Она спустилась по первому пролету лестницы.

Я сделала ошибку, подумала она, заглядывая в неровную дыру в стене, за которой сидел старик. Двинувшись дальше, она миновала ветхую лавку шерстянщика, где яркие мотки шерсти были укрыты мешковиной для защиты от снега. Озябшими руками она снова развернула листок.

Мейбл Уогхорн была, скорее всего, учительницей, возможно, даже директрисой. Эта схема, вероятно, врала – улица была нищей и вонючей. Вива в растерянности села на ступеньку и тут же за корявыми жестяными крышами лачуг увидела дом, который, возможно, и был ей нужен.

Немного пройдя дальше, она остановилась перед двухэтажным домом, прилепленным к горе, и задумалась. Нет, вряд ли. Из дома был роскошный вид на дальние горы, но от его оштукатуренного фасада отваливались куски, а изящные кованые балконы были завалены ведрами, птичьими клетками, мешками и прочим хламом.

Она недоверчиво подошла ближе, но вот – «Номер 12». Надпись сделана осыпающейся зеленой краской на двери, в которую была врезана ржавая решетка, как в монастыре кармелиток. Справа от решетки висел бронзовый колокольчик с веревочкой, под ним табличка, написанная дрожащей рукой Мейбл Уогхорн: «Я на втором этаже». Когда Вива позвонила в колокольчик, никто не ответил.

Вива позвонила еще. Из темного дверного проема вышла китаянка. За ее спиной в тусклом желтоватом свете стоял мужчина в жилетке.

– Я ищу немолодую леди. – Вива протянула китаянке листок. – Ее имя миссис Уогхорн.

Китаянка убежала с бумажкой в дом. Через несколько мгновений Вива услышала стук деревянной палкой в потолок.

– Она спит очень много, – хмуро сказала женщина, когда вернулась. – Подождите. – Она закрыла дверь.

Вива ждала около пяти минут, притоптывая ногами, потому что дул ледяной ветер. Горы в клочьях тумана, орел, бесшумно летающий над головой… Внезапно Виве показалось, что она проваливается куда-то сквозь время…

– Здравствуйте. – Старая дева вышла на веранду с затуманенными сном глазами, словно ее только что выдернули из глубокого сна. На босых ногах были шлепанцы, а когда ветер распахнул полы твидового пальто, Вива увидела ночную рубашку. Они смотрели друг на друга. Виве даже не верилось, что эта хрупкая персона была Мейбл Уогхорн. При звуках ее имени она представляла себе особу с теннисной ракеткой, крепкими икрами и не менее крепкой памятью, ожидая от нее услышать какие-то факты, о которых она не знает.

– Боже милостивый!

Старуха подошла к краю веранды и посмотрела вниз. С ее ноги слетела тапка; древняя нога, словно лиловая птичья лапа, выглядывала из-за железной решетки.

– Боже мой! – Какое-то время они глядели друг на друга.

– Нет! – Старуха выставила челюсть и пристально уставилась на нее. – Не может быть! Это ты, моя дорогая?

– Нет-нет! Мое имя Вива, я ее дочь! – закричала Вива, чтобы избежать катастрофы.

У миссис Уогхорн мгновенно сменилось выражение лица. Казалось, она внезапно закрылась. Может, она почувствовала себя обманутой и оскорбилась, или, может, была слишком старой, чтобы осмыслить что-либо, выходившее за рамки обычной ее жизни.

Она нашарила ногой тапку и сунула в нее ногу.

– Мне ужасно жаль, – сказала она, – но разве я просила вас приехать?

Новый порыв ветра открыл ее тонкие птичьи ноги c синими венами. Вива уже продрогла.

– Мне надо было написать вам, – извинилась она. – Вы просили меня об этом уже давно. – Старая дева приложила ладонь к уху, и Вива прокричала: – Можно я поднимусь к вам? Я ненадолго. Простите, если я вас напугала.

Миссис Уогхорн все еще смотрела на нее, словно видела призрак.

– Ладно, поднимайтесь, – разрешила она после долгой паузы. – Сейчас я пришлю Гари.

Через несколько мгновений Гари, красивый, улыбчивый мальчик, распахнул дверь и, позвав ее жестом, подхватил ее чемодан и повел по коридору, провонявшему кошками.

– Пожалуйста, идите за мной, – сказал он, подражая своей хозяйке. – Миссис Уогхорн наверху, в ее кабинете.

Лестница, по которой они поднимались, освещалась, словно в средневековой темнице, свечами в канделябрах. На площадке Вива услышала тявканье маленькой собачки.

– Гари? – послышался голос. – Это она? Я здесь.

Гари озорно, заговорщицки взглянул на нее, словно говоря: сейчас сами увидите.

– Заходите, – пригласил он. – Она вас ждет.

В кабинете было так темно, что Вива, зайдя туда, приняла миссис Уогхорн за груду белья, оставленного в кресле. Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела пожилую леди, сидящую возле парафинового обогревателя. На ее колене притулилась крошечная, похожая на летучую мышь собачка с трагическими глазами.

– Заходите, – сказала она, – и сядьте там, где я могу вас видеть.

Она махнула рукой на продавленный диван, заваленный бумагами. Ее голос, хоть и слабый, звучал властно.

Несколько секунд они глядели друг на друга.

Вива решила прямо перейти к делу:

– Я дочь Александра и Фелисити Холлоуэй. Вы меня помните? Вы любезно написали мне несколько лет назад про сундук, который остался от моих родителей. Извините, что я так долго не приезжала за ним.

Она заметила тот же самый панический взгляд в глазах старой девы, что и прежде. Ее руки вцепились в ошейник собачки, словно ища спасения.

– Если вы пришли из больницы, уходите, пожалуйста, – сказала она. – У меня все в порядке, я уже вам говорила.

Ой-ой-ой, подумала Вива, не зная, огорчаться ей или радоваться. Ку-ку или что-то вроде того – надо быть осторожнее.

– Я не из больницы, честное слово. Мое имя Вива Холлоуэй. Несколько лет назад вы любезно прислали мне в мой пансион в Уэльсе чемодан, принадлежавший моим родителям. И написали, что сундук с их вещами останется у вас, пока я не приеду за ним в Индию. И вот я приехала – впервые с моего детства.

– Послушайте! – Старушка сверкнула глазами и погрозила ей пальцем. – Я не уеду отсюда. Я имею полное право жить здесь.

Собачка спрыгнула на пол и уселась возле Вивы, поджав хвост.

– Вы напугали Бренди.

– Какой милый. – Вива посадила его на колени и погладила по спине, надеясь таким образом снять напряжение. – Он чихуа-хуа?

– Да, – гордо ответила старуха. – Вам известно, что эту породу вывели в годы правления династии Мин, чтобы они ловили мышей во дворце императора? Если вам интересно, у меня куча книг об этом.

Вива на мгновение повеселела. Может, этим дело и ограничится? Она прочтет в Шимле про собачек чихуа-хуа. И все.

– Вы можете сделать мне одно одолжение? – Старушка пристально посмотрела на нее. – Мы держим лакомства за подушкой, на которой вы сидите. Вы можете угостить его? Он так хорошо вел себя этим утром, а теперь разнервничался.

Она показала на ярко-красную подушку с вышитой птицей. Отодвинув ее, она чуть не вскрикнула, там лежало что-то ужасное – маленькая лапка, то ли кошачья, то ли кроличья. На ней были клочки шерсти и обрывки мяса.

– Здесь какая-то кость, – сказала она, не решаясь дотронуться до нее.

– Вы можете передать мне ее? Хороший человек на рынке отдает мне это даром.

Содрогнувшись от отвращения, она протянула миссис Уогхорн вонючую лапку – кролика, теперь она была в этом уверена, а старушка сунула ее в острые зубки Бренди.

– Знаете, это самые добрые люди на свете. Я думаю, мы несправедливы к ним.

Вива посмотрела в ее водянистые глаза.

– Я рада, что они хорошо к вам относятся, – сказала она.

При других обстоятельствах Вива с удовольствием позволила бы немолодой леди подробно рассказать о своей работе учителем, а в ответ рассказать о своем доме в Бомбее, но в тот момент об этом не могло быть и речи.

– Вам холодно? – Агрессивный взгляд миссис Уогхорн немного смягчился. – Если да, то мы можем вывернуть фитиль на парафиновом обогревателе или дать ему хорошего пинка. Вообще-то вы можете мне помочь. Фитиль давно нужно подрезать. Вон там ножницы.

Вива опустилась на пол и почувствовала песок и камешки под коленями. Маленький обогреватель пыхтел, выбрасывая клубы едкого черного дыма.

– У меня был такой же в Лондоне. – Она подняла стеклянный колпак и отстригла верх почерневшего фитиля, потом повернула маленькое колесико. – Они бывают коварными. Вот, готово. – Она зажгла фитиль, и он загорелся ярким желто-лиловым пламенем. – Вот так хорошо.

– Ой, спасибо, дорогая. – У миссис Уогхорн слезились глаза. – Ужасный дым! Вы очень любезны. Простите, что я грубо разговаривала с вами; понимаете, они посылают ко мне женщин из клуба.

Вива повернулась к ней.

– Вы уверены, что не помните меня? – спросила она. – Я дочь Фелисити. Мой отец, Александр Холлоуэй, был железнодорожным инженером. Когда вы меня видели, мне было восемь или девять лет. Я вас помню – я тогда чуточку вас боялась, потому что вы были директором школы.

– Да-да, вы абсолютно правы. Много лет я тут возглавляла школу. – Упоминание о школе, казалось, взбодрило старую леди. – Мы с моим супругом Артуром управляли тут всем. У нас было сорок детей на пансионе, тридцать дневных учеников, индийцев и англичан. Наша школа называлась «Уайлдерн». Замечательное было место. Там я встретила Гари… – Она внезапно осеклась, сложила руки под подбородком и посмотрела на Виву долгим суровым взглядом. Потом зажмурила глаза и задумалась. – Знаете, я не помню вас. Мне жаль. Так много детей прошло через нас.

– Это не важно, – успокоила ее Вива. – Это моя вина. Правда.

Бедная старушка расстроилась, и Вива поняла, что расплачется и сама, если не возьмет себя в руки, и это будет невыносимо.

– Вы мне писали. Мне надо было приехать раньше.

– У меня слабеет память, – бубнила старушка, – но я помню Фелисити. Милая, прелестная женщина. Можно я расскажу вам о ней подробнее, когда буду не такой усталой?

Собачка стала рыться за другими подушками и извлекла розовый корсет из китового уса, пыльные зажимы для волос и лифчик. Вива сунула их обратно, радуясь, что старушка ничего не заметила.