— В понедельник.

— Если это шутка такая, то лично мне не смешно. Что значит в понедельник? Свадьба уже через неделю, Тань, — он разворачивается ко мне спиной, к моему счастью, лишая меня возможности видеть, как болезненная судорога изувечила его приятное лицо. Замирает истуканом, повесив руки по швам, и лишь опущенные плечи выдают с головой всю ту гамму эмоций, что сейчас бушует у него внутри.

— Знаю. Федечка, я знаю, — теперь Танина очередь хаотично исследовать губами его бледные щеки. — Мы можем перенести. Это такой шанс!

— Перенести? Гости уже купили билеты. Твои родители приедут во вторник! Ты с ума сошла? А задаток? Один ресторан чего стоит! Я уж молчу о твоем платье! — отстраняется, нервно потирая шею.

— Я все понимаю, но… Я всю жизнь об этом мечтала!

— О пышной свадьбе, мне помнится, ты мечтала не меньше! Я пахал без выходных, чтобы дать ее тебе!

— И я благодарна. Я лишь прошу об отсрочке. Если моя карьера сложится успешно, мы позволим себе торжество в десятки раз лучше!

— Если, Таня! Ключевое слово — если! Так нельзя! — снимает со своего рукава женские пальцы и отходит к окну, шумно выдыхая воздух.

— Предлагаешь мне отказаться? Ты хоть понимаешь, сколько людей боролись за это место?

— Мне плевать! Поговори с руководством, попроси отсрочку!

— Кто станет задерживать реалити-шоу из-за меня? — девушка подскакивает со стула, направляясь к мужчине, который тут же устремляется прочь. Садится за старый стол и, устроив локти на коленях, опускает голову, с силой сжимая виски.

— Сам не понимаешь, какой бред предлагаешь?

— А наплевать на меня и семью, значит, можно? Можно послать все к чертям ради твоей затеи?

— Нет, — трет глаза, явно борясь с желанием подойти ближе, и говорит уже мягче, — я ведь не говорю, что свадьбы не будет. Уверена, родственники поймут…

— Зато я не пойму, почему развлекать толпу для тебя важнее, чем стать моей женой!

— Федя! — кричит, но он уже выходит из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.

Танька бросает на меня затравленный взгляд, полный боли и разочарования, наверняка ожидая, что я скажу хоть что-то, но я и не думаю подходить ближе. Не двигаюсь, все еще пребывая под впечатлением от произошедшего, и пытаюсь решить для себя, хочу ли сейчас обнимать рыдающую подругу, шепча ей слова поддержки…

***

Я нахожу его не сразу: усевшись на грязные обшарпанные ступеньки, ведущие на чердак, Федя спешно утирает глаза рукавом, смущаясь, что я застала его в минуту слабости. Мужчины имеют на это право, поэтому делаю вид, что не заметила, как покраснели белки, и как поблескивает от влаги его правая щека. Подхожу, обнимая широкие плечи Самсонова, и глажу короткие волосы, грубые, и немного растрепанные оттого, что он постоянно запускает в них пальцы.

— Так будет всегда, Волкова. Она не успокоится.

— Наверное, — соглашаюсь, отстранившись, и теперь толкаю его бедром, вынуждая подвинуться. — Мы с тобой всегда знали, что ее не остановить…

— Да, но не в такой ситуации. Это же непросто посиделки с друзьями, это свадьба! Я столько сил вложил… Не хочу набивать себе цену, ведь это нормально, когда мужик к чему-то стремится, но последний год был для меня адским. Я брался за любую подработку, лишь бы купить ей чертово платье, не хуже, чем у ее знакомой, фотографу отдал столько, сколько сам не зарабатываю за месяц! Ради чего все это? Чтобы за неделю до загса, спустить все в унитаз? И этот ее ресторан? Думаешь, она смотрит на ценники? Я простой менеджер, Лиз.

— Федь, — глажу его по руке, робко улыбнувшись, — а вдруг у нее получится? Откажется сейчас и никогда не сможет тебя простить, что упустила такую возможность.

Не знаю, зачем говорю это, все больше убеждаясь, что даже для себя не могу обелить Петрову — она не имела права так поступать с Самсоновым. После всего, что он для нее сделал, низко и подло платить за любовь предательством…

— Ты всегда ее защищаешь. Только когда-нибудь она и через тебя переступит. Ради денег, славы — неважно, раздавит и глазом не моргнет. Набери потом, поделись, как быстро смогла оправдать это ее мечтой, — выдает горько, сплевывая себе под ноги, и натягивает капюшон, пряча от меня свои мысли, так хорошо читаемые во взгляде…

Его слова оказались пророческими. Повисли над моей головой, угрожая в любой момент придавить тяжестью брошенного сгоряча предсказания, и потом еще не раз врывались в мои мысли, отравляя своим ядом душу. Он ее принял, как делал это всегда, не в силах противостоять своим чувствам, но так и не смог до конца простить. Возможно, одержи она победу в том телевизионном конкурсе, такая жертва была бы оправданной, но Таня продержалась лишь три недели. Вернулась, сломленная кем-то более талантливым, и в сотый раз за свою жизнь дала клятву прекратить свой путь на большую сцену. Свадьбу перенесли на декабрь, но уже в ноябре Федя собрал свои сумки и съехал к другу, утратив нечто важное, без чего ни одни отношения не смогут существовать — он больше не доверял ей. Ждал очередного удара в спину и в конечном итоге устал от этого напряжения.

— Я познакомила их лишь на свадьбе, и если вы хотите спросить, понравились ли они друг другу, отвечу сразу — скорее нет, чем да. Игорь занятой человек, так что нам редко удавалось собираться с друзьями, а если это и случалось, они не перекидывались и парой фраз.

— Хорошо. Вернемся к разговору о Громове… Итак, что вы испытали, когда он вручил вам кольцо?

— Счастье, — вздыхаю, наконец, получив разрешение продолжить свой рассказ…

ГЛАВА 14

Игорь

Если Яна была моим знойным летом, яркой осенью, кружащей голову буйством красок, и морозной зимой, сковавшей сердце ледяной коркой, то Лиза вдохнула в меня жизнь. Подобно весне, что ненавязчиво пробуждает ото сна серую землю, она вновь заставила меня улыбаться, неведомым образом вытянув из болота, которое грозилось поглотить меня целиком. Заставляла меня позабыть обо всем на свете и манила к себе, подкупая щедрыми ласками и неиссякаемыми запасами теплоты.

Ей мало что нужно было взамен: я не настолько глуп, чтобы не понимать, отчего ее взгляд сияет, подобно блеску далеких звезд на чернеющем полотне ночного неба, освещая ее лицо особенным светом. Мне это было знакомо. Она уже так смотрела на меня однажды, шепча о любви, которая в то время пришлась совершенно не к месту, но теперь это вовсе меня не пугало. Напротив, заставляло тянуться к этому источнику безграничных чувств.

Нас связывали ночи, непохожие на те, что я проводил в объятиях Яны, немного ванильные и слегка утомляющие многочисленными поцелуями, но уже ставшие неотъемлемой частью моей жизни. Скупое, дурацкое слово «привычка», которым так часто люди объясняют свое нежелание рвать отношения, теперь стало знакомо мне не понаслышке. Она вросла в меня, пустив корни в душе, но так и не затронув сердца, подкупила своими руками, жадными до касаний, обездвижила нежностью, от которой добровольно откажется только дурак.

— Что-то ты невесел, — пропуская в свою квартиру лучшего друга, с порога вручившего мне бутылку виски, терпеливо жду, облокотившись о косяк, когда он расправится с ботинками. — На часы смотрел?

Слава заметно напрягается, выпрямляясь в полный рост, наконец, одолев летние туфли, и подозрительно поглядывает мне за спину, где сквозь дверной проем просматривается гостиная. Растерянно трет затылок, кажется, впервые глянув на часы, стрелки которых давно перевалили за полночь, и интересуется слегка охрипшим голосом:

— Ты один?

— Да, только что выгнал своих подружек, — шучу, но либо Лисицкий чертовски устал, либо настолько озабочен неведомыми мне проблемами, что никак не реагирует на мое заявление.

Уверенно следует в зал, бросая на диван кардиган, и по-хозяйски достает из бара бокалы, щедро наполняя их выпивкой.

— Китайцы слетели. Два месяца работы коту под хвост, — осушает залпом половину, и уже тянется к пачке сигарет, брошенных мной на каменной столешнице.

— Это ведь Лизин проект? — с пониманием отношусь к его желанию напиться, но не тороплюсь сам прикладываться к стакану. Щелкаю зажигалкой, давая ему подкурить, и теперь кручу ее между пальцев, то и дело ударяя об стол металлическим дном.

— Отчасти. Она мне неплохо помогла, но клиент оказался слишком несговорчивым. Так что, дела не к черту.

— Ты ей сказал? — знаю, как ответственно она подошла к делу, несколько раз даже отменив нашу встречу ради пары ночей за своим ноутбуком.

Будь жив мой отец, он наверняка бы восхитился ее упорством, не преминув поставить Волкову мне в пример — в ее возрасте я был слишком ветреным и безалаберным, чем часто выводил из себя Громова старшего.

— Нет. В последнее время она такая окрыленная, что даже жаль расстраивать, — устроившись на высоком стуле, Слава растягивает остатки спиртного, теперь лишь промакивая губы алкогольным напитком. С задумчивым видом отворачивается к окну, любуясь видом ночной Москвы, уже вовсю погруженной в огни, и удивляет меня своим вопросом, в тишине квартиры прозвучавшем подобно летнему грому.

— У вас с ней серьезно? — захмелевший Лисицкий смотрит на меня, не мигая, крепче вцепившись в толстое стекло бокала.

Странно напрягается, втянув голову в плечи, словно от моего ответа зависит то, как он поступит дальше: врежет мне в челюсть, сбивая костяшки пальцев в кровь, или, наконец, выдохнет, растягивая губы в улыбке. И это не может не удивлять…

— С чего такой интерес? — не собираюсь ходить вокруг да около, теперь и сам заметно помрачнев.

— Разве я не могу спросить? Я же твой друг…

— Друг, только что-то подсказывает мне, что волнуешься ты вовсе не из-за меня, — глянув на него с прищуром, и сам не прочь прикончить одну сигарету, в попытке успокоить участившийся пульс.