— Я буду держать за тебя кулачки, — крепко обняв взволнованную Петрову у подъезда, бросаю ей на прощание.

— И я! Срази этого большого босса своим интеллектом, — Таня бегло целует меня в щеку и быстро прыгает в такси, прижимая к груди внушительную сумку со всем необходимым для выхода на сцену.

Волнуется, и даже не пытается этого скрывать, прекрасно зная, что рядом со мной ей претворяться не нужно. Сколько раз я подставляла ей своей плечо, после очередного провала и сколько раз твердила, что на небосклоне еще обязательно зажжется звезда с ее именем? Ведь человеку нужно, чтобы в него кто-то верил, так почему бы не мне вселять в нее эту уверенность? Тем более что и сама я не раз изливала душу, устроив щеку на ее внушительном бюсте. Отказ Игоря Громова, который так долго напоминал о себе ноющей болью за грудиной, бессонные ночи перед сессиями, нервная дрожь на защите… Если и есть что-то, что навеки останется незыблемым, то это наша дружба — крепкая, нерушимая и проверенная годами.

— Куда она опять, — заставляет меня подпрыгнуть на месте голос соседки, уже устроившейся на лавке в тени разросшихся берез. — Опять, что ли, в телевизор ее потянуло?

Женщина шуршит бумажным кульком, отправляя в рот тыквенные семечки, и без малейшего зазрения совести бросает на землю очистки. Я улыбаюсь и подхожу ближе, совершенно уверенная, что пара минут в запасе у меня все же найдется. Недаром же я так рано вышла.

— Ага, — провожу ладонью по лакированному дереву скамьи и, убедившись, что не заляпаю свою юбку, уверенно сажусь рядом.

— Где на этот раз ее искать? — не скрывает усмешки Людмила Алексеевна, делясь со мной своей провизией. Милая бабулька так любит почесать языком, что знает поименно каждого жильца двух ближайших подъездов.

— На этот раз канал федеральный.

— Смски будем слать? — подмигивает, пихая меня локтем, и тут же становится серьезной, отвлекаясь на свою старую, перекормленную болонку, уже развалившуюся в подсохшей луже. — Да что ж такое, Бети! Житья с тобой нет!

— Ну, если отбор пройдет, то, думаю, и до СМС доберемся. Волнуюсь за нее очень, — я не брюзга, но все же не могу удержаться и отодвигаюсь подальше от перемазанной песком Беатрисы. Не хватало еще явиться на собеседование в пропахшей псиной и перегноем одежде…

— Да что за нее переживать, такая без мыла везде залезет. Лучше скажи, куда ты так нарядилась? — отнюдь не по-женски сплюнув себе под ноги, старушка с интересом разглядывает мою шифоновую блузку.

— На собеседование. Так что пожелайте удачи, а то я уже отчаялась найти себе приличное место. Еще неделя и я соглашусь танцевать у шеста.

— Пфф, кто тебя к шесту пустит? Там кости не в цене. Вот Танька твоя могла бы прославиться, все данные для этого есть, а с твоим ростом, разве что пиво в баре разносить! — смеется, хотя ее кряхтение больше похоже на кашель заядлого курильщика.

— А рост в этом деле не главное. Главное, фигура и чувство ритма, — на цыганский манер поведя плечами, еще больше раззадориваю соседку. — Лучше скажите, как я выгляжу?

— Как куколка! Бети! — кричим в один голос, когда псина устраивает свои лапы на моих коленках, оставляя после себя внушительные кляксы на голой коже.

— Ну что за бестолочь! Зря я тебя кормлю, лучше бы усыпила — и мне спокойней, и соседи целы.

— Я вытру. И лучше пойду, пока она окончательно не угробила мою юбку.

Бросив влажные салфетки в урну, я, наконец, оставляю двор позади: болонка жалобно скулит, наверняка получив нагоняй от своей справедливой хозяйки, малышня в песочнице, что-то делит, разбавляя собачий вой своими звонкими голосами, а одинокий мужчина с первого этажа уже врубил на всю громкость свой проигрыватель, всерьез веря, что творчество Гарика Сукачева придется по душе жителям старенькой многоэтажки.

Я быстро сливаюсь с толпой, желая как можно скорее оказаться в спасительной прохладе метрополитена, и старательно отгоняю от себя накатывающие волны беспокойства. В этом вся я — знаю, что смогу произвести впечатление, вряд ли завалюсь на вопросах касающихся моих знаний, но постоянно грызу себя множеством «А что если?». И чем ближе приближаюсь к зданию бизнес-центра, поражающему своим блеском и величием, тем больше начинаю переживать, что и в этот раз потерплю крах. Вновь смотрю на часы, забывая о многолюдности московских улиц и столкнувшись с мальчишкой лет пятнадцати, пячусь назад, едва не свалившись на грязный асфальт.

— Вот черт, — бурчу под нос, угодив каблуком в решетку дождевого слива, и зачем-то начинаю оглядываться по сторонам, в поисках желающего прийти мне на помощь. Только кому какое дело до девушки, без устали дергающей ногой, когда стрелки часов приближаются к полудню?

Солнце, еще минуту назад ощутимо припекающее спину, скрывается за невесть откуда взявшейся тучей, и если я как можно скорее не освобожусь, рискую явиться в солидный офис насквозь пропитавшаяся дождевой влагой.

— Да что ж такое! — что есть силы, дергаю ступней и, наконец, блаженно выдыхаю, а опустив голову вниз, уже балансирую на грани истерики — тонкая шпилька моей лучшей пары обуви теперь сиротливо глядит на меня, все так же оставаясь заложницей поржавевших прутьев…

***

— Что? — нервно бросаю мужчине, стоящему позади, от взгляда которого моя кожа начинает зудеть. Хмыкает, продолжая беспардонно разглядывать мое тело сквозь намокший шифон, и не говоря ни слова, достает платок из кармана своего пиджака.

— Мило. Надеюсь, чистый? — злюсь не на него, а на собственную глупость: могла бы посмотреть прогноз и захватить зонт, не умерла бы от тяжести, лежи в моей сумке запасная обувка и уж точно не рассыпалась бы на части, возьми я с собой косметичку.

— Других не держим. Если не секрет, что с вашими туфлями?

— О, это новое веяние моды, — опускаю глаза к своим ногам, уже без прежнего восторга любуясь поблескивающей от влаги обувью, и как ни в чем не бывало делаю шаг к зеркалу, занимающему всю заднюю стену кабинки. — Не поймешь этих дизайнеров, что там у них на уме?

— Если хотите, могу помочь, — брюнет смотрит прямо перед собой, словно и не со мной разговаривает, с трудом сдерживая улыбку. Уверенна, глаза он отводит намеренно — боится не сдержаться и разразиться истерическим хохотом от моего плачевного вида — мокрая блузка, юбка в дождевых разводах и правая лодочка с горделиво задранным вверх носком. — Я про каблук. Он ведь у вас?

— А вы обувщик? — оттирая тушь со своих щек, призываю себя не поддаваться панике. У меня есть пятнадцать минут, и если мне повезет, этого времени вполне хватит, чтобы просушить одежду в дамской комнате.

— Программист. Но с этим справиться и школьник.

Что мне терять?

— Вам на семнадцатый? — желаю удостовериться, наблюдая, как на табло один за другим сменяются этажи, и отыскиваю в своем саквояже злосчастную пластмассу.

— Да.

Едва двери кабинки открываются, являя нашему взору длинный коридор с кожаными диванчиками, беспорядочно расставленными вдоль стен, незнакомец галантно предлагает мне руку. Вкладываю свои холодные пальцы в его теплую ладонь и все же решаюсь его разглядеть: высокий, подтянутый, пахнущий чем-то свежим и до одури приятным. Короткие волосы, на щеках небольшая щетина и, несмотря на дорогой пиджак и серьезную гримасу, его вряд ли можно считать скучным белым воротничком. Солидный, молодой и в отличие от меня совершенно спокойный.

— Давайте-ка посмотрим, — устроив меня на одном из диванов, он приступает к тщательному осмотру моей лодочки. Вертит ее из стороны в сторону, иногда отвлекаясь и посылая мне улыбку, прикладывает отпавшую деталь к пятке и, сведя брови на переносице, интересуется:

— И все-таки, как вас угораздило?

— Мужчины на здешних улицах не очень-то и любезны. Столкнулась с одним и угодила ногой в решетку.

— Он хотя бы извинился?

— Что вы, даже и не заметил, наверное.

— А сюда зачем пришли? — усевшись рядом, он напрочь забывает о своем деле, с интересом меня разглядывая.

— Ищу работу.

— А как же школа? — ухмыляется, наверняка намекая на мой рост — действительно, не выше девятиклассницы.

— Осталась позади. Впрочем, как и институт.

Он зависает, где-то с минуту концентрируя свое внимание на моих глазах, а когда я не выдерживаю и вопросительно приподнимаю бровь, отмирает командуя:

— Снимайте второй.

— Боитесь без примера не разобраться, куда крепиться каблук? — доверчиво протягиваю ему уцелевший, с беспечным видом отвлекаясь на строгий интерьер этажа.

Любуюсь панорамными окнами, даже со своего места восхищаясь открывающейся взору красотой: город словно на ладони, а уж если подойти ближе… Вот где она жизнь — кипит под ногами могущественных бизнесменов, любующихся величием Столицы с высоты птичьего полета…

— Что вы делаете? — заслышав характерный хруст, ступаю голыми ногами на не самый чистый, несмотря на блеск, кафель, и возмущенно выдыхаю воздух, глядя на разворачивающееся на моих глазах безобразие.

Такой улыбчивый и дружелюбный минутой назад человек, сейчас как ни в чем не бывало удерживает пальцами мои изувеченные башмачки.

— Ты варвар!

— А что прикажешь делать? — вкладывая в мою ладонь каблуки, теперь не кажущийся мне таким приятным мужчина не скрывает озорных огоньков в своих глазах. — Не придется хромать. Скажешь, что это новое веяние моды. У тебя довольно неплохо выходит, я вот почти поверил.

— Шутишь, да? Боюсь представить, как ты обращаешься с компьютерами, — и не думаю благодарить, натягивая изуродованную обувку. Теперь мне приходится задирать голову, чтобы взглянуть в лицо этого вандала — я с трудом достаю ему до груди. Возмущенно хлопаю глазами, не зная, чего хочу больше — воткнуть каблук ему в голову или, наплевав на собственную гордость, поскорее явиться на собеседование. Оставить позади весь этот кошмар, и больше никогда не вспоминать, ни эту чертову решетку, ни этого обманщика, к которому успела проникнуться доверием.