– Так…

Они оба засмеялись.

– Скажи ты первая. Ты гостья.

– Ну, я просто хотела сказать, что еще никогда не видела Тори такой счастливой.

– О-о, я надеюсь, что так оно и есть! Мне и самому до сих пор не верится. – Он по-детски озорно улыбнулся. – Как я понимаю, у тебя были какие-то сомнения?

Вива слегка смутилась.

– Да, признаюсь честно, ведь даже по индийским стандартам все произошло очень быстро.

– Конечно, – согласился он. – Мы страшно рисковали, но ведь риск – благородное дело, не так ли?

– Не знаю. Я не очень решительная особа.

– Ой да ладно! Тори рассказывала мне о твоей работе, о книге. По-моему, ты очень храбрая.

Она не ответила.

– Давай выпьем вместе чота пег, – предложил Тоби, – и ты расскажешь мне об этом. Мне редко приходится разговаривать тут с пишущими людьми.

И вот они сидели, пили, беседовали. Тоби проникся таким энтузиазмом, что она рассказала ему подробнее, чем сделала бы это в иных обстоятельствах, историю Талики, а потом, по его настоянию, про двух новых детей, Препала и Чину, которые сами растили семерых братьев и сестер, после того как сгорел дом их родителей.

– Такие мужественные дети, поразительно, – сказала она. – Они смеются, поют, шутят. Они отказываются складывать руки и предаваться отчаянию.

Он пристально смотрел на нее. В кронах деревьев порхали птицы, в лесу раздался хриплый крик шакала.

– Вижу, что они доверяют тебе, – заметил он. – Если бы не доверяли, то не рассказали бы тебе всего этого.

– Разве многие люди не любят рассказывать свои истории? – возразила она.

– Все зависит от того, что имеется в виду. На мой взгляд, англичане неврастенически замкнутые – мы просто западные азиаты. Конечно, если ты встретишь в клубе какого-то старого болтуна, он поведает тебе, в каком полку он сражался и какая дрянь нынешнее правительство, но почти никто не поделится своими настоящими проблемами или радостями. Разве не так? – Он пристально посмотрел на нее и допил свой бокал.

– Так. Согласна, – ответила она.

– А где ты собираешься издать свою книгу? – поинтересовался он.

– Пока не знаю, – ответила она. – В «Макмиллане» одному редактору понравились несколько моих глав.

– Я издаюсь в «Скотт и Гринуэй», – сказал он. – С удовольствием познакомлю тебя. Ты не разбогатеешь, но книги у них очень красивые.

Из детской донесся веселый смех, и Вива с Тоби посмотрели туда. Громкий всплеск, потом Роза и Тори запели: «Дэйзи, Дэйзи, дай мне свой ответ»[84].

Тоби взял в углу клюшку для поло и постучал по стене.

– Эй, уймитесь! – крикнул он. – Тут у нас респектабельное заведение. – Девушки запели еще громче; ребенок радостно щебетал, как птичка.

Через несколько мгновений вошла Тори, неся на руках румяного после купания Фредди.

– Пожелай спокойной ночи дяде Тоби и тете Виве, – сказала Тори.

Вива поцеловала малыша в лоб, от него пахло мылом и тальком. Он взмахнул своими розовыми пальчиками и ударил ее возле глаза, как раз там, где заживал ее шрам. Она поморщилась, но поцеловала его еще раз.

– Спокойной ночи, Фредди, мой мальчик, – сказала она. – Спи крепко.

Когда Тори ушла, Вива рассердилась на себя, потому что у нее опять упало настроение. Если она будет и дальше угрюмым призраком на свадьбе, тогда лучше бы она осталась в Бомбее и не портила подругам настроение.

– Вот, отведай. – Тоби вернулся с тарелкой крепеньких на вид пирожков минс пайс[85]. – Тори сама их пекла.

Ей хотелось, чтобы он перестал занимать ее и оставил наедине с мрачными мыслями.

– Хм, восхитительно, – похвалила она, просыпав крошки на подол. – Знаешь, ужасно здорово, что вы позвали нас к себе.

– Чем больше, тем веселее, я так считаю, – сказал Тоби. – Жалко, впрочем, что твой друг доктор не смог приехать. Лахор совсем близко от нас, а я с удовольствием побеседовал бы с ним о гемоглобинурийной лихорадке. Жуткая штука. В прошлом году мы потеряли двух мальчиков из нашей школы.

– Какой мой друг доктор? – Она вытаращила глаза. – Я не знала, что его пригласили. – Она поставила бокал на стол. – Кто его пригласил?

– О боже, – пробормотал он. – Я влез не в свое дело?

– Нет-нет, вовсе нет, – весело возразила она, хотя ей было не до веселья. – Вообще-то, он был дружен со всеми. Я и не вспоминала о нем, но… – Она взглянула на часы. – Пожалуй, я пойду к себе в комнату и освежусь – время к ужину. Я с удовольствием поговорила с тобой, спасибо.

– Ох проклятье! – У Тоби на лице отразился испуг. – Я проболтался, да? Какой я идиот!


Поднявшись наверх, она заперлась в своей комнате и села, согнувшись пополам, на полу возле кровати. Вот и все, конец: его пригласили, а он не пожелал приехать. Что может быть еще яснее? Внутри ее расцветала боль, и она ничего не могла с этим поделать. Ее словно ударили в солнечное сплетение. «Вот и все, конец, – повторила Вива мысленно. – Его пригласили, а он отказался. Пойми же это своей тупой головой, – ругала она себя, – и не смей омрачать всем из-за этого Рождество».

Минут через пять Вива пришла в соседнюю комнату, где Роза и Тори при свете масляной лампы поправляли вокруг малыша москитную сетку.

– Тори, – спросила она как можно спокойнее. – Ты приглашала Фрэнка на Рождество?

Лицо Тори сказало все, что ей нужно было узнать.

– Нет, вообще-то… – Тори повернулась за поддержкой к Розе, а та сосредоточилась на ребенке и отказывалась смотреть ей в глаза.

– Ну, вообще-то, я могла бы, – сказала Тори. – Случилось совпадение – мы встретились в Лахоре на одной вечеринке, было так приятно повидать его, и я думаю, что нам нужно… понимаешь… встретиться снова. – Она неуверенно посмотрела на Розу.

– Слушай, – сказала Роза, – по-моему, ты мне ничего не говорила.

– И что? – Вива пыталась справиться с дрожью в голосе. – Что он ответил, когда ты пригласила его?

– Ну… – Тори прятала взгляд, – мне так было жалко. Он работает в это Рождество, и у него другие планы.

– Он знал, что я приеду?

Тори растерянно теребила москитную сетку.

– Да.

– Все это действительно не имеет значения, – заявила Вива, ежась под их сочувственными взглядами. – Я почти не вспоминаю о нем.

– Вот и хорошо, – в один голос сказали Роза и Тори, и это означало, что все в комнате лгали – кроме Фредди.

За ужином Тоби, сказавший, что он научился нарезать мясо и теперь делал это как настоящий мясник, сумел прилично разделать жареный говяжий окорок. Пришел Джай и зажег огненную дорожку из масляных ламп вокруг веранды. Потом они открыли особую бутылку вина, которое привезла Роза, и говорили тосты.

Разговор шел весело и открыто, и Вива изо всех сил старалась не выпадать из него.

За пудингом – очень удачным, с патокой – они обсуждали разницу между другом и парнем, с которым ты отправился бы в джунгли.

– Я никогда не пошла бы с тобой в джунгли, – подразнила Тори мужа. – Ты бы ползал там на четвереньках и высматривал большую синицу или темно-коричневый паутинник, это гриб такой, – пояснила она подругам, – и мы бы никогда оттуда не выбрались. Нет, я бы взяла с собой Виву.

– Почему? – поинтересовалась та.

– Ты мужественная и не выдаешь секретов. Ну, взять ту загадочную вещь, которая произошла с тобой в Бомбее. Ты собиралась рассказать нам об этом, но все молчишь. Да случись такое со мной, стежки над глазом или удар по голове, я бы целый месяц только об этом и говорила.

– Ах это. – Вива легонько дотронулась до шрама. Все, загнали в угол. – Ну… ничего особенного не было, вернее, что-то было, но все не так страшно, как может показаться.

Она репетировала этот рассказ в поезде по дороге сюда, но даже легкомысленная версия ее похищения, где она выступала в роли испуганной девушки в красном платье, а Азим – злодея из пантомимы, вызвала у них возгласы ужаса.

– Но ведь тебя запросто могли убить! – воскликнула Тори.

– Почему не вмешалась полиция? – спросила Роза.

– Ну, они что-то делали. Но ты ведь знаешь, что здесь такие вещи заметаются под ковер, – сказала она.

– Не обязательно, если речь идет об англичанах, – сухо заметил Тоби.

– Не забывай, – напомнила она ему, – что губернатор дважды предупреждал нас, чтобы мы закрыли наш приют, но ни у кого из нас не хватает духа. Ситуация сложная.

– Кстати, – она обрадовалась возможности сменить тему, – мистер Азим учился тут в очень привилегированной английской школе-пансионе. Он рассказывал мне, что его там пороли, что учитель физкультуры сломал ему мизинец и что они ни разу не праздновали там Дивали – она называлась там Ночь Гая Фокса. Возможно такое?

– Да, – просто ответил Тоби. – Все ужасно перемешано, и мы ходим по канату. Некоторые из индийцев высших каст, которые отдают сюда своих детей, не терпят, когда их детей бьет кто-то посторонний, а не они сами; другим нравятся настоящие старомодные школы-пансионы западного типа: со скверной кашей, поркой, крикетом и прочими радостями.

– А Гай Фокс? Наверняка ведь не празднуете.

– Нет, у нас есть этот праздник. Но хуже всего то, что мы запихиваем детям в глотки Водсворта и Шекспира, игнорируя поэтов урду, таких как Мир Таки Мир и Галиб. И это позор для нас.

Беседа оборвалась, когда Тори приложила палец к губам и поглядела наверх, в сторону детской.

– Слушайте, – сказала она. Малыш плакал, но негромко. Все замолчали, прислушались и вскоре услышали поскрипывание детской колыбельки, которая была привязана веревочкой к ноге айи, а потом и ее ласковое пение.

– Что она поет? – спросила Вива у Тоби.

– «Маленький хозяин, маленький царь, спи, мой милый, засыпай», – сказал Тоби. – Приятно сознавать, что женщины хоть где-то уважают мужчин. – И он окинул их гордым взглядом.

Вива немного расслабилась, когда он налил ей красного вина. История с похищением успешно преподнесена, и никому не нужно знать, как сильно она ранила ее, какой дурой она в ней оказалась. Она лишила ее той самоуверенности, которая всегда нужна, чтобы ты чувствовала свое отличие от других людей, таких далеких от всего, в чем ты разбираешься.