– Вы не в своем уме? – прошептала сдавленно Аглая, пытаясь отстраниться от ножа, но это привело лишь к тому, что Дмитрий сильнее притянул ее к себе, и его рука с ножом переместилась к ее личику. Она видела его странно горящие голубые глаза над собой и ощущала его горячее дыхание, которые вырывалось сквозь сжатые зубы.

– Несколько движений, и Ваше прелестное личико не будет столь надменным. И тогда Вы опуститесь обратно на землю в грязь, где Вам самое место, – с угрозой проскрежетал Дмитрий.

– Я закричу, – прошептала Аглая, не на шутку испугавшись. Голос от страха изменил ей. Дмитрий криво усмехнулся, довольный своей гнусной выходкой и чуть надавил лезвием ножа на ее округлую щеку. Ее близость и ее страх, затуманили мысли Дмитрия, и у него возникла еще одна безумная идея. На самом деле изуродовать ее лицо, не сильно, но достаточно для того, чтобы она перестала показываться на людях. И вот тогда он, Дмитрий, конечно же, окажется рядом и предложит ей свое покровительство. Тогда она вновь будет в его распоряжении. Ибо несколько шрамов на ее прелестном личике, явно не остановили бы его.

– Большее, что Вы заслуживаете, так это раздвигать ноги перед богатыми господами! – произнес Скарятин в запале, и опустил нож вновь к ее груди. Резким движением он перерезал ножом одну из тесемок, которые удерживали глубокий вырез на ее груди, и Глаша от испуга забилась в его руках.

– Да отпустите же! Вы не в себе! – прошипела она, ему в лицо.

Она уже открыла рот, чтобы закричать, но на веранде послушались быстрее шаги. Дмитрий напрягся и медленно отпустил ее локоть и спрятал нож в карман сюртука. Он обернулся и увидел Николая, который возвращался с важным военным. Быстро среагировав, Дмитрий занял непринужденную позу рядом с Аглаей.

– Мой брат Скарятин Дмитрий Петрович. Вы, наверное, знакомы. А это моя жена Аглая Михайловна, – представил их Николай, приблизившись с седеющим генералом. – Аркадий Иванович, – представил, он генерала молодым людям.

Глаша несколько раз облегченно вздохнула и поздоровалась с военным, сделав положенный реверанс, а затем просяще произнесла, обращаясь к Николаю:

– У меня разболелась голова, не могли бы мы уехать?

– Конечно душа моя, – произнес ласково Николай Петрович и, извинившись перед генералом и Дмитрием, быстро увел жену с веранды.

Всю дорогу до дому, Глаша ощущала, что ей не хватает воздуха. Внезапно появившийся Дмитрий угрожающий и надменный, вызвал в ее душе чувства досады и обиды. Она уже не любила его и не искала его общества. Но отчего же он не оставлял ее в покое и давал ей быть счастливой с Николаем? Словно какой-то темный призрак, он постоянно возникал в ее жизни, желая ей зла. Это происшествие взбудоражило ее и опечалило. Она не понимала, что она такого сделала, раз Дмитрий угрожал ей расправой, и говорил гадости. Отчего он вообще подошел к ней? Испортить ей настроение или как всегда указать ей на то, что она всего лишь дочь купца? Нет, явно ему доставляло удовольствие при каждой встрече не только унижать ее, но и издеваться.

Коротко осведомившись у мужа, где остановились Дмитрий и Полина, Глаша немного успокоилась, довольная, что они не будут жить в доме Скарятиных. Возможно, ей вообще посчастливится более не видеться с Дмитрием, который явно не выносил ее. А на будущее если она заметит его, то уж постарается, как можно скорее исчезнуть с поля его зрения, раз она так противна ему.

Аглая устало вздохнула, впервые пожалев, что они с Николаем не переехали в свой дом. Тогда бы у нее было меньше возможностей встретиться с Дмитрием и Полиной, которые вызывали в ее сердце чувства досады и опасения. Однако Глаша отчетливо понимала, что Николай очень любил свою мать, и вряд ли бы теперь, когда Вера Кирилловна смирилась с их женитьбой, пошел бы наперекор ей. Вера Кирилловна сразу после свадьбы настояла на том, чтобы молодые не переезжали в свой новый дом, а остались жить с нею. Она заметила, что ей будет неуютно жить в большом особняке одной. Даже Аглае она хоть и натянуто, но все же улыбнулась и заявила:

– Я постараюсь принять Вас, Аглая, ибо Вы жена моего сына. И постараюсь быть более терпимой к Вам. Ники, любит Вас оттого, и я должна примириться с Вами.

Действительно мать Николая стала относиться к ней менее надменно и вызывающе. Аглая была довольна, что наладила отношения с материю Николая, и ответила согласием на просьбу мужа, остаться жить в доме Скарятиных. Однако теперь Глаша впервые задумалась о том, что это дом и матери Дмитрия, который мог появиться здесь в любой момент. Ранее она даже не задумывалась над этим, зная, что старший Скарятин последнее время проводил время или за границей или в доме жены. К тому же, у Дмитрия имелся особняк в Севастополе, где со слов Николая брат проводил большую часть года.

Едва они вернулись домой, Глаша попросила Николая побыть с ней. Она до сих пор была под впечатлением встречи с Дмитрием и объятия Николая Петровича были для нее необходимы. Они поднялись в спальню, и Глаша припав к груди мужа, произнесла:

– Я люблю Вас Николай.

Молодой человек улыбнулся и, нежно поцеловав жену в губы, сильнее прижал ее к себе. Перебирая ее светлые локоны, он странно посмотрел на нее.

– Вы даже не представляете, как Ваши слова ценны для меня, Аглая, – прошептал он серьезно. – Я всегда боялся, что Вы не сможете полюбить меня…

– Прошу никогда не оставляйте меня надолго одну, – попросила она, устремив на него горящий взгляд. Ее глаза огромные темно-ореховые, словно два сверкающих темных бриллианта заворожили его, и Николай ощутил, что не может сказать ей то, что уже планировал сказать несколько дней. Но он должен был сказать. Прижав головку девушки к своей груди и не смотря в ее личико, ибо ощущал, что только так, он сможет произнести болезненную фразу, он глухо произнес:

– Глаша позавчера я получил приказ. Пятого числа я должен быть в Бессарабии. Война с Портой неизбежна. Через неделю я уезжаю.

Почувствовав, что она вздрогнула, молодой человек понял, что это стало для нее неожиданностью. Аглая резко подняла на него полные страха глаза и произнесла:

– Так скоро?! – воскликнула она в порыве. – Мы были вместе так недолго и вот теперь…

Это заявление мужа повергло Глашу в панику и печаль. Она прекрасно сознавала, что с войны многие не возвращаются. Ее сердце сжалось в предчувствии беды, а ее глаза увлажнились. Николай заметил это, и натянуто улыбнувшись, подбадривающее сказал:

– Вы должны быть сильной…

Она, порывисто прижимаясь к ее широкой груди, и произнесла:

– У меня будет ребеночек, – прошептала она, ласково гладя его по щеке.

Он напрягся и нежно поцеловал ее в макушку.

– Душа моя, это лучший дар, который Вы мне могли подарить…

Они долго стояли, обнявшись и молча, думая о будущем.

Николай ощущал печаль, оттого что сейчас, когда он, обрел счастье, рядом с Глашей, когда она, наконец, полюбила его, и теперь, когда у них будет ребенок, он должен был оставить ее одну и уехать. Но служба была его долгом и он, ни на минуту не сомневался, в том, что с достоинством выполнит его.

Глаша же думала почти о том же самом, отчетливо осознавая, что Николай, который стал теперь для нее самым дорогим человеком, должен был покинуть ее сейчас. На ее сердце легла тяжесть, от предчувствия скорой разлуки и она прошептала:

– Возвращайтесь быстрее, мы будем ждать Вас. Я буду молиться…

– Матушка присмотрит за Вами, душа моя…

Сильнее прижав ее к себе, он страстно обхватил ее губы. Она тут же ответила на его порыв, обвив руками ее шею.

В эту ночь нежность и страсть Николая, заставили Аглаю позабыть обо всем. О том, что начинается война, о том, что они вынуждены, будут расстаться, и о том, что скоро ее любимый муж будет в смертельной опасности.

Через неделю Николай Петрович уехал, оставив Веру Кирилловну и Глашу в расстроенных чувствах со слезами на глазах, и лишь из закрытого экипажа на прощание он помахал им рукой и добродушно улыбнулся.

Когда карета сына скрылась за поворотом, Скарятина сама обняла Глашу и трагично произнесла:

– Мы должны быть сильными. Он так сказал…

Впервые с момента знакомства, Вера Кирилловна так по-доброму говорила с ней, и Глаша сначала опешившая, обняла мать Николая в ответ.


Спустя две недели Дмитрий приехал в отчий дом со смешанными чувствами воодушевления и некоего спокойствия от предстоящей военной службы. Надвигающаяся война с турками не пугала его и лишь вызывала в его душе неприятное чувство опасения. Он осознавал, что он или Николай, могут не вернуться с войны. Оттого Дмитрий решил перед разлукой, попрощаться с матерью. Полину он оставил в доме ее отца, категорично заявив, что она лишь испортит ему день, если поедет с ним.

Прекрасно зная, что в особняке кроме матери находится еще и Аглая, молодой человек намеревался избежать общения с женой брата. Скарятин с прискорбием осознавал, что последняя встреча с Глашей на балу вызвала в его душе слишком сильные порывы и диковатые желания. В тот вечер, после того как Аглая с Николаем покинули бал, и Дмитрий немного успокоился, он понял, что вел себя отвратительно и гнусно по отношению к девушке. Он тут же осудил свои поступки и не мог понять зачем он накинулся на Глашу, угрожая ей. Будто на него нашло некое затмение. Понимая, что очередная встреча с Аглаей может вновь вывести его из равновесия, Дмитрий, войдя в парадную, осведомился у дворецкого, где находится Вера Кирилловна.

– Она в чайной, Ваше благородие, – поклонился слуга.

– Одна? – спросил, прищурившись, Дмитрий.

– Одна Дмитрий Петрович, – почтительно кивнул дворецкий.

– Это к лучшему, – отметил Дмитрий и направился уверенным шагом в нужную сторону, успокоенный тем, что возможно ему посчастливится, и он вовсе не увидит Аглаю, ибо планировал пробыть в доме матери лишь пару часов.