– Мне, конечно, приято это слышать, но все же Вы не правы. Удовольствие, оно не всегда зависит от любви. И я докажу Вам это… – Вновь прижав ее к своему телу, он начал осыпать поцелуями ее шею и ушко. Глаша попыталась отстраниться от него, но его руки очень умело ласкали ее тело, и уже через какое-то время, Аглая ощутила нарастающее возбуждение. – Моя птичка, – прошептал он, у ее уха хрипло, целуя ее шейку. Его пальцы неумолимые нежные и сильные, умело ласкали ее спину и ягодицы, вызывая в ее теле дрожь. Осознав, что ей нравятся ласки этого ненавистного человека, Аглая испугалась. Она вдруг поймала себя на том, что перестала сопротивляться, и ее руки обвились вокруг его шеи. Она ощущала, то ее предательское тело хочет продолжения его ласк. Понимая, что надо, что-то немедленно предпринять, она решила пойти на хитрость. Спасительная идея ворвалась в мысли Аглаи. Она напряглась и как можно ласковее произнесла:

– Здесь слишком светло.

Дмитрий отстранился и его взгляд, затуманенный и горящий, пробежался по ее прелестному личику, как будто ища подтверждение искренности ее слов. Она заставила себя улыбнуться ему.

– Сейчас… – глухо прошептал он и, оторвавшись от нее, быстро отошел к подсвечникам.

Лишь несколько свечей он успел потушить, как услышал за спиной легкий шорох. Резко повернувшись, словно охотник за добычей, Дмитрий увидел, что Аглая уже в дверях. Он дернулся за ней, но ее светлое платье исчезло во мраке коридора.

Побледнев от досады и осознавая, что она обвела его вокруг пальца словно мальчишку, Скарятин, сжав зубы, сорвался вслед за ней. Вылетев в полутемный коридор, он отразил, что она уже у лестницы. Боясь, что слуги увидят, как жена пытается сбежать от него, словно от прокаженного, он крикнул в исступлении:

– Аглая!

На его голос Глаша затравленно обернулась и нечаянно наступила на длинный подол платья. В следующий миг, она оступилась и упала. Ее головка при падении с силой ударилась о мраморные перила лестницы.

– Глаша! – закричал Скарятин уже в испуге, когда отразил, как легкое тело Глаши упало безжизненно на пол.

Когда Дмитрий подскочил к жене, она лежала в неестественной позе у перил. Аглая не двигалась. Стремительно склонившись над ней, Скарятин ощутил приступ удушья. Мысль о том, Глаша убилась на смерть, на миг озарила его сознание, и он похолодел от ужаса. Он схватил ее, развернув к себе лицом. Глаза ее были закрыты, лицо недвижимо и кровавая тонкая струйка стекала с ее виска. Упав на колени рядом с ней, Скарятин приложил пальцы к ее горлу. Удостоверившись, что она жива, и лишь без сознания, он облегченно выдохнул. Осторожно приподняв молодую женщину, он положил ее к себе на колени.

– Глаша ну зачем же так… – прошептал он в сердцах, с болью смотря на ее бледное неподвижное лицо.

– Барин, что-то случилось? – из боковой двери появился слуга, с подсвечником. Дмитрий даже не поднял голову на звук его голоса. Осознание того что именно он виноват в ужасном падении Аглаи, терзало его.

– Она упала и ударилась об лестницу, – пролепетал Скарятин, осторожно вытирая пальцами кровь с ее виска.

– Неужто насмерть? – выдохнул слуга, быстро приближаясь. После слов слуги Дмитрий как будто опомнился и, вскинув глаза на слугу, хрипло заявил:

– Чего каркаешь, дурак! За доктором вели ехать!

– Сейчас, сейчас, барин! – залепетал перепугано слуга и бросился вниз по лестнице, исполнять поручение. Послышался шум, и многочисленные голоса слуг, передающие поручение, и рассказ о том, что молодая барыня упала, разбившись.

Скарятин же вновь посмотрел на неподвижное лицо Аглаи и, наклонившись ближе к ней, отчетливо отразил ее дыхание. Дмитрий глубоко облегченно вздохнул, находя еще одно подтверждение того что она жива. Спустя миг он осторожно встал и, стараясь не трясти Глашу, поднял ее на руки, направившись обратно в спальню. Тут в коридоре появилась Вера Кирилловна, которая вышла на шум из своей спальни.

– Дмитрий, то происходит? – спросила она.

– Аглая Михайловна упала и сильно ударилась, – пояснил Дмитрий, проходя мимо матери, в спальню. Мать последовала вслед за сыном, и внимательно следила, как он кладет Глашу на постель.

– А что она делала на лестнице? – спросила подозрительно Скарятина. – Чувствую, что здесь, что-то не так! Говорила тебе, что не дело запирать ее!

– Маман, Вы бы могли оставить нас? – бросил нервно Скарятин, обернувшись к матери. – Лучше доктора встретьте, чем меня воспитывать.

Вера Кирилловна фыркнула и медленно вышла из спальни, бурча под нос, что ни один из ее сыновей никогда не слушает ее.


Открыв глаза, Глаша ощутила странное чувство покоя. Утреннее летнее солнце освещало комнату, падая многочисленными зайчиками на бледно-голубые стены оббитые шелком. Чуть повернув голову, девушка прошлась заинтересованным взглядом по сторонам. Ее взор отразил светлую вычурную мебель, дорогие темно-синие портеры, несколько портретов в золоченых рамах на стенах, высокие потолки, большие светлые окна. Обстановка комнаты изысканная и помпезная, навела ее на мысль, что она находится в богатом доме. Однако Глаша прекрасно знала, что никогда не бывала в подобных домах. Она не понимала где она, и отчего лежит в этой просторной мягкой постели с прозрачным вышитым узорами балдахином. Всю жизнь, как она себя помнила, она жила в деревянном доме родителей, скромно и просто.

Поморщившись Аглая села на белоснежной шелковой постели, отчаянно пытаясь вспомнить, как она оказалась в этой спальне. Последнее внятное воспоминание ее было о бушующем береге моря, где она, гуляя, собирала ракушки. Помотав гудящей головой, она смутно осознала, что вроде бы запнулась и упала на берегу. Эти напряженные думы вызвали дикую боль в ее затылке и она, застонав, вновь упала на подушку, прикрыв глаза.

– Барыня, как Вы себя чувствуете? – раздался сбоку от нее приветливый голос. Глаша открыла глаза и уставилась на девушку, в простом платье горничной, с косой обернутой вокруг головы.

– Кто Вы? – прошептала изумленно Глаша.

– Я Дуняша, Ваша горничная. Неужели Вы забыли Аглая Михайловна?

– Горничная? – переспросила молодая женщина, вновь обводя комнату изумленным взглядом. – Где я?

– Вы у себя дома.

– У себя?

– Ну да, на Измайловском проспекте, в доме Скарятиных, – медленно произнесла Дуня.

– Странно, – пролепетала Глаша и опять прикрыла глаза, – Я ничего не понимаю… и Вас не помню…

– Как же барыня, не помните? – начала удивленно девушка. – Я Дуняша. А Дмитрий Петрович, спустились вниз, с доктором разговаривают.

Послышался скрип двери, и тут же раздался приятный мужской баритон:

– Она пришла в себя?

Глаша услышала быстрее твердые шаги, и распахнула глаза. В следующий миг приветливое личико Дуняши, сменилось фигурой молодого мужчины лет тридцати. Темноволосый, широкоплечий, в домашнем легком сюртуке, с волевым притягательным лицом, внимательно-изучающим взглядом, он был совсем не знаком ей. Его глаза красивые невероятного василькового цвета, настойчиво и поглощающе смотрели на нее и Глаша тут же смутилась. Кто это был, она не могла понять. Она стеснительно потупила взгляд, и невольно вжалась в подушку, на которой лежала.

– Оставь нас Авдотья, – бросил через плечо мужчина, и по-свойски уселся на постель рядом с Глашей. Последняя, окончательно смутилась, под его горящим взором. После того, как горничная покинула спальню, мужчина заметил. – Доктор сказал, то Вы сильно ударились головой, и возможно сотрясение.

– Да голова невозможно болит, – пролепетала девушка, и наконец, смогла совладать с волнением, и открыто посмотреть на молодого мужчину, что сидел перед ней.

– Вот, доктор оставил настойку. Давайте я помогу Вам, – предложил услужливо молодой человек, и проворно встав, взял с маленького ажурного столика, стоящего у кровати флакон с лекарством и налив немного в ложку, вернулся к девушке. Она послушно выпила, не понимая, кто этот человек и отчего он заботится о ней. Однако с каждой минутой, его облик, и обволакивающий приятный баритон завораживали ее, и девушка чувствовала, что ей хочется, чтобы этот человек побыл с ней подольше. После того как она выпила лекарство, молодой человек помог ей опуститься на подушку, и вновь сел рядом.

– Вы поступили неосмотрительно Аглая, – начал странную фразу он.

– Простите, но я не знаю Вашего имени, – пролепетала Глаша и поморщила носик. – Я отчего-то не помню, как оказалась здесь.

Брови молодого человека взметнулись вверх, и он удивленно воззрился на нее.

– Отчего Вы так говорите? – спросил он тихо.

– Извините. Я не помню что случилось. Помню лишь, что гуляла по берегу и упала, а дальше ничего не могу вспомнить. И почему нахожусь здесь? Это ведь Ваш дом?

– Ну да.

– Надо сообщить моему отцу, что со мной все в порядке, – добавила она просящее.

Мужчина нахмурился, и угрожающе посмотрел на нее.

– Это что какая-то новая игра? Или Вы решили меня запутать, дабы потом убе… – удивлено заметил он.

– Почему игра? – горестно сказала девушка, перебив его – Простите, – тут же извинилась она, за то, что неучтиво перебила его. – Я и сама чувствую себя неловко, ибо никак не могу вспомнить, отчего оказалась здесь… Вы нашли меня?

Молодой человек немного помолчал, не спуская с нее взгляда.

– И как меня зовут, не помните?

– Нет, – прошептала она искренне, одними губами.

“Доктор что-то говорил, что удар мог быть сильным, – думал про себя Дмитрий. – И возможна потеря части воспоминаний… Но это просто невероятно!”. Аглая так странно смотрела на него. Ее взгляд нежный мягкий, и кокетливый вдруг воскресил в Дмитрии прежние воспоминания. Именно так впервые дни знакомства Глаша смотрела на него тогда в Кронштадте. После ее взгляд менялся. Когда она была его любовницей, выражение ее глаз было страстно-призывным, затем изменилось на страдающе – любовное, а после когда она стала невестой Николая, выражение ее взгляда переменилось на холодновато – несчастное. В последнее же время, когда она смотрела на него, ее взгляд был ледяным и презрительным. И сейчас ее смущение, бархатные ласковые глаза, которые она то и дело опускала, навели Скарятина на мысль о том, что она говорит искренне. И видимо и в правду она не помнит его и оттого не знает всего, что связывало их. Дмитрий напрягся всем телом, боясь поверить в свою неожиданную удачу, и тихо произнес: