Я повернулась и хотела было войти в аудиторию, но Кеннеди меня окликнул:

— Жаклин… мне жаль, что так получилось.

Я кивнула. Только память о том, что нас когда-то связывало, заставила меня принять от Кеннеди эти слова. Эрин была права: извинения хороши, когда они своевременны.

Лекция уже началась. Я проскользнула на свое место, ответив Бенджи на его приветственную улыбку, и мысленно поздравила себя с тем, что оказалась такой живучей. Я пережила разрыв с Кеннеди. Пережила то, что пытался сделать со мной Бак, — причем дважды. И если Лукас не сможет или не захочет вверить мне свои тайны, я это тоже переживу.

* * *

Деревья незаметно сбросили листья и теперь стояли совсем голые. Эта метаморфоза всегда происходила здесь очень резко, а не медленно и красочно, как в более северных штатах. К тому же в последнее время я была слишком занята другими мыслями и переживаниями, чтобы созерцать картины осенней природы. Поэтому мне казалось, будто еще вчера листва была густой и зеленой, а сегодня от нее вдруг почти ничего не осталось, если не считать потемневших сухих кучек под лестницами и возле заборов.

Ненадолго возвратившиеся теплые деньки закончились. Мы с Лукасом кутались в пальто. Шарф, дважды обмотанный вокруг шеи, закрывал мне пол-лица. Я выдохнула в мягкую шерстяную ткань: теплый воздух согрел ее всего на пару секунд. Лукас натянул шапку на уши.

— Хочешь, я пойду с тобой сегодня в полицейский участок? Могу договориться, чтобы в «Старбаксе» меня кто-нибудь подменил.

Я попыталась повернуть к нему голову, но не смогла из-за шарфа.

— Нет. Приехали родители Минди. Они проследят, чтобы с нами обеими все было в порядке. Они даже предлагали забронировать для меня номер в гостинице. Минди они всю эту неделю будут держать при себе, а сразу после экзаменов увезут прямиком домой. Отец перевозит ее вещи из общежития: Эрин говорит, что, может быть, насовсем.

Лукас нахмурился:

— Боюсь, общага здесь ни при чем. Это могло произойти где угодно.

— Может, они это поймут, когда оправятся от потрясения. А может, даже тогда Минди все равно не захочет сюда возвращаться.

— Что ж, ее можно понять, — пробормотал Лукас, глядя прямо перед собой.

Дальше мы шагали молча, пока не дошли до небольшого здания, где проходили занятия по испанскому.

— Я бы и в этот раз с удовольствием прогуляла, но сегодня мы сдаем устные задания, которые считаются частью экзамена.

Лукас улыбнулся и протянул руку, чтобы убрать наглую прядку волос, которая постоянно клеилась к моей губе. Сама я этого сделать не могла, потому что была в перчатках. Я заметила, что указательный палец у него слегка сероватый, значит на лекции он, как всегда, рисовал.

— Я бы хотел с тобой увидеться, прежде чем уеду домой. Где-нибудь, кроме субботнего занятия конечно.

Его палец скользнул по моей щеке, нырнул под шарф и забрался под подбородок. Сердце у меня упало: я уже должна была бы привыкнуть к таким бессловесным расставаниям, и все-таки это «прощай», которое сейчас было написано в глазах Лукаса, застало меня врасплох.

— Сегодня вечером я сдаю специальность, в субботу — ансамбль, а в пятницу концерт, на котором обязательно нужно быть. Могу выкроить время завтра, если хочешь.

Он кивнул и посмотрел мне в глаза так, будто собирался меня поцеловать:

— Хочу. — Вокруг нас еще вовсю суетились студенты, значит на этот раз я пока не опоздала на занятие. Лукас снова натянул мне шарф на подбородок и улыбнулся. — Ты похожа на недоделанную мумию. Как будто тот, кто тебя обматывал, вдруг отвлекся, а потом забыл закончить.

На лице Лукаса редко можно было увидеть открытую улыбку. Гораздо чаще он лишь слегка приподнимал уголки рта — если не хмурился и не пронзал собеседника мрачным взором, — поэтому теперь у меня от неожиданности перехватило дыхание. Я тоже улыбнулась. Из-за шарфа Лукас не видел моего рта, зато он не мог не заметить, что возле моих синеватых глаз, так же как и вокруг его серо-голубых, нарисовались маленькие морщинки.

— Может, я дала ему кулаком по физиономии и расквасила нос, чтобы перестал надо мной издеваться?

Лукас мягко рассмеялся. Глядя на его теплую улыбку, я потянулась к нему, как растение к солнцу.

— Любишь давать людям кулаком по физиономии, да?

— Не до такой степени, как Эрин любит всевозможные удары в пах.

Он снова рассмеялся и поцеловал меня в лоб. Я быстро пошла к зданию, то и дело оглядываясь. Улыбка на лице Лукаса становилась все бледнее, и мне показалось, я многое бы отдала, чтобы ее вернуть.

— Напиши, как у вас все пройдет в полиции.

Я кивнула:

— Хорошо.

* * *

В среду вечером я ввела имя Лукаса в строку поиска, не будучи уверенной, удастся ли что-нибудь найти. Думала, может, отыщу объявление о смерти его матери и оно меня куда-нибудь выведет. Такое объявление действительно нашлось, но, как и большинство некрологов, оно не раскрывало обстоятельств трагедии. Не было даже приписки: «Вместо цветов просим вас отправлять пожертвования в фонд помощи больным…» — которая содержала бы название недуга, унесшего жизнь молодой матери. Тогда я, совершенно ни на что не рассчитывая, просто пробила имя женщины — Розмари Лукас Максфилд. Как ни странно, поисковик выдал мне множество статей восьмилетней давности. От их заглавий мне стало не по себе. Я кликнула на одно из них. Сердце у меня заколотилось так сильно, что я вздрагивала от каждого удара. Мне очень хотелось, чтобы это оказалась статья о гибели чьей-то чужой матери. Какого-то человека, которого я не знаю.

УБИЙСТВО В ЖИЛОМ КВАРТАЛЕ: НАЙДЕНО ДВА ТРУПА

Выяснились ужасающие обстоятельства трагедии, разыгравшейся в минувший вторник. Полиции удалось установить, что около четырех часов утра местный рабочий-ремонтник Даррен У. Смит через окно заднего фасада проник в дом Рэймонда и Розмари Максфилд. Муж погибшей в этот день находился в командировке. Предварительно заперев сына хозяев в его комнате, Смит неоднократно изнасиловал тридцативосьмилетнюю Розмари Максфилд, а затем перерезал ей горло. От потери крови, вызванной многочисленными ножевыми ранениями, женщина скончалась, после чего убийца выстрелил себе в голову. На месте трагедии были найдены семидюймовый охотничий нож и пистолет калибра девять миллиметров.

Этим летом Смит в числе других членов строительной бригады выполнял ремонтные работы в доме Максфилдов. Данным фактом, вероятно, и ограничивалось общение между преступником и будущей жертвой, если не считать того, что, судя по найденным в квартире Смита фотографиям, он наблюдал за Розмари и членами ее семьи. Следовательно, об отсутствии хозяина ему, скорее всего, было известно.

Обеспокоенный тем, что жена и сын весь день не отвечают на телефонные звонки, доктор Максфилд попросил своих друзей, Чарльза и Синди Хеллер, их навестить. Около семи часов вечера супруги обнаружили окровавленное тело Розмари Максфилд, а рядом с ней труп Смита. Несовершеннолетний сын погибшей был отправлен в окружную больницу для лечения от обезвоживания, шока и незначительных ран. Серьезного физического ущерба ему нанесено не было.

Сегодня вечером Хеллер сделал короткое заявление, попросив представителей прессы и социальных органов не беспокоить Рэймонда Максфилда и его сына, которым предстоит преодолеть потрясение от постигшего их несчастья. «Я служил в армии. В войсках специального назначения. Мне многое пришлось повидать, но ничего страшнее того, что произошло в доме Максфилдов, я не видел. До конца жизни буду жалеть о том, что в тот вечер взял с собой жену, — сообщил Хеллер, на протяжении шестнадцати лет поддерживавший близкие отношения с семьей погибшей. — Роуз была любящей женой и матерью, замечательным другом. Нам всем будет очень тяжело смириться с ее смертью».

* * *

— Спасибо, что согласились встретиться со мной в нерабочее время. — Я сделала глубокий вдох и села, сцепив руки на коленях. — Я хотела поговорить с вами о Лукасе. Есть вещи, которые мне необходимо о нем знать.

Брови доктора Хеллера сомкнулись.

— Не уверен, что смогу чем-то помочь. Если это личное, то вам, наверное, лучше спросить у него самого.

Я боялась, что профессор так скажет, и все-таки попросила его о встрече. Мне нужно было добиться от него ответов на свои вопросы, прежде чем я снова увижу Лукаса. Мне нужно было знать, почему он нанес себе шрамы на запястья: только ли из-за гибели матери или позднее он пережил новое потрясение.

— Я не могу спросить у него. Это касается его мамы. Того, что случилось с ней. И с ним.

Доктор Хеллер посмотрел на меня так, будто я ударила его под дых:

— Это он вам рассказал?

Я покачала головой:

— Нет, я нашла в Интернете ее некролог, но ничего из него не поняла и тогда ввела в строку поиска ее имя. Выпала статья, в которой упоминаетесь вы.

Он нахмурился:

— Миз Уоллес, я не собираюсь говорить об обстоятельствах гибели Роуз Максфилд, чтобы удовлетворить чье-то нездоровое любопытство.

Я сползла на краешек стула и в очередной раз судорожно глотнула воздуху:

— Это не любопытство. Его руки… На них шрамы. Я никогда раньше не общалась с людьми, которые пытались сделать с собой такое. И когда мы разговариваем, я постоянно боюсь сказать что-то не то. Вы знаете Лукаса всю его жизнь, а я всего лишь несколько недель. Но он мне небезразличен. Даже очень.

Несколько секунд доктор Хеллер молчал, глядя на меня из-под кустистых бровей. Очевидно, он решал, что можно мне сказать, а чего нельзя. Трудно было разглядеть бывшего десантника в этом тихом полноватом человеке. Трудно было представить, что однажды он обнаружил тело зверски убитой жены своего близкого друга.

Он прокашлялся. Я сидела не шевелясь.