко двигается, следуя ритму с бокалом в руке. Филиппо подходит к Дилетте со стаканом ананасового сока.

— Милая, держи, свежевыжатый!

Дилетта берёт его и делает глоток.

— М-м-м, как вкусно!

— Вау! Вот это песня, какая классная…

Филиппо начинает танцевать. Понемногу он оказывается в коридоре, где устроили танцопол. Встречает Олли и Ники и присоединяется к ним.