Полные губы, казалось, не могут улыбаться еще шире. Сложив руки на груди, Андрес изучал мою реакцию смеющимися глазами. В то время, как я готова была провалиться сквозь деревянный пол.

— Ну, так что, женщина — кошка? Золото? Бриллианты? Наличка? Колись, что вынесла!

— Не зазнавайся слишком! Я была… немножечко… пьяная! — язык отказывался шевелиться, и получилось очень бессвязно. Ну как можно было так облажаться? Он и так видит, что нравится мне, а теперь я подношу ему признание на блюдечке с голубой каемочкой.

— Немножечко, — хохотнул он. — Я хотел сначала ответить, а потом подумал, что лучше будет спросить тебя лично. И не пожалел. — Гад. Ползучий гад.

Бросив на него уничтожающий взгляд, я схватила с барной стойки свой блокнот и понеслась в зал принимать заказ у только что вошедших посетителей.

Спустя полчаса моего позора, Андресу позвонили, и он уехал, попросив Марко подменить его. Зал в секунду опустел после его ухода, и стало чуточку тоскливо. Вроде радоваться должна, но нет. Так всегда происходит, когда вам кто — то начинает нравиться. Еще в самом начале, в момент, когда чувства только начинает затягивать в водоворот, нам просто жизненно необходимо, чтобы объект нашей симпатии находился в поле зрения. И совершенно неважно, чем он будет заниматься, сидеть, стоять, смеяться или танцевать чечетку, главное, чтобы мы его видели. Подобно мазохистам мучали себя подсматриванием за ним, подпитывая маленькие салютики внутри желудка, которые так и взрываются, когда он или она поймают нас с поличным. Вот так и мне, хватало только одного лишь знания того, что он находится за барной стойкой, чтобы мои собственные салюты громыхали на всю катушку.

Мне нравится следить за его отточенными движениями рук, когда он готовит коктейль. Даже не напрягаясь, делает все так идеально, как мне никогда не сделать. Нравится, как лениво потягивается, когда мышцы затекают от долгого стояния на месте. Как иногда вытаскивает сигарету из пачки и проводит ею под носом в желании закурить. А потом уходит на задний двор и возвращается через пару минут, принося за собой шлейф сигаретного дыма, от которого у меня коленки подкашиваются…

А порой, когда я позволяю себе наблюдать за ним из окошка на кухне, он словно чувствует это и оборачивается. Наши взгляды на долгие секунды пересекаются, грозясь разорвать внутренности от размера салютов, увеличившегося в миллионы раз…

Я понимала, что этот процесс уже необратим, и, собственно, даже не пыталась бороться. Точнее, сначала может и хотела заставить в себе замолчать нарастающие чувства, да только разве им прикажешь?

Спустя минут двадцать приехал Марко вместе со своей девушкой. Наконец я смогла познакомиться с Милагрос. Миниатюрная симпатичная испанка оказалась очень общительной и дружелюбной. Сразу проникшись к ней симпатией, я даже не возражала, когда она предложила сегодня заменить еще и меня. Им удобно было работать парой, а я совершенно не была против того, чтобы зайти на смену завтра с Андресом. Поболтав еще немного с ними, я забрала чаевые, которые успела сегодня заработать, и отправилась домой.

Ближе к вечеру пришли Донья с Эльвирой. Бабуля настояла на том, чтобы мы вместе приготовили ужин, который включал в себя традиционный пуэрториканский суп из черной фасоли «фрихолес негрос» и тушеное со специями мясо. Так как повар из меня, мягко говоря, не очень, мне просто вручили овощи для чистки и нарезки. Основной процесс взяли на себя семья Лопез.

Вкусно и сытно поужинав, мы с Эльвирой побрели на прогулку. Прошлись по шумным вечерним улицам Ла Перлы, заглянули на игру в домино, где неизменным лидером был Дон Хосе, а потом посидели около океана, провожая солнце в закат. Я поделилась с Элей тем, что чувствую к Андресу, а она только покачала головой и сказала, что это давно известно всем, кроме меня.

— У тебя разговоры только о нем, как будто больше ничего в мире не происходит. Андрес то, Андрес се. Он такой козел, ненавижу его. — Эля скорчила гримасу, которая, судя по всему, должна была продемонстрировать меня. — А Андрес сегодня вышвырнул на улицу двух козлов, которые полезли на барную стойку и чуть не разбили несколько бутылок текилы… Андрес, Андрес, Андрес…

— Ладно, все, все, я поняла. Отныне буду фильтровать поток мыслей о нем и выдавать то, что совершенно его не касается, — успокоила я разбушевавшуюся подругу. Мне и так нелегко, а она еще меня пристыжает.

— Пффф. Да ты и дня не продержишься, чика! — привычно хрюкнула подруга.

— Спорим?

— Да что с тобой спорить? Вот увидишь, сегодня вечером это имя вылетит из твоих прекрасных губок раньше, чем я схожу в туалет перед сном.

— Вот и посмотрим! — надула я губы, больше для вида, потому что понимала, что она права. У меня будто крыша поехала из — за него, и я больше ни о чем думать не могу…

— Эй, да ладно тебе! Не дуйся! — подруга примирительно толкнула меня в плечо. — Пошли в местный клуб, тряхнем задницами! И вытрясем это имя уже из твоей милой головки.

— А пошли. Только, наверное, надо переодеться, — вовремя спохватилась я, бегло пробежавшись взглядом по нашим коротким пляжным шортам и топам. Очень сомневаюсь, что такой дресс-код прокатит.

— Por que? (Зачем? — перевод с исп.) — искренне удивилась Эля.

— Ну, мы же в клуб идем. Надо что — то более приличное надеть.

— Ой. Для Ла Перлы сойдет!

Оказалось, и правда сошло. Когда мы дошли до так называемого клуба, я поняла, что, если бы переоделась, выглядела бы как английская королева в российской глубинке на конюшне. Довольно темный клуб. Ни тебе стробоскопа, ни лазеров. Только несколько тусклых лампочек, создающих не совсем праздничную атмосферу. Просторный зал, с пластмассовыми стульями и столами, около которых валялись где бутылки, а где и люди… Видать, вечер у них проходит хорошо. Справа видавшая виды барная стойка, а слева стол диджея. Несколько больших колонок по углам. Точно дискотека времен СССР.

Народа, на удивление, было много. Все одеты так же, как и мы, а то и вовсе полураздеты. Несколько парней не стеснялись трясти тощими телами посреди танцпола, а девушки, наверное, по пьяни, попутав тех с горячими мачо, вцепились в них кто руками, а кто и ногами. Нда… хорошее местечко, ничего не скажешь.

Эля, среди беснующейся под клубную американскую музыку толпы, обнаружила своих «друганов», и поспешила меня с ними познакомить. Порядком выпившие парни и девушки не вызвали у меня должного чувства симпатии, поэтому я просто сдержанно со всеми поздоровалась и присела с краю их бурной компании, в которую с легкостью влилась моя пампушка. Поначалу я пыталась принимать участие в разговоре, и даже выпила рюмку рома «за знакомство», но потом даже этот скудный энтузиазм угас. Компания громко смеялась, а один парень без переднего зуба даже пытался вытащить меня танцевать, притом так настойчиво, что единственной возможностью отказаться было выпалить, что мне срочно нужно в туалет, иначе произойдет конфуз, и я сбежала в единственный коридор этого древнего здания. Судя по запаху, туалет и правда был здесь, поэтому я пошла вглубь. Больше для того, чтобы спрятаться. Заходить и пропахнуть этими чудными ароматами совершенно не хотелось. Остановилась у стены, и просто решила подождать здесь какое — то время. Потом вернусь и придумаю причину, чтобы сбежать. Или все же зайду в сию комнату, впитаю в себя как можно больше ароматов, вернусь и они сами меня прогонят.

От этой прекрасной идеи меня оторвал странный шепот в темноте. Первой мыслью было сбежать, но голос, который я услышала, отшвырнул эту здравую мысль за несколько километров. Любопытство — еще одно мое плохое качество, а уж если этому приплести того, чей голос сейчас едва слышно звучал из дальнего угла коридора, то оно просто зашкаливало. Противной кошкой поскреблась мысль о том, что той, с кем он говорит, может оказаться девушка. Но только я уже сделала несколько шагов вперед, и готова принять любую реальность. В этот момент снаружи проезжала машина, и осветила фарами окно. Там, оказывается, было окно, а не стена. В этом свете быстро мелькнула рука мужчины, прячущего в карман какой — то пакетик, в то время, как Андрес засовывал что — то в передний карман джинсовой куртки.

Я даже рассмотреть не успела незнакомца, как тот что — то сказав Андресу на испанском, быстрым шагом прошел мимо меня, вжав голову в плечи.

— Dios mio, espina, — устало вздохнув, Андрес подошел ко мне ближе, и облокотился плечом на стену. В темноте я не могла его толком рассмотреть, но по голосу казалось, что он был чем — то обеспокоен. — Почему ты всегда оказываешься там же, где и я? Слежку устроила?

— Делать мне нечего! Пыталась сбежать от назойливого ухажера, а здесь ты. Лучше б там осталась, — съязвила, пытаясь скрыть тот факт, как зацепили меня его слова.

— Я не держу, возвращайся!

— Вернусь… через пару минут. Только сначала придумаю план как сбежать.

— Зачем сбегать — то? Наскучили ухажеры? — глаза постепенно привыкали к темноте, и знакомые черты лица становилось проще рассмотреть.

— Не терплю пьяных.

— Сдается мне, что вчера кто — то и сам был… немножечко… пьяной.. — в голосе послышалась улыбка, а я возблагодарила хозяина данного заведения, что он не раскошелился на лампы. Мою красную физиономию в темноте хоть не было видно.

— И что? Во всяком случае, я не употребляю наркотики, в отличие от некоторых… — сначала ляпнула, и только потом прикусила язык. Андрес глубоко вздохнул и лениво потер виски…

— Я не употребляю. Я продаю. И не надо сейчас читать мне морали о том, как плохо я поступаю, распространяя эту дрянь и подсаживая на нее людей. Мой мозг не воспримет промывку от такой правильной цацы. — Так вот оно что… Получается, Андрес — наркодилер. Стало как — то неприятно. Наркотики — одна из самых больших бед современного мира, и подсев однажды на них уже сложно соскочить, а он, выходит, не помогает людям, а наоборот, затягивает еще глубже… Но… собственно, разве я имею право его осуждать? На нем семья из четырех человек. Каждый в жизни крутится, как может. А уж побывав в таком месте, как это, где даже кормящие матери пьют, указывать другим как жить, было бы с моей стороны, как минимум, нечестно.