И все это очень грустно, подумала Джорджина, выходя на террасу. Океана видно не было, зато шум волн был слышен отлично. Сильно похолодало, и она порадовалась, что надела свитер и джинсовую юбку. Ноги у нее замерзли, так как она была босой. Обхватив себя руками, Джорджина подняла глаза к ночному небу. Она плохо разбиралась в астрономии, но на звезды смотреть любила.

Джорджина услышала, как позади нее открылась и закрылась дверь, и почувствовала, как ей на плечи лег плед.

– Спасибо, – поблагодарила она и запахнула плед поплотнее.

– Не за что. Знаешь, по-моему, Лекси заснула еще до того, как я уложил ее в кровать. – Джон остановился рядом с ней у перил.

– Она всегда быстро засыпала. Для меня это было спасением. Я люблю Лекси, но больше всего я люблю ее спящей. – Джорджина покачала головой: – Звучит ужасно.

Джон тихо хмыкнул.

– Нет, ничего ужасного. Теперь я знаю, что она может вымотать человека до предела, и буду по-другому относиться к родителям – с уважением.

Джорджина покосилась на его профиль – Джон смотрел на океан.

– А каким ты был в детстве? – неожиданно спросила она.

– Я был во всем слишком. Думаю, я укоротил жизнь деда лет на десять, если не на больше.

Джорджина повернулась к нему:

– Об Эрни и своей матери ты говоришь. А где твой отец?

Джон пожал плечами:

– Я его не помню. Он погиб в автомобильной аварии, когда мне было пять. Мама работала на двух работах, поэтому меня воспитывали главным образом дед и бабушка. Бабушка Дороти умерла, когда мне было двадцать три.

– Получается, что у нас с тобой много общего. Нас обоих воспитывали бабушки.

Джон посмотрел на нее, и свет из дома упал на его профиль.

– А твоя мать?

Несколько лет назад Джорджина наврала ему про свое прошлое, выдумала его. Джон наверняка уже забыл, что она рассказывала. Но сейчас Джорджина была довольна тем, какой она стала, и теперь надобность во лжи отпала.

– Я не нужна своей матери.

– Не нужна? – нахмурился Джон. – Почему?

Джорджина пожала плечами и устремила взгляд в ночь, на темнеющий во мраке слабо различимый силуэт скалы Хейстэк.

– Она не была замужем, и, видимо… – Помолчав, она проговорила: – Дело в том, что я даже не знаю почему. В прошлом году я случайно узнала от своей тетки, что мать хотела сделать аборт, но бабушка удержала ее. Когда я родилась, из роддома меня забрала бабушка. Сомневаюсь, что мать хоть раз взглянула на меня, прежде чем уехать из города.

– Неужели это правда? – В голосе Джона звучало недоверие.

– Да. – Джорджина подобрала свисающие концы пледа. – Я всегда верила, что она вернется, и старалась хорошо вести себя, чтобы ей захотелось взять меня к себе. Но она так и не вернулась. Даже ни разу не позвонила. – Джорджина снова пожала плечами и потерла замерзшие руки. – Бабушка изо всех сил старалась заменить мне ее. Кларисса Джун любила меня и заботилась обо мне. То есть должным образом готовила меня к тому, что я стану чьей-то женой. Она хотела, чтобы я вышла замуж, пока она жива, поэтому незадолго до смерти принялась усердно подыскивать мне мужа. Дошло до того, что я даже отказывалась ходить с ней по магазинам за продуктами. – Джорджина улыбнулась своим воспоминаниям. – Она буквально пыталась всучить меня всем и каждому, от кассиров до менеджеров. – Джорджина ожидала, что Джон рассмеется, но он даже не улыбнулся.

– А твой отец?

– Я не знаю, кто мой отец.

– И никто никогда тебе не рассказывал о нем?

– Никто, кроме матери, не знал, кто он такой, а она не хотела говорить. Когда я была маленькой, я иногда думала… – Она замолчала и смущенно покачала головой. – Ну, это глупости, – сказала она, пряча нос в плед.

– Что ты думала? – спросил Джон.

Джорджина внимательно посмотрела на него и решилась, тронутая нежностью, прозвучавшей в его голосе.

– Мне казалось, что если бы он знал обо мне, то обязательно полюбил бы меня, потому что я всегда старалась быть хорошей девочкой.

– Это не глупости. Уверен, что, если бы отец знал о твоем существовании, он действительно любил бы тебя.

– Вряд ли. – Она по собственному опыту знала, что мужчины, о чьей любви она мечтала, так и не смогли полюбить ее. И Джон – живой пример тому. – Думаю, я была бы ему безразлична, но все равно спасибо за добрые слова.

– Нет, это не добрые слова. Я уверен, что было бы именно так.

Джорджина считала, что Джон ошибается, но теперь это не имело значения. Она уже давно перестала мечтать.

Ветер трепал им волосы. Они молчали и смотрели, как на берег набегают серебристо-черные волны. А потом Джон заговорил, но так тихо, что его голос был едва слышен в шуме ветра:

– Ты здорово расстроила меня. – Он сунул руки в карманы джинсов и повернулся к Джорджине. – И знаешь, нам надо обсудить то, что сегодня произошло в кухне.

Джорджину тронуло его сочувствие, а вот обсуждать их поцелуй ей не хотелось. Она не знала, почему он поцеловал ее, почему она ответила на его поцелуй и почему у нее не было сил сказать «нет». У нее замерзли ноги, и сейчас ей хотелось поскорее лечь в кровать и разобраться в своих ощущениях.

– Совершенно ясно, что меня тянет к тебе.

Услышав эти слова, Джорджина решила немного задержаться и выслушать Джона.

– Помнишь, я говорил, что у меня на тебя иммунитет? В общем, я лгал. Ты красивая и нежная, и если бы между нами сложились другие отношения, я бы отдал легкое за то, чтобы заняться с тобой любовью. Но отношения у нас сложные, поэтому, если ты заметишь, что я смотрю на тебя так, будто вот-вот наброшусь, знай: тебе ничего не грозит. Мне тридцать пять, и я умею владеть собой.

Никто никогда не предлагал Джорджине пожертвовать жизненно важным органом за то, чтобы быть с ней.

– Обещаю, что я больше не поцелую тебя, не прикоснусь к тебе и не буду к тебе приставать. Думаю, мы оба понимаем, что секс между нами был бы ошибкой.

Хотя Джорджина и была согласна с ним, ее все же немного разочаровало умение Джона владеть собой.

– Ты, конечно, прав.

– Это разрушило бы все, о чем мы с таким трудом договорились.

– Верно.

Джон повернулся к ней:

– И тогда через какое-то время меня перестанет тянуть к тебе. – Его взгляд стал пристальным.

– Ты так думаешь?

Между его бровей залегла складка, и он покачал головой:

– Нет. Какой же я идиот. – Джон вынул руки из карманов и, взяв лицо Джорджины в ладони, погладил ее по щекам, а потом прижался лбом к ее лбу. – Я страшный эгоист, и я хочу тебя, – хрипло проговорил он. – Я хочу целовать тебя, прикасаться к тебе и… – Он замолчал, и Джорджина увидела задорные искорки в его глазах. – … и приставать к тебе. И хотя мне уже тридцать пять, я не в состоянии контролировать себя, когда ты рядом. Желание просто сводит меня с ума, я постоянно думаю о том, чтобы завалить тебя в постель. Ты понимаешь это?

Джон обнял ее с такой силой, что она едва не задохнулась. Это объятие истощило запас ее благоразумия. Джорджина не нашла в себе сил ответить и лишь помотала головой.

– Вчера ночью ты мне приснилась в ужасно неприличном сне. Я творил нечто дикое. Я делал такое, о чем нельзя говорить, и я не буду, потому что, если я расскажу тебе, у меня возникнут проблемы.

«Я снилась ему?» Джорджина тщетно пыталась придумать какой-нибудь умный и дерзкий ответ. Здравомыслие покинуло ее именно в то мгновение, когда Джон заговорил о приставаниях.

– Поэтому я жду твоей помощи. Я рассчитываю, что ты скажешь «нет». – Он потерся губами о ее губы. – Скажи мне «нет», и я оставлю тебя в покое.

Он был слишком близко, он был слишком красив, и она слишком хотела его, чтобы проявлять благоразумие. Ей хотелось раствориться в нем, и вероятность отрицательного ответа она даже не рассматривала. Ее руки выпустили плед, и тот, соскользнув с ее плеч, упал на пол.

Джорджина схватила Джона за полы куртки и притянула к себе. Кончиком языка она провела по его губам и приоткрыла его рот. Предыдущий поцелуй был стремительным, он достиг накала за секунды. Сейчас они пользовались тем, что впереди у них вся ночь и спешить некуда.

Когда-то Джорджина хорошо знала, как доставить удовольствие мужчине. Это умение, превращенное ею в искусство, таилось где-то внутри ее. Однако она не знала, сохранилось ли оно, получится ли у нее снова дразнить мужчину и сводить его с ума. Она сунула руки Джону под куртку и провела ладонями по его животу. От ее прикосновения его мышцы напряглись, и он сильнее впился в ее губы. Ее язык дразнил его язык, она чувствовала его учащенное дыхание, слышала, как громко стучит его сердце.

Джон прижал ее бедра к себе, и Джорджина сразу ощутила, как набух его член. В ней мгновенно вспыхнула страсть, подпитанная удовлетворенным женским тщеславием. Она слегка потерлась о него, и он вжался в нее еще сильнее, а потом вдруг отстранился.

– Семь лет назад ты была потрясающа, – проговорил он. – У меня такое ощущение, что с тех пор ты стала еще лучше.

Джорджина хотела сказать ему о своих сомнениях. Ведь у нее не было практики, и она опасалась, что не сумеет ответить на его страсть должным образом. Неожиданно она ощутила холод, который пробрался ей под свитер. От этого холода ее не спасал огонь, распаленный в ней чувственными губами Джона и его бесстыдными словами. Она поежилась.

– Пойдем, – позвал он и взял ее за руку. Прижав к себе, он повел ее в дом. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, он нежно поцеловал, ее и снял куртку. – Тебе все еще холодно? – спросил он, бросая куртку на диван.

Джорджина была вся в мурашках, но не от холода.

– Я в порядке, – ответила она и потерла ладонями плечи.

– Разжечь огонь?

Джорджине не хотелось так долго ждать, когда у нее появится возможность насладиться его телом, однако она не хотела показаться изголодавшейся по сексу.

– Если тебя не затруднит.