— Пьяцца Арджентина? Но это же очень далеко!

— Да ладно, выйдет неплохая прогулка. Идём?

— Но куда? Ты рассказала о восьми местах за две секунды!

— Окей, тогда пойдём выпьем по молочному коктейлю! Кто последний, тот платит! — И она убегает, красивая, довольная, в своих облегающих брюках, её светло-каштановые волосы, связанные голубой лентой, развеваются на ветру. Её глаза – не то голубые, не то зелёные – просто светятся. Алессандро спокойно стоит на месте, глядя на неё. Улыбается тому, что видит. И вдруг, словно решив оставить всё позади, он уже бежит за ней, как сумасшедший, по виа дель Корсо. Вперёд, только вперёд, потом свернуть направо, к Пантеону, бежать в толпе людей, которые смотрят на него, улыбаются, испытывают любопытство, перестают хотя бы на один короткий момент думать только о своих собственных жизнях. Алессандро бежит позади Ники. Он почти догоняет её. Это похоже на один из тех старых чёрно-белых фильмов, думает Алессандро, вроде «Охранников и воров» с Тото и Альдо Фабрици, когда они бегут по железнодорожным путям. Только Ники ничего у него не украла. И даже не знает, что, на самом деле, наоборот, дарит ему кое-что.

Ники смеётся и временами оглядывается проверить, бежит ли он за ней.

— Эй, я и не думала, что ты в такой форме.

Алессандро, наконец, догоняет её.

— Ты попалась, ура!

Ники немного ускоряется и пытается бежать быстрее. Но Алессандро всегда рядом, в нескольких шагах от неё. Потом он вдруг замедляется, почти останавливается. Ники оборачивается и видит, что он далеко. Спокойно… Но потом её это пугает. Она тоже замедляется. Она останавливается и возвращается. Алессандро шарит но карманам куртки и достаёт телефон.

— Да?

— Алекс? Это Андреа, Андреа Сольдини…

Алессандро пытается немного восстановить дыхание.

— Кто?

— Да ладно, я твой новый менеджер, — и добавляет шёпотом: — Тот, кому ты вчера спас жизнь у себя дома, мы были с русскими…

— Да я знаю, кто ты, может, пора начать понимать, когда я шучу? Так, что такое? Говори.

— Чем ты занят? Ты задыхаешься!

— Именно этим я и занимаюсь. Я глубоко вдыхаю людей, чтобы быть более креативным.

— Что? А, понял. Секс в обеденный перерыв, а?

— Я всё ещё не поел… — ему хотелось добавить: «Да и не помню, как давно занимался сексом». — Что у тебя? Рассказывай.

— Ничего. Я хотел сказать, что просматривая старую рекламу, мне пришла идея сделать что-то из неё. Смонтировать старые ролики. Если бы ты приехал сюда, мы могли бы это обсудить.

— Андреа…

— Да, говори.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я тебя спас.

— Нет, вовсе нет.

— Отлично. Поговорим позже.

— Я могу тебе позвонить, если мне придёт в голову новая идея?

— Если только ты совсем не сможешь сопротивляться этому желанию…

— Окей, шеф, — Андреа вешает трубку.

Совсем не успел, думает Алессандро, сказать ему самое главное – чтобы он никогда не называл меня шефом.

Во время разговора Ники успела оказаться рядом.

— Что случилось?

— Ничего, это звонили из офиса. Как видишь, они не могут обходиться без меня.

— Врёшь. Они зовут тебя шефом и заставляют чувствовать себя важным, так ведь?

— Да, и?

— Помни правило, которое распространяется на всех: мёртвый начальник – лучший начальник.

— Ах, так? Знаешь, что я тебе скажу? Кто последний, тот и оплачивает «подвешенный»! — И, сказав это, Алессандро её обгоняет и бежит как сумасшедший на пьяцца Арджентина.

— Эй, но так ведь нечестно! Я вернулась посмотреть, в порядке ли ты!

— А кто тебя просил?! — Алессандро смеётся и продолжает бежать.

— Эй, а что значит «подвешенный»?

— Я тебе объясню, когда будем на месте, сейчас мне нужно всё моё дыхание, чтобы победить, — Алессандро ускоряется, быстро пробегает руины Пантеона, потом пробегает площадь, бежит мимо отеля, всё время прямо.

Снова звонит телефон. Алессандро замедляется, но не останавливается. Достаёт телефон из куртки. Смотрит на экран и не может поверить своим глазам. Оборачивается на Ники, которая приближается к нему.

— Так это ты мне звонишь!

— Конечно, на войне как на войне. Всё честно. Ты заставил меня вернуться назад, а потом коварно обогнал, разве нет? Кто уделяет много времени телефону, от телефона и умрёт!

— Да, но я не попался в ловушку. Ведь ты и была тем, кто заставил меня сохранить твой номер!

— Вот видишь? Поэтому и нельзя быть хорошим человеком! — всё это время они продолжают бежать. — Ну, расскажи мне эту историю о «подвешенном», если не расскажешь, я не буду платить!

— Это мы решим на месте... Если не заплатишь, то это будет нечестно.

И они бегут дальше, один за другим, пока не вбегают в «Паскуччи».


21

— Первый! — Алессандро облокачивается о стеклянную витрину.

— Конечно, ты ведь обдурил меня, обманщик!

— А ты не умеешь проигрывать!

Они оба стоят в дверях, нагнувшись друг к другу, пытаясь отдышаться.

— В любом случае, это было неплохо, да?

— Да, а я ведь всё время играю в волейбол. Я думала, что с легкостью смогу обогнать тебя, в противном случае, я не бросила бы тебе вызов.

Алессандро поднимается, дыша открытым ртом.

— Сожалею, но у меня дома беговая дорожка. Двадцать минут каждое утро... А напротив – экран, имитирующий леса и горы, пейзажи, помогающие держать себя в форме, а прежде всего – побеждать таких, как ты.

— Да-да. Если повторим, то ты проиграешь.

— Конечно, сейчас, когда ты знаешь, что я занимаюсь только по двадцать минут, у тебя есть преимущество. Секрет любой победы состоит в том, чтобы не переигрывать. Нужно уметь остановиться в подходящий момент. Каждый в мире – хороший игрок, но мало кто умеет быть хорошим победителем.

— Ты придумал эту фразу?

— Не знаю, мне нужно это решить. Но я не помню, чтобы крал её у кого-то.

— Знаешь, теперь она кажется мне полной фигнёй!

— Что такое? Если кто-то другой скажет эту фразу, то она поменяет значение?

— Зависит от того, кто этот другой.

— Извините… — пара иностранцев вежливо просит их немного разойтись – они не могут войти внутрь.

— Oh, certainly, sorry… — говорит Алессандро, отходя на шаг.

— Конечно, с твоей беговой дорожкой и грязными трюками ты меня обогнал, но по-английски я говорю лучше тебя! Ты мог бы нанять меня в качестве специалиста по международным связям.

Алессандро улыбается, открывает стеклянную дверь, ждёт, пока она войдёт, и закрывает за собой.

— Знаешь, что мы говорили, когда заканчивали футбольный матч и начинали его обсуждать?.. Кто выигрывает – празднует, кто проигрывает – оправдывается.

— Да, хорошо, я тебя поняла: я должна платить. Я согласна. Я всегда расплачиваюсь, если проигрываю пари.

— Отлично, тогда сегодня платит она. Я буду большую порцию, с лесными ягодами.

Ники же изучает меню.

— А мне с киви и клубникой. Так что с этой историей о «подвешенном»?

— Ах, да. Ладно, раз уж ты о ней не знаешь, то если хочешь – можешь не платить. Было бы даже справедливо, если бы ты этого делать не стала.

— Сначала ты мне расскажи, а там я решу, платить или нет.

— О, надо видеть, как тебя это задевает… проиграла и теперь готова укусить!

Ники пытается ударить его, но Алессандро быстро отскакивает от неё.

— Ладно, ладно, хватит. Я объясню тебе, что значит «подвешенный». Это произошло от неаполитанской традиции. Неаполитанцы щедры во всём, и когда они приходят в бар, то кроме своего заказа, они оплачивают кофе того, кто входит в бар после них. И есть даже кафе «подвешенных», для тех, кто не может заплатить за себя.

— Круто, мне нравится. А что, если бармен притворяется? Берёт деньги с предыдущего, а следующему, кто входит, который хочет лишь кофе, ничего не говорит и с него тоже берёт деньги?

— «Подвешенность» строится на доверии. Я заплачу, бармен возьмёт деньги, и это будет безоговорочным обещанием, что всё честно. Я должен доверять хозяину бара. Это немного похоже на eBay, когда ты сначала оплачиваешь заказ и можешь быть уверен, что позже его тебе обязательно пришлют.

— Но в баре ты не сможешь потом оставить свои комментарии и оценку!

— Ну, я думаю, что в баре всё очень просто, платишь только за кофе и всё. Было бы хорошо, если бы можно было доверять незнакомцам в более серьёзных вещах. Иногда у нас не получается доверять даже тем, кто всегда был рядом…

Ники смотрит на него и по тону его голоса догадывается, что он говорит о чём-то глубоком и сам сейчас где-то далеко.

— Мне ты можешь доверять.

Алессандро улыбается.

— Конечно! Максимум, чего я могу лишиться, так это своей машины!

— Нет, максимум, что ты можешь потерять, – это страх.

— Что?

— Потому я заставлю тебя вновь поверить во всё то, во что ты перестал верить.

И вдруг всё вокруг замирает, остаются только взгляды, в которых переплетается всё: улыбки, аллюзии, что-то неизвестное, любопытство и веселье; мгновенное решение – перейти или нет на ту маленькую тропинку, что ведёт от главной дороги в лес. Но иногда это – самое прекрасное, даже больше, чем любая фантазия. И тут в их мысли вторгается пронзительный голос.

— Ваши коктейли: для синьорины – киви и клубника, для Вас – лесные ягоды.

Ники берёт свой. Она начинает пить его через соломинку, озорно глядя на Алессандро своим чистым взглядом, глубоким и прозрачным, ни о чём не думая. Потом перестаёт пить.