* * *

А утром повестка и очередной допрос в полицейском участке, где неприятный дядька смотрел на меня с презрением и даже отвращением.

– Итак, Стефания, – меня передёрнуло от ненавистного имени да ещё и произнесенного таким тоном, словно я убила всю семью этого следователя. – Назовите точное время, когда вы зашли в дом.

– Я не могу сказать точное время. Не ношу часов, – ответила сухо, уже ненавидя этого гада, что так и рыщет, что бы ещё такого повесить на Северова. – Это не имеет никакого значения. В Ярослава стреляла я. Всё.

Да, я всё же решилась сказать правду. Потому что не хотела, чтобы Матвей отвечал за то, чего не делал. На его плечах и так немало груза, а он всё ещё в реанимации.

– Но как вы объясните тот факт, что пистолет, из которого стреляли в гражданина Самсонова оказался в руке вашего сожителя и ваших отпечатков там не было обнаружено? Мм?

Накатила какая-то апатия. Я смотрела на лысину следователя, на которой выступили капельки пота и думала о том, что эти три волосинки, которыми он попытался прикрыть свою плешь скорее её подчёркивают, нежели скрывают. А ещё хотелось спать. А в идеале, проснуться и осознать, что события последних суток мне просто привиделись во сне.

– Я стёрла их. Отпечатки. И отдала пистолет Матвею, пока он ещё был в сознании.

Следователь ехидно усмехнулся.

– А зачем вы это сделали?

– Так мне велел Матвей, – пожала плечами.

– А вы всегда делаете то, что вам говорит ваш… Хм… Сожитель? – интересно, что этот лысый урод хотел сказать на самом деле?

– Не всегда. Но в тот момент имела глупость послушаться.

– Что ж… Мне всё ясно. Можете идти Стефания, – кивнул на дверь и уткнулся в свои бумажки.

– А как же мои показания? – спросила удивлённо, когда поняла, что он даже ничего не записал.

– А что с вашими показаниями? – вздохнул устало и уставился на меня своими бесцветными глазами.

– Разве вы не должны их записать и дать мне на подпись?

Он хмыкнул, саркастически ухмыльнулся.

– Ваши так называемые показания только запутают следствие. К тому же, ложь наказуема, знаете?

Я открыла рот и закрыла, потому что вдруг поняла, ему плевать на правду. У него есть цель – посадить Северова и он не отступится.

– Но как же… Неужели вам всё равно, что в тюрьму сядет невиновный?

– Невиновный? Деточка, ты шутишь видимо? – протянул, брезгливо окинув меня своим липким, неприятным взглядом. – Да на нём трупов, как на кладбище. Иди давай отсюда и скажи спасибо, что дети у тебя, а то в обезьянник закрыл бы на пару суток, чтобы в следующий раз, перед тем, как раздвигать ноги перед бандюками, думала головой, а не промежностью. К тому же, Самсонов сам всё нам расскажет. Если, конечно, очнётся когда-нибудь.

Я задохнулась сначала от его оскорблений, а потом от новости о Ярославе. Мне не послышалось? Он жив? С одной стороны стало легче, словно камень с души свалился, ведь я каждую секунду вижу, как стреляю в него и он падает. И плевать, что целилась в плечо… Попала-то в голову. А с другой стороны очень страшно. Ведь он может вернуться за нами, если выживет.

– Что вы сказали?

– Что слышала. Пошла вон! – следователь рявкнул на меня так, что задрожали стены его тесного, провоняного табачным дымом кабинета.

Я не стала спорить с ним, ведь и так ясно – слушать меня не станет никто. Им не нужна справедливость.

– Стефания? – в коридоре напоролась на мужчину, в котором узнала вчерашнего адвоката.

Кажется, его привёл Воронов. Хотя, кто друг, а кто враг я уже не понимала. Трудно различить их в такой суматохе.

– Просто Стеша. Что вы хотели?

– Меня прислал Константин, друг вашего мужа.

Надо же, какой вежливый, а следователь только что назвал меня подстилкой.

– И?

– Вы уже дали показания? Давайте вернёмся и я проверю, что они там написали.

– Не стоит. Вам платят за это, так выполняйте свою работу, а мне пора к детям. Извините.

И я ушла. Сдалась. Впервые опустила руки, потому что больше не могла бороться. Я ужасно устала от этой постоянной борьбы, от опасностей, что поджидают за каждым углом, от криминальных разборок. Больше не могу. Нет сил. Могу только молиться, чтобы Матвей выздоровел и смог освободиться из тюрьмы хотя бы до того, как наши дочери закончат школу. И я приму его несмотря ни на что. Но сейчас… Просто не могу бороться со всем этим. С бандитами, полицией, прокурором. Со всеми недругами Севера.

А на улице меня встречал Костя. Молча открыл дверь своего внедорожника, я села в салон.

– Я сейчас отвезу тебя к себе домой. Твоя тётя с мелкими уже там, – завёл двигатель и резко тронулся с места, отчего завизжали покрышки колёс.

– Что? Почему? – встрепенулась, вышла из транса, в котором пребывала последний час.

– Самсон жив. Зомби херов, – Костя ударил по рулю.

– Знаю. Следователь сказал. Но он… Я в голову ему попала. Вряд ли он сейчас встанет и пойдёт мстить.

– Его задело, конечно, хорошо, но для такого бугая это царапина. Раз не сдох вчера, значит, жить будет. Его естественно посадят, как очухается, но вы до тех пор побудете у меня. Я Матвею обещал заботиться о его семье.

Я закрыла глаза, обняла себя руками. Когда же закончится весь этот кошмар? Наступит ли тот день, когда я не буду бояться выйти с дочерьми на улицу?

* * *

Два дня спустя:

Он застонал от боли, разрывающей черепушку на части, и открыл глаза.

– Стешка… Ты пришла, мелкая, – схватил её за руку, отчего девушка вскрикнула и попыталась вырваться.

Её лица он не видел из-за повязки на глазах, но остро ощущал присутствие и слышал частое дыхание.

– Я Соня, – послышался робкий голос. – Подождите, я сейчас позову врача.

Не Стеша.

– Стой, – хрипло, облизнув пересохшие губы. – Не надо врача. Помоги мне встать.

– Вы что? Вам нельзя вставать! У вас серьёзное ранение! – она коснулась его лба прохладной ладонью, а Яру показалось, что становится легче и боль уже не такая яростная.

– Какого же хера я не сдох, блядь…

– Не говорите так. Доктор жизнь вам спас. Сказал, ещё немного и всё… Вы Бога должны благодарить за то, что выжили. И начать жизнь сначала, раз уж вам дали такой шанс. Поверьте, я уже год здесь работаю… Не всем даётся этот шанс. У вас всего-то повреждён один глазной нерв. Глаз вряд ли можно вылечить, но в остальном ведь всё нормально. Ну… Если не считать тех полицейских за дверью.

Самсон через силу улыбнулся. Оптимистка.

– Да, это действительно самая милостивая кара за мои грехи. А ты, случайно, не ангел, а, Соня?

– Нет, – по голосу услышал – улыбнулась. – Я простая медсестра. А вы помните своё имя?

– Помню.

– И как же вас зовут? – спрашивала осторожно, словно опасаясь его. В принципе, правильно. Таких стороной надо обходить.

– Иуда.

Глава 24

Врач Матвея разрешил его увидеть через три дня, когда первая опасность миновала, и мне пришлось устроить целый армагеддон, чтобы просто зайти к нему в палату. До невозможности бесил лысый придурок следователь, по чьему мнению наше свидание могло навредить следствию. Вот оно, великое и гуманное правосудие, чтоб ему.

Правда, полицейские, что охраняли палату, оказались более человечными. А может просто нуждались в финансовой поддержке, которую им обеспечил Костя.

В палату зашла тихонько, боялась разбудить Матвея, а он сразу же открыл глаза и дернулся встать, но упал обратно на подушку, скривившись от боли.

– Лежи! – бросилась к нему, старательно сдерживая рыдания, что разрывали грудную клетку в клочья.

Сколько ещё боли мне предстоит пережить? Сколько раз мне придётся терять его, своего сумасшедшего бандита?

– Привет, маленькая моя, – потянул меня за руку, вынуждая склониться над ним. – Девочка моя… Испугалась?

Я кивнула и, позволив себя поцеловать, всё-таки разревелась.

– Тихо, не надо плакать. Я жив, видишь? Всё закончилось, – приподнял моё лицо и в глаза заглянул. – Посадят – отсижу. Это всё херня, маленькая, слышишь меня? А теперь смотри мне в глаза и обещай, что никогда больше не оставишь наших детей! Даже ради меня! Никогда, поняла?!

– Прости… Всё из-за меня…

– Успокойся, Стеш. Это всё равно случилось бы. Не сейчас, так потом. Если механизм запущен, то рано или поздно рванёт, – собирал мои слезинки губами, а я вдыхала его запах. Кто знает, когда увижу в следующий раз…

– Ты о чём? – отстранилась от него, присела на край кровати. – Какой ещё механизм?

Матвей вздохнул, отвёл взгляд в сторону, словно не решаясь рассказывать мне. Шумно вздохнул.

– Самсон мне за отца своего мстил. Много лет назад тот погиб по моей вине. Долгая история, не думай об этом. Тебя это не касается и больше не коснётся. Яр мёртв, а значит, всё закончилось.

Что? Неужели до сих пор не знает? Я сглотнула и взяла его за руку.

– Вообще-то нет… Яр жив. Он сейчас тоже в больнице, только в другой.

Матвей выругался и, застонав, закрыл глаза, откинул голову назад.

– Вот тварь живучая!

А мне вдруг до зуда в ладонях захотелось надавать Матвею пощёчин. Когда закончится их наиглупейшая, бессмысленная война? Ради чего? Один мстит, второй подхватывает, а страдаю я и мои дети. Взрослые мужчины ведут себя, как обиженные подростки, не заботясь о том, что их война цепляет невинных.

– То же самое он может сказать и о тебе.

– Что? – Северов нахмурился, вглядываясь, а моё лицо.

– То. Может хватит уже? Вы не наигрались ещё? Когда остановитесь? Когда кто-нибудь погибнет? Когда пострадаем я и твои дочери? Ты этого ждёшь?

Матвей притянул меня к себе, побелел от боли, когда упала на него почти всем телом, но не отпустил.

– Не смей! Этого не случится никогда! Вы не пострадаете! – рычал мне в губы, обжигая своим горячим дыханием, отчего закружилась голова. – Я всё решу.