– Да так все пройдет, – отмахнулся Максим.

– Не спорь со старшими! Пойдем-пойдем, – Оксана подхватила его под руку и потянула к двери.

Максим поупирался немного для проформы, мол, царапины, пустяки, чего там лечить, но, хмыкнув, все-таки поплелся за ней следом.

Комната девушек оказалась не в пример уютнее и опрятнее. Свежие обои в цветочек, абажур, коврик, полочки с книгами, мягкими игрушками и прочими прелестями. Из маленького бумбокса негромко пела какая-то навязчиво-популярная попсовая песенка. И пахло здесь как-то по-домашнему: мылом, духами, вкусной едой.

В дальнем конце комнаты, отшторенном висюльками из крупных деревянных бусин, обнаружилась еще одна девушка. Она сидела с ногами на кровати и читала. Но, увидев гостя, отложила книгу и вышла знакомиться.

– Маринка, а я раненого бойца привела, будет у нас жить, – пошутила Оксана. – А если серьезно, то это Макс из пятьсот двадцать второй. Глянь, как его Яковлев разукрасил. Тащи сюда аптечку.

Девушки усадили его в старенькое, продавленное кресло, прикрытое пестрым китайским пледом, а сами, как заправские медсестры, принялись обрабатывать ссадины.

– Завтра синяки будут, – посокрушалась Марина, втирая янтарную мазь. – Ну ничего, ты все равно хорошенький.

Что-что, а синяки Максима не волновали абсолютно. Пусть, главное, все цело, ничего не сломано.

Покончив с процедурами, девчонки настойчиво предложили отужинать с ними.

– Супчик! Куриный, с вермишелью, самое оно для измученного организма, – соблазняла Марина.

А Оксана тем временем уже разливала суп по тарелкам и резала хлеб. Ну как отказаться, когда такое гостеприимство? Хотя его и подташнивало, и совершенно не тянуло есть. Однако, чтобы не обижать девчонок, Максим пересилил себя и стал вяло хлебать суп, заодно расспрашивая про этого Яковлева. Врага нужно знать, и не только в лицо, а желательно со всех сторон.

– Яковлев – урод! – заявила Оксана. – Когда ему от тебя что-то надо, он добрый и милый. Когда не надо – «вали отсюда, овца тупая».

– Он такой двуличный! Перед комендой стелется, так она и думает, что Денис прям золотой мальчик.

– Да и вообще он козел! Когда расстался с Лизкой, стал встречаться с Викой, одногруппницей моей. Потом ему подвернулась более выгодная пара. Отец у нее важная шишка. Но сама, вот честно, ничего собой не представляет, зато какое самомнение! Притащил Дэн ее как-то к нам в общагу – так она с такой миной тут сидела. То не буду, это не хочу, а сама двух слов связать не может. Правда, потом напилась в хлам, так сразу с нее весь лоск слетел.

Девушки с увлечением, наперебой пересказывали ему местные сплетни и про Яковлева, и про остальных обитателей. Максим слушал вполуха, мыслями постоянно возвращаясь к Алене. Где она? Чем сейчас занимается? Что думает? Наверняка уже сделала выводы и снова включила глухую оборону. Черта с два теперь к ней пробьешься. Надо было подробнее написать, чтоб не думала, будто он забыл про нее или, не дай бог, намеренно кинул. Опять же, что тут напишешь подробнее? Избили и вырубили? Чтобы она там совсем с ума сошла? Нет уж. Лучше дождаться понедельника и поговорить лично.

Глава 18

В пятницу Изольда удивила всех, особенно Алену. Ее так вообще сразила наповал.

Вечно сварливая и язвительная со студентами, к Алене она чуть ли не с первого дня придиралась с каким-то особым тщанием. Будто сводила личные счеты и потому получала истинную радость, оскорбляя и принижая. Или же выбрала себе жертву и из спортивного интереса проверяла, насколько далеко можно зайти в своих презрительных высказываниях.

Одногруппницы даже подшучивали, называя ее Изольдиной любимицей. И тут вдруг странное: ни слова упрека за всю пару, ни едкого замечания, ни косого взгляда.

Хотя, если уж честно, именно в эту пятницу Алена как никогда «выпрашивала» и упреки, и замечания. А все потому, что витала в облаках. Не могла сосредоточиться ни на чем. Даже порой не сразу отзывалась, когда ее о чем-то спрашивали. Изольда же с христианским терпением повторяла вопрос, воздерживаясь от обычных словечек из своего репертуара. Лишь пару раз призвала ее наконец собраться и не считать ворон. Это звучало более чем мягко для обычной Изольды. И ладно бы она вела себя так со всеми – можно было бы списать на внезапное хорошее настроение, но остальных она шпыняла по-прежнему, и брюзжала, и язвила, и подкалывала.

После пары девчонки допытывали Алену, в чем секрет.

– Рубцова, ну поделись с коллективом, как тебе удалось приручить эту кобру.

Алена пожимала плечами. Самой бы хотелось знать, с чего вдруг такая оттепель.

– Забашляла, поди, ну или папочка вмешался, – с кривой ухмылкой предположила Юлька Аксенова. Теперь она стала «любимицей» Изольды.

Алена ей, может, и ответила бы резко и доходчиво, чтоб по себе не судила, но настроение было совсем не боевое. Сейчас, казалось, ее вообще нельзя было разозлить. Ни завистливая Аксенова со своими насмешками, ни странно присмиревшая Изольда – ничего абсолютно ее не волновало.

Со вчерашнего дня Алена пребывала в радостной полуэйфории. Это все Максим, его вина. Стоило вспомнить вчерашний поцелуй, и сердце падало куда-то вниз, а изнутри ее наполняла сладкая истома. Конечно, какая тут учеба?

Накануне она всю ночь не могла заснуть. Разволновалась не на шутку. И губы, казалось, до сих пор жгло. И тело горело. И сердце ныло в предвкушении: скорее бы завтра!

Единственное, что мешало с головой окунуться в эти переживания, – это страх. Он как будто въелся намертво и даже в такие моменты давал о себе знать. Его холодные, скользкие щупальцы словно пробирались под кожу, заставляя все внутри сжиматься.

До чего же было страшно снова ему поверить! И до чего же хотелось ему поверить!

И эта бесконечная борьба сомнений и надежды терзала ее нещадно, не давая уснуть. Да, он бросил все там, в Калининграде, да, сказал, что ради нее, но… Сказать ведь можно что угодно. А кто знает, не врет ли он? Может, Максим оставил все лишь потому, что здесь стал наследником. Отец рассказывал недавно, что дедушка отписал Максиму практически все, и дом в том числе.

Так что получалось, на одной чаше весов лишь его слова, просто слова. Ну а на другой – ее печальный опыт, повторить который хотелось бы меньше всего на свете.

Ведь тогда, два года назад, он тоже много чего ей говорил и обещал, а на следующий день выставил на посмешище. Этого Алена боялась безотчетно, как и вновь остаться с разбитым сердцем. Она же тогда буквально по кускам себя собирала. Спасибо отцу – помог, поддержал, сделал все, чтобы тот ужас скорее забылся. А сейчас она одна. И справится ли второй раз с чем-нибудь подобным – неизвестно.

Но сердцу-то ведь тоже не прикажешь. Оно ныло, то сладко замирая, то болезненно сжимаясь.

В конце концов Алена уговорила себя, что одно свидание еще ничего не значит. Решила: она с ним встретится, но будет вести себя не как восторженная дурочка, а с осторожностью. Будет присматриваться, искренен он или нет. Она ведь наверняка почувствует фальшь.

Придя к такому решению, Алена успокоилась, будто договорилась сама с собой. И словно гора с плеч спала.

А в пятницу прямо с утра пребывала в нетерпеливом возбуждении. Готовилась, и не только морально. Хотя до вечера было еще далеко. На парах сидела как на иголках. И подчас ловила себя на том, что без причины сидит и блаженно улыбается.

Даже если б Изольда свирепствовала, как прежде, вряд ли это омрачило бы ее настроение.

Вот только с Денисом вышла неувязка. Он подловил ее перед парами, как обычно, и стал зазывать то в кино, то в театр. А когда она отказала, выглядел таким расстроенным, что Алена устыдилась.

Ну не свинство ли это – так с ним обращаться? Не заслужил ведь он такого отношения с ее стороны. Все делает, старается, помогает, подарки дарит. Когда она случайно перепила на дне рождения, не стал ведь осуждать, хотя она сама чуть со стыда не сгорела и дала себе зарок, что больше никогда… Прекрасно же помнила, как омерзительно выглядит пьяная женщина. И тот же Максим как-то раз, давно еще, высказался в своей излюбленно-грубой манере: «Терпеть не могу пьяных баб!» Хотя сам, кстати, вполне себе позволял пить и даже напиваться. Вот он такой и есть: другие, видите ли, должны соответствовать, а он никому ничего не должен.

А Денис другой. Он не то что ее тогда не осудил, а пришел, утешил, успокоил, пожалел. Заверил, что ничего ужасного Алена не творила и что из-за такой мелочи он ни за что бы не стал относиться к ней хуже ни на грамм, что это попросту невозможно. Если бы не Денис, она бы точно так и грызла себя, терзалась. Да он всегда находит доброе слово, умеет поддержать, сказать приятное. Он нежный. И что еще важно, особо не пристает, хотя она чувствовала: хочет. Когда целует, почти сразу хочет. Но стоит ему только сказать: «Не надо», тут же прекращает. Никогда не давит, не настаивает, даже не просит. И за это она ему особенно благодарна.

На самом деле так трепетно и заботливо никто и никогда к ней не относился. И она, наверное, сама рада была бы ответить ему взаимностью. Да он даже и нравится ей в каком-то смысле. Нравился… Пока вновь не появился на горизонте Максим и не внес полный сумбур в ее жизнь.

Алена понимала, что нельзя так, ругала, внушала себе, что надо как-то мягко все объяснить Денису и расстаться по-хорошему. Но не могла… Заговорить об этом не могла. Ну как это скажешь? Он приходит с цветами, со светлой улыбкой, а она ему: «Спасибо и прощай». Это даже в мыслях казалось жестоким. И все же придется. Где бы только решимости набраться…

Кое-как спровадив Дениса, Алена решила, что сейчас об этом думать нет смысла. Только радость омрачать. Все потом, потом…

Сразу после пар она забежала домой. Наспех приняла душ, высушила волосы, подкрасилась. Надела платье, припомнив слова Максима, что ему нравятся девушки в платьях. И волосы укладывать не стала по той же причине. Да, это не гордо, но как же приятно ему нравиться! Так что, сказала себе, это она не ему угождает, а делает приятно себе.