— Да?

— Ты не думаешь, что женился на мне именно поэтому?

— Честно говоря, я иногда спрашиваю себя, по какой причине сделал это двадцать лет назад.

— Ты сожалеешь?

— Да нет, но… — он смотрит на неё с подозрением, — возможно, ты дала мне выпить какое-то зелье, что я попросил тебя пуститься со мной в это прекрасное и тревожное приключение? Если нет, то это необъяснимо.

— Я тебя ненавижу. Я обиделась. И завтра мы пойдём с Ники по магазинам. Вовсе не ради разговоров, а за покупками. И это правда. И долг на кредитке будет таким огромным, что тебе придётся сбежать с директором банка.

— Ага, как те двое в «Горбатой горе».

— Да, только вы двое скроетесь не в Вайоминге, а максимум в Пескассероли, где и погрязнете в долгах.

— Кажется, я должен сделать запись, ведь это экономический шантаж. Ладно, хорошо, я скажу это. Я знаю, почему женился на тебе, — Роберто поворачивается, смотрит на неё и молчит несколько мгновений, чтобы заинтриговать, потом улыбается ей.

— Так что это? Ты заставляешь меня нервничать.

— Это очень просто. Глагол в трёх временах.

— Что? Я не понимаю.

— Я любил тебя. Я люблю тебя. Я буду тебя любить.

Симона улыбается ему.

— Ладно, ты прощён. Но за этим последует наказание: подарить Ники кредитку.

— Любовь моя, — Роберто обнимает её, — не нужно так низко падать. — Он её целует. — Так что же случилось? Ты мне так и не рассказала. Вы гуляли с Ники, потратили все деньги, а потом? Что она тебе рассказала?

— Она рассказала мне о мальчике.

— Боже мой, что случилось?

— Ах… Я только что узнала, что Ники встречалась с парнем и уже рассталась с ним.

— И как же она? Это он её бросил? В таких случаях падает самооценка.

— Нет, она рассталась с ним.

— Слава богу. Я хочу сказать, что мне жаль, но лучше, если бы именно она приняла решение. Но ты мне не рассказала всего, что ещё случилось? То есть, должен ли я волноваться, есть ли у меня другие причины переживать за неё?

— Она не очень-то открылась. В любом случае, думаю, это был её первый парень. И что её первый раз был с ним…

— Ты уверена?

— Я пыталась расспросить её подробнее, но мне показалось, что ей неприятно говорить о нём, и я не хотела быть слишком напористой.

— Извини, но если «это» случилось на самом деле, я не понимаю. Прямо после того, как случилось что-то настолько важное… Они расстаются?

— Мне кажется, что «это» произошло ещё в прошлом году.

— В прошлом году? Но тогда Ники было…

Роберто делает подсчёты в уме, но Симона его опережает:

— Шестнадцать лет.

— Шестнадцать, чёрт возьми, шестнадцать лет…

— В шестнадцать некоторые всё ещё играют в куклы, но не в Барби, как раньше. Теперь у них Братц. Кто-то читает Witch. Другие уже в Америке. Кто-то ведёт дурацкий блог в интернете, выбрасывает вещи, покупает iPod. Другие убивают своих родителей. А последние – влюбляются и, естественно, занимаются любовью. Нам повезло, что Ники относится к последним.

— Отлично, я рад, что могу причислить себя к счастливчикам.

Роберто открывает книгу и возвращается к чтению. Возвращается к последней прочитанной фразе: «Если я могу сказать другому человеку «Я люблю тебя», то я должен иметь в виду «я люблю весь твой внутренний мир, люблю весь окружающий тебя мир, в тебе я люблю и себя самого». Ему вдруг начинает казаться это очень понятным.

Симона тоже берёт свою книгу со столика. «Любовь и тьма» Исабель Альенде. Но оба они думают совсем о другом. В их комнате странная тишина, такая напряжённая, что лучше всего её нарушить. Роберто кладёт на живот открытую книгу страницами вниз.

— Дорогая, я могу тебя кое о чём попросить?

Симона кладёт закладку между страниц, чтобы не забыть, где закончила читать.

— Конечно, говори.

— Есть такая вероятность, что Ники ещё ни с кем не спала?

— Очень небольшая, но…

— Ладно, но когда ты будешь абсолютно в этом уверена, ты мне скажешь?

— Конечно же, да.

— Я думаю, в «Любовной истории Ники» будет много серий. И надеюсь, что они не будут грустными, а будут наполнены счастливыми моментами, смехом, радостью, детьми, успехами.

Симона чувствует себя подавленной.

— Я тоже хотела бы этого. Но прежде всего я надеюсь, что она нас подготовит ко всему.

Роберто улыбается ей.

— Мы будем готовы. Мы уже готовы. И ты прекрасная мать. Единственное, о чём я тебя прошу, – если тебе есть, что рассказать мне, говори это без таких долгих пауз. Иначе это и в самом деле становится похожим на триллер.

— Отлично! Я объясню тебе это, как в рекламе по телевизору! — Симона ещё не знает, насколько верно подобрана эта фраза.

Они начинают смеяться, а потом возвращаются каждый в свою книгу. Потом Роберто поднимает ногу и кладёт на неё, он хочет её чувствовать. Хочет чувствовать её тепло. И прежде всего не хочет потерять её, во имя этого глагола в трёх временах.


27

Доброе утро, мир. Я слушаю радио на всей громкости. Песня Мины. Я бы хотела посвятить её Фабио, когда мы с ним впервые встретились глазами. Да-да, она очень подходящая. «Я должна сказать тебе, что ты мне не нравишься, у тебя такая широкая спина, гораздо больше, чем я сама, я должна сказать тебе, что в твоих усах прячется улыбка, и что в тебе я вижу солнце, а ещё должна сказать тебе, что нет в тебе…» Вот именно. Нет. И когда чего-то нет, то этого… просто нет. Нет.

Знаешь, что я сделаю? Сегодня утром мне хочется съесть две чашки хлопьев с шоколадом. Чёрт. Мама должна меня подвезти. Вот отстой. У меня нет скутера. Всё равно он был приятный. Жаль только, что разбил Миллу. Но он правда был милый. Такой обеспокоенный. Конечно, ведь у него вмятина на машине! У него немного… да, слишком развито чувство собственности. И ещё… немного устаревшие взгляды. Но он сильный. Да, я ему позвоню. Мне хочется… нового воздуха.


— Ребята, я скажу вам только одно: я не хочу уезжать из Рима.

Андреа Сольдини и остальные встречают его с улыбками на лицах, словно не виделись долгое время.

— Так что мы должны победить. Давайте, объясните мне, в каком направлении мы движемся.

Все говорят в один момент. Начинают показывать ему старую рекламу, маленькие фотографии, публикации из семидесятых, американскую и даже японскую рекламу. Весь мир вертится вокруг обычной карамели.

— Мы должны суметь привлечь молодёжь, но и взрослых тоже…

— Да! Должно быть смешно, но и серьёзно одновременно… Качественно, но и популярно, двусмысленно, но и конкретно.

— Это должна быть просто карамель.

Все поворачиваются к Андреа Сольдини.

После этой последней фразы Дарио качает головой.

— Старший помощник креативного директора… Это правда, он просто гений.

Он посылает улыбку Алессандро, но старается это скрыть.

— Так, ладно, ребята, серьёзно. Я всегда мечтал о команде, которая сможет копать глубже. Чтобы мне не приходилось никого контролировать, но я бы всегда знал, что здесь происходит. В общем, теперь работаем так, словно между нами тоже соревнование.

Алессандро вдруг останавливается. Андреа Сольдини смотрит на Дарио и улыбается ему, словно говоря: «Слышишь, что он говорит? Да-да… Ты ещё не сделал ничего хорошего». Дарио не верит своим глазам, снова качает головой, и, в конце концов, он вынужден рассмеяться вслух и принять этот вызов.

— Окей, окей, давайте работать. Андреа… нужно немного упорядочить всё, что у нас есть.

Андреа улыбается и подходит к большой доске, на которой начинает рисовать линии и наброски со всем, что они нашли о карамели, не забывая о временах и странах.

— Итак, самый красивый образ, который приходит на ум, – это французские конфеты. Логотип? Один американец, очевидно, имея в виду карамель, сделал что-то наподобие знаменитого вьетнамского плаката.

Он продолжает говорить, объясняя невероятную культуру, которая целыми десятилетиями строилась вокруг разнообразных конфет. Алессандро внимательно и с любопытством слушает его, в то же время не переставая смотреть на свой телефон. Каждый раз, увидев, что ему не пришло ни одного сообщения, он посылает мобильнику меланхоличную улыбку. Вдруг ему приходит на ум одна мысль, сладкая, как конфета. Позвонить бы Элене. Он улыбается, слушает и смотрит, не видя ничего, в то время как Андреа продолжает рисовать на доске. Ничего себе, этот парень очень упорный. Он смотрит на остальных, которые делают заметки и выслушивают его объяснения, записывают всё в записные книжки, время от времени вставляя свои комментарии по теме. Джорджия рисует логотип, Микела придумывает какие-то фразы и слоганы, подчёркивая иногда то, что ей кажется действительно правильным или что может помочь в дальнейшем. Мы все в плену мозгового штурма, думает Алессандро, и я очень хочу остаться в Риме.

Андреа Сольдини проводит длинную синюю линию подо всем написанным.

— Вот и всё! Мне кажется, что это – наиболее интересный материал из всего, что мы нашли, и над этим мы и должны работать. Алекс, у тебя есть какое-нибудь предложение, особое пожелание, идея, в каком направлении нам двигаться? Мы всё разобрали. Если тебе есть, что сказать, то мы, твои верные воины, солдаты, слуги…

— Может, лучше сказать «друзья» или «коллеги».

— Да? Ладно… давай, любая идея, которая у тебя есть... Мы последуем за тобой.

Алессандро улыбается, потягивается и кладёт руки на стол.

— Мне жаль вас разочаровывать. Мне очень понравилась вся работа, что вы проделали, но прямо сейчас у меня самого нет никаких идей. Я не знаю, куда двигаться, в каком направлении.