— Привет, малыш! — от его бодрого голоса я тут же проснулась. — Как дела?

И даже не захотелось послать в задницу. Знаю, что дела у нас общие и важные. Поэтому он и спрашивает.

Не приличия ради.

— Привет. Ужасно. Меня во сне обнимал сногсшибательный сероглазый мужчина, а ты все испортил.

— Да? И что это за негодяй, который лапает мою женщину, пока я вкалываю изо всех сил?

— Красавец! Большие глаза, наглая улыбка, неугомонный член. Ммм… не мужчина, а сказка, — потравливала я его.

— Передай, что из всего этого комплекта красоты у него останется только одинокий подбитый глаз.

Я не могла не рассмеяться над возникшей перед глазами картиной изувеченного кастрата.

— Я соскучился, — серьезно проговорил Крис.

— Когда ты возвращаешься?

— А ты меня ждешь?

— Что за привычка отвечать на вопрос вопросом? Да, жду!

— Ну? Ну, говори же…

Я знала, что он имеет ввиду.

— Два дня задержки. Кажется есть, Крис, — смущенно выдавила я.

Он громко выдохнул.

— А тест?

— Боюсь. Вдруг опять отрицательный.

— Ох, Софи. Ну что за детские страхи? Я обязательно должен приехать и заставить тебя пописать на палочку?

— Да, должен, — капризничала я, провоцируя его на смех.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спать хочу.

— Спи, малыш. Разбужу тебя вечером, барабаня в дверь.

— Ты приедешь сегодня? — я аж взвизгнула от радости.

— Да. С Невадой покончено. Остальное в студии доснимем. Я буду голодный и потенциально опасный для тебя, детка. Целую. До связи, — он отключился.

Я с трудом уснула и встала раньше обычного.

Во мне играло томное предвкушение встречи. Волнительное предвкушение, словно пузырьки шампанского, на кончике языка. Я вспомнила свою наивную надежду двухгодичной давности: как ждала его в Москве, как боялась ждать, боялась поверить.

Сегодня страха не было. Я знала, что он приедет. Знала, что будет со мной. Моим. Сегодня. И завтра тоже. Даже через неделю.

А потом? Я не хотела об этом думать. Было приятно смаковать грядущую радость его возвращения, не омрачая ее туманными перспективами.

Решив побаловать Криса и поностальгировать самой, я отправилась на кухню. Надоела еда из коробок. Хотелось борща и пельменей. В итоге я протопталась у плиты до самого вечера.

Звонок. Я рванула к двери, но тут же одернула себя. Вздохнув, успокоилась, открыла. Пронзительный взгляд, стремительные объятия и требовательный поцелуй. Руки обвили его шею.

— Привет, малыш.

Улыбка до ушей и нескончаемые поцелуйчики в лоб, нос, щеки, губы, волосы.

— Привет.

Я уткнулась носом в его шею, вдыхая запах пота, перемешанный с дымом сигарет, парфюма и усталости.

— Устал? Голодный?

— Как черт. Накормишь?

Крис скинул с себя куртку.

— Топай в душ, замарашка.

Не удержалась, шлепнула пониже спины. Звездная задница — моя слабость.

— Прекрати бить мои нежные места! Это может плохо кончиться.

— Верно, твоя задница — первая проблема для моей нежности: все время укусить хочется, — усмехнувшись я пошла на кухню.

За спиной раздался возмущенный рык.

— Не рычи, кролик.

Спустя полчаса Крис появился на кухне, босой, с голым торсом, в пижамных штанах, низко сидящих на бедрах. Я тут же забыла о еде, почувствовав голод иного рода.

Но… Человек же голодный. Господи, надо сначала накормить.

— Садись.

Я поставила перед ним тарелку. Крис послушно устроился на стуле, заулыбался.

— Я помню эти вкусные штучки, малыш. Ты для меня? Для нас? Как в Москве? Черт…

Мне осталось только покивать, чтобы не разреветься от его трогательной сбивчивой речи.

Объевшись, мы валялись на кровати. То просто смотрели друг на друга, то улыбались, как дураки, то хихикали.

Новый параграф в наших отношениях — наслаждаться близостью, не прикасаясь друг к другу. Сексуальное напряжение было почти осязаемо, и я чувствовала, что Кристоферу, как и мне, трудно сдерживаться. Но грань так хрупка, что легким касанием пальцев можно было все разрушить.

Совсем не хотелось, чтобы над душевным комфортом взяла верх обычная похоть. Зная тела друг друга наизусть, мы продолжали блуждать в потёмках душ. Я бы все на свете отдала, чтобы узнать, о чем он думает и что его тревожит, что он любит и что ненавидит. Я хотела знать, кто он, мужчина, которого я люблю.

— Какой ты была в детстве? — спросил Кристофер.

— Абсолютно чокнутой. — смеялась я.

— Сорванцом?

— Скорее — ходячей катастрофой. На мне живого места не было от синяков и ссадин. Все время проводила с пацанами. Мой учитель звал меня мальчик Соня. И до сих пор с мужчинами комфортней. Не знаю, почему. Баб не люблю, — к концу моей речи Крис ржал, как ненормальный.

— Кошмар, Софи. Я думал, ты тихоня.

Я фыркнула. Кого он обманывал? Тихоня, ага.

— А ты…Каким был ты? — я грамотно перевела тему на него.

— Все банально и скучно. Я был пай-мальчиком, вечно за фортепиано и с книгой на носу — такой скромный и домашний маменькин сынок. Мои сестрички использовали меня как куклу: наряжали, цепляли бантики и красили глаза.

— Серьезно? Это правда?

Я помнила, что он говорил об этому в интервью. Думала — врет.

Оказалось, правда.

Крис рассказывал, как над ним издевались Ники и Виктория. Я старалась не смеяться, но сдержаться не было сил. Потом он признался, что мама уговорила отца не давить на него, когда настал черед определяться с профессией. Именно Маргарет устроила ему первые пробы. Он прошел кастинг, сыграл в эпизоде. Роль в этом же фильме получил его друг по актёрской студии Келлан Соммерс. Когда они пришли на премьеру, оказалось, что эпизод с Крисом вырезали, а Келлана показали в полной версии. Мэйсон тогда его почти возненавидел. Правда, потом он урвал роль в «Гарри Поттере».

И понеслась…

А Кэл еще долго не мог пробиться в большое кино. Криса это радовало даже больше, чем собственный успех. А сейчас они почти на равных. Оба снялись в «Зомби». Оба имели толпу фанаток. Оба неприлично красивы и в той же степени богаты.

Я почти уснула, когда Кристофер тихо спросил:

— Софи, я нашел у тебя на кровати мужские трусы.

— Ах да, — усмехнулась я сквозь сон, — Это для того сероглазого красавчика из моих снов.

— Вот гад. Я так и знал. А что означает надпись на трусах? Это по-русски?

— Там написано, что ты красавчик.

— Все-таки я? Что-то не разглядел своих инициалов, — прыснул Крис.

— А чьи трусы — тот и красавчик.

На этом я моменте я отключилась.


Крис

Я проснулся от какого-то странного звука. Софи не было в постели. Звук исчез. Наверное почудилось. Я встал, пошел на кухню попить воды, а заодно поискать там хозяйку. По дороге услышал шорох в ванной.

И опять этот звук!

Я дёрнул ручку. Заперто.

— Софи, детка, ты там?

Вместо ответа я услышал её всхлипы — тот самый звук, только громче.

— Ты плачешь? Пожалуйста, впусти меня.

Я начал ломится в закрытую дверь с энтузиазмом маньяка.

— Нет! Уходи! Оставь меня в покое!

Паршивые дела, у неё истерика.

Я уже слышал это полуплач-полусмех.

В Москве. И тогда она тоже заперлась в ванной, а я сходил с ума.

Но ведь сейчас все хорошо. Все было просто прекрасно.

Что могло измениться за одну ночь?

— У тебя болит что-нибудь?

Из-за двери послышался злобный смех:

— Живот болит, потому что я, мать твою, не беременна. Не беременна, Крис! Опять! Я просто пустышка.

Слова отлетали эхом от кафельных стен и били по моему слабому месту — по моей девочке.

Дерьмо, это выше моих сил.

— Софи, прекрати! Ну начались у тебя месячные, что за трагедия?

Я перестал мучить дверь, понимая, что она не откроет.

— Без трагедий. Банальная драма. Уйди, Кристофер. Ничего не выйдет. Просто уйди прямо сейчас, — она выдавливала из себя слова, заикаясь и всхлипывая.

— Никуда я не уйду, — отрезал я.

Жуткая догадка обожгла разум.

— Откуда такие мысли? Ты была у врача?

Меня заколотило. Неужели выкидыш не прошел даром? Неужели из-за этого опять не вышло? Неужели я так виноват, что нет ни одного шанса все поправить?

— Была… — пискнула Софи.

Я стукнулся головой об дверь.

— Ты когда-нибудь научишься выдавать мне информацию в свежем виде? Что врач сказал? Что-то не так?

Услышал, как она опять всхлипывает, одновременно хихикая.

— Все так. Сказал, что надо п-п-пытаться.

— Черт, ну и почему ты меня гонишь? — камень с души свалился, — Все получится. Подожди немного и…

— Ахахахаха. Подождать? Чего? Когда тебе наскучит со мной развлекаться? Когда ты пошлешь к черту чувство вины и свалишь к своим силиконовым мочалкам?

Вот он — момент истины — платёж по старому счету. Всё шло к этому. Прошлое не отпустит нас, пока мы не отпустим его.

Софи держалась крепко. Да и я абстрагировался от событий двухгодичной давности с переменным успехом.

— С чего ты это взяла?

— С того поцелуя с телкой на крыльце дома твоих родителей.

— Все не так. Это не то, что ты думаешь… — я нес какую-то пургу, мялся.

Ну а что же это, если не то? Оно самое.

— Ой, я тебя умоляю, Крис. О чем тут еще думать? Или ты ей премию натурой выписывал? — гавкающий истерический смех.

Сарказм бил меня больнее банального: ты блудливый кобель.