Глава 8. Пуговка

Он сказал «доброе утро» и сел в торце стола. Если монструозная люстра всё-таки упадёт, то не заденет хозяина дома. Подскочила Нина и поставила на стол зелёный смузи и яйцо.

— Нина, убери это, я же просил не подавать мне сырые яйца. Принеси кофе и бутерброд с сыром, пожалуйста.

Тётя прикусила губу, но не возразила мужу. Надя затаила дыхание и уставилась на своё вскрытое, но нетронутое яйцо. Недоваренный белок не пробуждал аппетита — наоборот, вызывал отвращение. Она бы тоже не отказалась от куска хлеба с сыром.

— Ты Люба? — негромко спросил дядя.

Надя вздрогнула и осмелилась поднять глаза. Тиран смотрел на неё цепким внимательным взглядом, словно пробиравшимся в самую душу. Адвокат. Наверняка привык общаться с преступниками и умел читать мысли по лицу и жестам. Надя что-то такое слышала: если скрещены руки — значит, человек выстраивает преграду, если неосознанно прикрывает рот — то лжёт. Она постаралась расслабить руки и не теребить полотняную салфетку.

— Я Надя, — сказала она. — А Люба — моя старшая сестра.

— А она почему не приехала?

Лучше сказать правду, даже если это выставит семью Сорокиных в дурном свете. Адвокатам, как и священникам, не врут.

— Моя сестра ждёт ребёнка. Её обманул какой-то парень, и теперь она станет матерью-одиночкой. Не надо её осуждать — она хороший человек, просто попала в беду.

— Я никого не осуждаю, — сказал дядя, не отводя от Нади карих глаз. — Помогать людям, попавшим в беду, — моя профессия.

Столько неподдельной доброты и сочувствия прозвучало в его словах, что Надя ощутила пощипывание в носу. В Юшкино никто не жалел Любу, все считали, что она сама виновата в том, что нагуляла ребёнка неизвестно от кого.

— Ты мой герой, Глеб, — промурлыкала тётя Поля и забрала из рук домработницы чашку кофе. Поставила перед мужем: — Ты хоть спал сегодня? Как движется процесс?

— Извини, я работал до трёх часов ночи, а потом лёг спать в кабинете. Не поднимался наверх. Процесс нормально, сегодня утром заседание, — он взглянул на массивные наручные часы, блеснувшие золотом. — Мне пора, Марта уже звонила из суда.

— На ужин приедешь? — тётя наклонилась к мужу так провокационно, что Надя и Рафаэль отвели глаза.

Никому не хотелось наблюдать за любовными играми взрослых.

— Ужинайте без меня. Нина, принеси пиджак из гардеробной.

Дядя встал и взялся за верхнюю пуговицу на рубашке. Неразборчиво чертыхнулся: видимо, не получилось сразу застегнуть. Он покрутил шеей и с силой попытался продеть пуговицу в тугую петлю.

— Давай я помогу, — тётя потянулась к нему.

— Не надо, — уклонился дядя, и тут пуговица отлетела от рубашки, прокатилась по мраморному столу и остановилась у тарелки Нади.

Она взяла её — маленький толстый кружок из сияющего перламутра. Гладкий и тёплый на ощупь. Не пуговица, а произведение искусства с четырьмя дырочками, настоящая драгоценность для ценителей роскошных деталей.

— Нина, быстро принеси такую же рубашку, — распорядилась тётя. — У Глеба Тимофеевича их две.

Домработница побледнела:

— Вторая в химчистке. Я сегодня собиралась её забрать, вчера не успела…

— Как не успела? Чем ты занималась? Ты же знаешь, что под этот итальянский костюм подходят только две рубашки!

— Я сейчас съезжу в химчистку! Она уже открылась!

— Не надо никуда ехать, я надену другую, — сказал Глеб Тимофеевич. — Ничего страшного.

— Как это ничего страшного? Теперь тебе придётся менять костюм, потому что у остальных рубашек не подходят воротнички! А ты опаздываешь на заседание суда!

— Поля, прекрати, — оборвал дядя начинавшуюся истерику.

— Так можно же пришить пуговицу… — пробормотала Надя. — Это займёт пять минут.

Все посмотрели на неё так, словно она сказала ересь.

— Это итальянская рубашка ручной работы, моя наивная сестрица, — усмехнулся Рафаэль.

— Пуговицы пришиты по специальной технологии, ты не сможешь её повторить!

Один лишь дядя отнёсся серьёзно к её предложению:

— Ты действительно сможешь пришить эту дурацкую пуговицу?

— Можно поближе посмотреть? — Надя встала и подошла к дяде. Расстегнула одну из пуговиц на груди, нечаянно коснувшись горячей кожи. Отдёрнула пальцы и покосилась на дядю: он сделал вид, что не заметил прикосновения. Надя глянула, как пришита пуговица. — Ничего специального тут нет: просто пришито не крестиком и не параллельными стежками, а в виде буквы «Z». И на ножке. Я смогу такое повторить.

— Пойдём, — дядя подхватил Надю под локоть и потащил в кабинет. — Нина, принеси иголку и нитки. И сделай мне наконец бутерброд с сыром!

Глава 9. Деревянный крестик, золотые часы

Кабинет дяди не выглядел таким шикарным, как остальной дом. Здесь не было зебровых шкур на полу, зеркальных стен и хрустальных монстров, свисавших с потолка. Обычный кабинет с письменным столом, книжными стеллажами и кожаным диваном строгого дизайна.

Дядя быстрым движением плеч скинул рубашку и протянул Наде вместе с катушкой ниток и подушечкой, утыканной разнокалиберными иголками:

— Ну что, покажем итальянскому портному, как русские девушки умеют пришивать пуговицы?

Его губы тронула улыбка.

Он не был похож на своего сына. Рафаэль был высоким кудрявым блондином — таким красивым, что сердце замирало от красоты, а в голову лезли нескромные мысли. А дядя — среднего роста, с короткий стрижкой и проницательными карими глазами. Его смуглое тело было покрыто тёмными волосами, которые густо росли даже на предплечьях. На груди виднелся деревянный крестик на верёвочке. Так странно: золотые часы и старый дешёвый крестик… Дядя не был качком, но явно занимался спортом: на прессе выделялись кубики, а на бицепсах перекатывались мускулы. Надя и не знала, что в почтенном возрасте под пятьдесят можно выглядеть так молодо и привлекательно. Впрочем, тётя Поля в сорок два года тоже могла сойти за подружку своего сына.

Надя очистила от ниток проколы в ткани и быстро прихватила пуговицу парой стежков.

— У вас есть что-то узкое и длинное, что можно подложить под пуговицу? — Дядя не понял. — Например, зубочистку?

— Сейчас. Нина, принеси зубочистку!

Через десять секунд искомое было доставлено. Надя вставила зубочистку между пуговицей и тканью и начала накладывать стежки в виде буквы «Z». Это было нетрудно.

Дядя жевал бутерброд, запивал кофе и внимательно наблюдал за Надей.

— А ты в каком классе учишься? — спросил он.

Надя вспыхнула:

— Я окончила школу год назад! А работаю швеёй с четырнадцати лет. Правда, шью в основном постельное бельё — ну, знаете, простыни и пододеяльники из дешёвой ткани, которая красит кожу и линяет после стирки. Зато стоит недорого. Многие покупают.

— Тебе нравится шить?

Надя скривилась:

— Постельное бельё — нет. Скучная однообразная работа. Десять комплектов в день — триста в месяц.

— Три тысячи шестьсот в год, — продолжил дядя.

— Ну да. Дядя Марат… ну, мамин сожитель… развозит товар по области и продаёт на сайте в интернете. Меня, наверное, по всей стране проклинают — это бельё ужасно! Я бы не смогла на нём спать. — Надя помолчала, работая иглой. — Но шить что-то другое мне нравится. Вот ваша пуговка, например, — её интересно пришивать.

— Почему? Разве это не скучный однообразный труд?

Дядя допил кофе и опёрся задом на стол, скрестив ноги.

— Нет, конечно! Они же все разные. Перламутр — живой материал, на каждой пуговке свой рисунок, свой блеск и даже разный цвет. Эта — голубоватая, а эта — розоватая, — Надя с удовольствием прикасалась к шелковистому хлопку и драгоценным пуговицам. — И петли, обмётанные вручную, — это красиво. И воротничок пришит руками. Наверное, приятно носить такую рубашку?

— Приятно. Не давит на шею. В плечах комфортно.

— Ну вот! Я бы мечтала шить такие вещи.

— А кто тебе мешает?

— Этому нужно учиться — как кроить, как конструировать одежду! Всё не так просто, как кажется. Я не умею. Я смотрела бесплатные курсы по интернету, кое-чему научилась и даже сшила это платье, — Надя приподняла жёлтый подол.

— Очень красивое, — дядя скользнул взглядом по её ногам и быстро отвёл глаза.

Надя снова покраснела. Она давно потеряла отца и безумно скучала по его комплиментам, крепким объятиям и прочим проявлениям отцовской любви. Он всегда баловал дочек: возился с ними, покупал сладости и игрушки, охотно смотрел мультики и помогал с уроками. Словно знал, что умрёт раньше, чем кончится их детство, и хотел напитать своей любовью. Наде отчаянно не хватало общения со взрослым доброжелательным родственником мужского пола. А Маратика с масляными глазами и пальцами-сардельками она презирала и ненавидела.

Надя выдернула зубочистку и тщательно обмотала стежки ниткой. Закрепила узелок на изнаночной стороне. Пуговка стояла в трёх миллиметрах над тканью, как шляпка маленького симпатичного грибка.

— Да ты волшебница, — сказал дядя. — Твоя пуговица самая красивая из всех.

Надя засияла. Встряхнула рубашку и развернула перед дядей. Он повернулся спиной и вдел поочерёдно обе руки. Надя смотрела, как двигаются крепкие лопатки, — она впервые видела раздетого мужчину так близко. Эта смуглая спина была… привлекательной.

Но разве можно засматриваться на брата или дядю? Нельзя вести себя как деревенская дикарка, впервые увидевшая людей другого пола! Эти люди — её семья. Муж родной тёти и двоюродный брат.

— Попробуйте застегнуть, — предложила Надя. — Теперь удобно?

Он быстро застегнул пуговицы одну за другой и улыбнулся:

— Идеально!

Надя подала дяде галстук, а потом пиджак.