– Погоди, – выдохнула Жаклин, прерывая поцелуй.

Я застыл, глядя ей в лицо. Она, тяжело дыша, смотрела на меня. На лбу появилась тревожная складка.

– Хватит? – спросил я. Она кивнула, закусив припухшую губу. – Перестать совсем или просто… не надо дальше?

Жаклин помолчала. Мне хотелось, чтобы она сказала, чего хочет, и я дал бы ей именно это, не позволив себе ничего лишнего. Наконец она едва слышно произнесла:

– Не надо дальше.

Мое тело напряглось, сдерживая свои порывы, но умом я был рад. «Есть!» – подумал я. Обняв Жаклин, я снова стал ее целовать. Мои руки дотрагивались до обнаженного тела выше пояса и гладили ткань джинсов. Прижимаясь к ней бедрами, я использовал силы трения и тяжести. Она не возражала.

Перевернув Жаклин на живот, я приподнял ее волосы и поцеловал в шею. Она, расслабившись, вздохнула. Мягкие пряди щекотали мне нос. Я улыбнулся и провел языком по маленьким выступам позвонков, а потом встал на колени и, склонившись над ней, принялся широкими поглаживающими движениями ладоней массировать ее ноги от бедер до лодыжек и обратно. Жаклин хихикнула, когда я стиснул ее в своих руках. Я подхватил ее, поцеловал в спину, быстро перевернул и поймал ртом сосок. Смех оборвался. Жаклин запустила пальцы мне в волосы и с дрожью прижала меня к себе.

Я повернулся на бок. Она, не заставляя себя уговаривать, повернулась вместе со мной и просунула колено между моих ног. Не прекращая поцелуев, я провел ладонью по внутренней стороне ее бедра. Жаклин шевельнулась, пропуская мою руку.

– Так можно? – спросил я.

Она кивнула, прижимаясь ко мне и крепко обхватывая мой бицепс своими маленькими пальцами. В ответ на осторожное поглаживание через джинсовую ткань я услышал стон и, подавшись к Жаклин, разомкнул ей губы для нового глубокого поцелуя. Моя рука ощущала жар ее тела. Я знал, что мысленно она восполняла все пробелы в творившемся между нами. Мой язык дотрагивался до теплого нутра ее рта, а кончики пальцев, найдя нужную точку и безошибочно рассчитав силу нажатия, делали размеренные круговые движения, помогая ей забыть обо всем на свете.

В какой-то момент Жаклин высвободила губы и уткнулась мне в плечо, заглушая собственные крики. Ее ногти впились мне в руку. Постепенно она задышала медленнее и ровнее, а когда я убрал пальцы, вздрогнула в последний раз. Через несколько секунд она потянулась к пуговице моих джинсов и, не поднимая на меня глаз, проговорила:

– Хочешь…

Я тронул ее подбородок и посмотрел в глубокие голубые глаза.

– Оставь мне что-то, чего я буду ждать, – прошептал я, нежно ее целуя.

Глава 17

Лэндон

– Ты был ей нужен, только чтобы отомстить мне, – сказал Кларк Ричардс в понедельник утром, перед самым звонком на классный час. – Неужели ты еще не допер, Максфилд? Да, я позволил себе расслабиться, но уже очухался, и она снова моя. У таких девчонок, как Мелоди, не бывает ничего серьезного с такими полудурками, как ты.

С такими, как я…

Мелоди, которую он обнимал, молча изучала плиточный пол коридора. Никаких объяснений. Ни ответа ни привета. Ничего.

– Хочешь, я ему навешаю? – предложил Бойс десять минут спустя, когда я пнул металлическую урну так, что она ударилась о дверцу туалетной кабины и чуть не сшибла ее с петель.

Схватившись за края раковины и клянясь себе, что меня не вырвет, я не заплачу и не выложу весь список грязных ругательств, которые роились у меня в мозгу, я покачал головой. Кларк Ричардс просто в очередной раз доказал, какое он дерьмо. А вот Мелоди я допустил до себя. Если кому-то и надо было навешать, так это мне, дураку.

* * *

На следующий день я проснулся в своей постели, не помня, как туда попал. Телефон вырубился, и я даже не знал, который час, но догадывался, что уже не рано: в доме было тихо, а из-под двери кладовки сочился свет. Вчерашние события частично вспоминались, как в тумане, а того, что происходило после наступления темноты, я не помнил вообще. Закрыв глаза, я попытался сосредоточиться.

После автомастерской мы с Бойсом слиняли из школы и поехали на его машине на пляж, замусоренный после весенних каникул. На каждом шагу валялись брошенные туристами обертки, пакеты, банки, кое-где попадались забытые полотенца и купальные лифчики. Небо было затянуто светло-серыми облаками. Мы уселись на одну из своих любимых скал и стали смотреть на воду.

Поле моего зрения то и дело пересекали катера, но я на них не фокусировался. На песке, у кромки воды, расположилось какое-то семейство: они расстелили покрывало, достали корзину для пикника и сумку-холодильник. Дети, брат и сестра, были одного роста: наверное, близнецы. Еще дошкольники. Видимо, они поспорили, кто первым войдет в еще не прогревшуюся воду: по очереди подбегали к ней, но, зайдя по щиколотку, тут же выскакивали как ошпаренные.

– Старик, мое предложение навешать ему остается в силе, – сказал Бойс, затягиваясь сигаретой.

Я покачал головой:

– Она того не стоит.

Я знал, что говорил неправду, но это не имело значения.

Я просто не мог понять, чего же Мелоди от меня хотела. Нужен ли был я только затем, чтобы Кларк приревновал и вернулся? Или она пыталась изменить свою жизнь, но испугалась и повернула обратно? А может, все было проще. Может, мне только казалось, будто между нами что-то есть, но на самом деле я просто был недостаточно хорош для нее. Она заполнила мною пустое место, вот и все.

– По-прежнему хочешь продырявить себе язык? – спросил Бойс.

Дым от его сигареты сдуло порывом ветра. Мои волосы взлетели и упали на глаза, но по-солдатски короткая стрижка моего приятеля нисколько не пострадала.

Игравшие у воды дети замахали руками и принялись бегать друг за другом по кругу. Мне не верилось, что когда-то и я был таким же маленьким, веселым и беззаботным. У них все было впереди: боль, обиды, потери. Сейчас они об этом не знали – и, наверное, слава богу. Но мне было жаль, что тогда, в детстве, я не мог заглянуть в завтрашний день. Я все воспринимал как само собой разумеющееся: маму, школьных друзей, хоккей. Я мечтал о будущем, строил планы – взрослые всегда поощряют это в детях. Однако думать, будто я могу распланировать свою жизнь, в действительности было большой ошибкой. Мы никогда не знаем, что нас ждет.

Еще в прошлом месяце мой дед каждое воскресенье учил меня водить. Он готовил еду и немного сглаживал нашу с отцом отчужденность. Вчера я думал, что влюблен в Мелоди Доувер. Ну а сегодня не было ни деда, ни того глупого, наивного чувства. Я должен был это предвидеть. Мне казалось, что на свете нет никого тупее меня, потому что я должен был это предусмотреть – и не сумел.

– Нет, черт возьми, – ответил я на вопрос Бойса, допивая газировку, – лучше губу.

На лице моего друга изобразился ужас. Этот парень не боялся ничего, кроме иголок, что казалось мне довольно забавным.

– Вот-вот, – сказал я, наставив на него палец, – пусть у всех, кто меня видит, будет такая рожа.

– То есть… ты хочешь объявить на весь мир, что ты псих, которому нравится боль?

– Можно и так.

Я подставил Бойсу пустую банку, и он сунул туда окурок. Как ни странно, по части мусора он был большой педант. Это осталось у него с детства, когда он ходил в бойскаутах-волчатах. Потом его мать уехала из города, бросив мужа и двоих детей. Отец стал использовать сыновей вместо боксерской груши. О скаутском отряде пришлось забыть.

– Хм… Стремно, конечно. Но что-то в этом есть.

Бойс получил эсэмэску от Рика: тот хорошо подзаработал за каникулы и сегодня устраивал бесплатную вечеринку для своих.

– Томпсон нас приглашает. Обещает экстази и халявную травку. С собой просит принести только пиво. Ты как – идешь?

– Почему бы и нет?

У Бойса были пальцы неандертальца, и я всегда удивлялся, как он умудряется так быстро бегать ими по клавиатуре телефона. По идее, он вообще не должен был попадать по кнопкам.

– Все супер. Осталось как-то убить время до вечера. Поехали, заберем твой грузовик и купим чего-нибудь пожрать.

Про грузовичок я совсем забыл. Когда мы вернулись к школе, он одиноко стоял на парковке с надписью «Полудурок», нацарапанной ключом на водительской дверце.

– Нет, – сказал Бойс, – я все-таки выпишу ему по первое число.

Мне было плевать, что Кларк Ричардс говорил или делал, если это касалось только меня, но «форд» достался мне от деда, и я не мог позволить какому-то гаду оскорблять его память.

– Уинн, ты устроишь так, чтобы сегодня Ричардс был на вечеринке?

На лице Бойса появилась зловещая ухмылка, заставившая меня вспомнить прошлогодние события. Я бы не удивился, если бы у него прорезались рога, а под носом вылезли злодейские черные усы.

– Правильно мыслишь, Максфилд, – сказал он, хватаясь за свой мобильник. – Считай, что дело сделано.

* * *

Судя по отражению в зеркале ванной, ночью я не терял времени даром. Отекший нос. Почерневший глаз. Синяя челюсть. На кухонных часах было больше двенадцати, так что идти в школу смысла не было. Я включил телефон, глотнул колы, поставил себе кофе и, пока он варился, решил принять душ.

Мои ребра были все в синяках, кожа на костяшках содрана. Смазав бальзамом все, с чего вода и мыло не удалили кровь, я, морщась от сильной боли в боку, натянул на себя серые тренировочные штаны и бело-красную футболку. Глубоко дышать было пыткой, а кашлять и того хуже. Я сел за кухонный стол, подпер голову рукой и, глядя в пустую кружку, стал прикидывать, не сломано ли у меня ребро, и если да, то как меня угораздило его сломать.