— А незнание освобождает от ответственности?

— Что?

— Ничего… просто мысли вслух. Спасибо, что честно рассказал. — хотела выйти, но обернулась и попросила. — Не говори Руслану, что я приезжала. Это уже не имеет никакого значения.

Я верну эти документы… Или найду компромат.

ГЛАВА 13

Я не играла в слова, быть может я не права.

Я знаю много причин, со мной нет середин.

Я не просила тепла, любовь сама утекла.

Смотри сколько есть сил, в глаза, один на один.


Ты делал больно мне, а я не смогла.


Давай выключим свет, устала я от войны.

Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.

Давай выключим свет, устала я от войны.

Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.


Ты рядом, но я одна. Я натянута, как струна.

И поздно что-то менять, нам лучше все потерять.

Давай решим все сейчас, что впереди нет и нас.

Я так хотела поднять звезду и в небо опять.


Ты делал больно мне, а я не смогла.


Давай выключим свет, устала я от войны.

Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.

Давай выключим свет, устала я от войны.

Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.

Наргиз Закирова

Проснуться на полу в позе эмбриона от звонка мобильного и понять, что так и уснула, рыдая, уткнувшись лицом в гостиничный ковер. Уже какую ночь. Словно в тумане, словно не в своей жизни, а в чужой, словно в жутком лабиринте без начала и конца. Все тело болит, как в синяках и кровоподтеках. Привстала и подползла к сумке, чтобы достать сотовый. Нестерпимо болит голова, и в глаза словно песок насыпали, он режет склеры, и мне хочется снова заснуть. Какое-то время без боли и без мыслей. Время тишины и снов о счастливом прошлом и несбыточном будущем.

Взглянула на дисплей — номер бывшего мужа. Не сейчас. Я слишком разодрана и разбита на куски, чтобы говорить с Сергеем, чтобы участвовать в какой-либо пусть даже самой незначительной войне. И это ощущение нереальности происходящего, ощущение, что я сошла с ума, превратилась в какой-то кусок болезненного сгустка. Полуслепая, глухая, полуразложившаяся от отчаяния. Сколько времени я бродила по своему номеру, держась за стены, оставляя следы холодных ладоней на окнах, сидя на полу, лежа. Последний раз я так загибалась от боли, когда думала, что он мертв… когда мысленно не могла его похоронить и смириться с его смертью… а ведь он сейчас действительно умер. Для меня. Мы с ним умерли. А ведь я так верила, что мы никогда не умрем, что мы вечные после всего, что было.

Боль от потери любви — это такое же болезненное ощущение, будто человека не стало совсем, но его не стало только для тебя. И самое страшное — понимать, что в этом моя вина, и он никогда не простит… и я себя не прощу за то, что его для меня больше нет. И сердце больше не бьется. Оно качает кровь, оно работает как положено, но его на самом деле нет.

Вспомнила самый первый день в этом номере, самый первый день в своей замогильной тишине. Без голосов детей, без Руслана и его запаха по ночам. Я металась, кричала и выла. Ко мне несколько раз стучали и спрашивали — не нужна ли мне помощь.

Воспаленный мозг отказывался верить в конец, отказывался принимать происходящее. Бывало я резко распахивала глаза и бросалась к окну — а вдруг он приехал. Узнал, что я себя оклеветала и приехал за мной. Или привез мне детей.

Я так тосковала по ним, так отчаянно убивалась… мне хотелось мчаться к их отцу и валяться у него в ногах, только бы вымолить хотя бы одну встречу, один раз увидеть своих малышей. Но я еще держалась. Как могла, на одном честном слове и ужасном усилии воли. Одно неверное движение, и сорвусь. А нельзя. Надо молчать, сцепив зубы. Молчать так же, как и заткнулись враги. Ни слова, ни смски, ни мейла. Притаились или поняли, что все. Нечем больше шантажировать. Все кончено… Документы у них.

По ночам, когда слезы застилали глаза, и я не видела ничего кроме мутной дрожащей пелены из соли перед глазами, мечтала о том, как Руслан все узнает, и все они сдохнут мучительной смертью… Особенно этот самый важный ублюдок, самый главный из них — Зарецкий. Мне так казалось, пока я не узнала, что Руслан нашел мне замену. Так быстро нашел, что наша постель еще не успела остыть, а мой запах исчезнуть из нашего дома. Как быстро всякая мерзость, грязь и предательства становятся достоянием общественности, как быстро всплывает самая неприглядная, сама гадкая правда. И как же иногда хорошо оставаться в наивном неведении, вот так думать и мечтать, вот так строить планы, вот так погружаться в фантазии и надеяться, что когда-нибудь… когда-нибудь все станет как прежде.

Но вместо этого все вдруг обесценивается, все страдания становятся пафосной ложью, пустышкой, незначительным недоразумением, которое так легко исправить. Как же это больно — понимать, что зеркало любви разбито, а осколками от него изрезалась лишь я сама… А он нашел другое зеркало, в котором теперь отражается вместе со своей новой избранницей.

Всего лишь вошла, услышала разговор горничных. Всего лишь… несколько фраз, для того чтобы захлебнуться в боли, погрузиться в пучину такого отчаяния, от которого нет спасения.

— Не понимаю, она что не спит в постели?

— Наверное, нет.

— Ну, узнав такое о своем муже, я б тоже не спала по ночам.

— Ты об этом воскресшем Цареве?

— Да. Оказывается, прятался вместе с бабой этой, ну что в номере живет, под другой фамилией. То ли от мафии скрывался, то ли от правительства. И вдруг оказалось, что он не кто иной, как Царев, сын убитого олигарха. Может, помнишь громкое дело такое было. Их застрелили в машине.

— А эта здесь при чем?

— Дык жена его то ли нынешняя, то ли бывшая.

— Она вроде старше его, нет?

— Ну старше, да. Об этом писали. Но он явно любит таких. Сейчас встречается со Снежаной. Да, да той самой инстаграмной штучкой, скандалисткой и моделью. Та, что аварию в прошлом году устроила и даже не села за решетку.

— С этой тварью? Да ты что. Ни хрена себе. Я в шоке. Он же женат был, и у него трое детей. Старший приемный и своих двое.

— Дадада. Так вот жена в этом номере поселилась около недели назад. Ее он вроде бросил. Вот и не спит по ночам… Такого мужика упустила. Я представляю, что он творил в постели. Ты видела его вживую? Он же охрененный красавчик. Теперь трахает ту Снежану. Ну… не сравнить, конечно. Та прям шикарная. На Шерон Стоун похожа. А эта… ну такое. Выглядит хорошо, но так себе.

— Да ладно. Она симпатичная. Неправда. Просто свалились вот такие вот проблемы…

— О, да. Свалились. Он же и детей при себе оставил, как я понимаю.

— Кстати, слышала, что эта жена его из-за него мужа бросила и ушла к этому, помоложе. О, какая она карма. Бог наказал за предательство. Она своего предала, а этот ее.

— Не суди. Кто мы такие, чтобы вот так говорить?

— Вы закончили?

Обе от испуга и неожиданности аж вскрикнули, резко обернулись ко мне, открыв рты.

— Ддда. Закончили. Пошли…

Вторая горничная, та, что больше всех сплетничала, уставилась на меня с нескрываемым любопытством.

— Пошли, я сказала, — шикнула на нее другая, и они укатили тачку за дверь, стараясь не оглядываться на меня.

Захлопнула за ними дверь, прислонилась к ней лбом, зажмурив глаза. Мне не хотелось верить в то, что я услыхала. Они не могли говорить обо мне и о Руслане. Это о ком-то другом. Но меня уже морозило, и зуб на зуб не попадал, как будто я стою в ледяной пустыне совершенно голая. А потом моя кожа начинает слазить струпьями, обнажая мясо, сухожилия и кости. Я стою в луже собственной крови и безмолвно ору от боли.

Вот она, смерть. Такая болезненная, такая черная, страшная и равнодушная. Оказывается, она жила в нем, смотрела на меня его глазами и прикасалась ко мне его руками, говорила, лгала его голосом. Вспышкой в голове понимание, что меня больше нет. Зачеркнутая, ненужная, жалкая, беспомощная, вышвырнутая на обочину, как использованный, старый хлам.

Вот они — бесконечные дни, тянущиеся вереницей, одинаковые и похожие друг на друга. Дни агонии. Когда нужно время, чтобы оправиться от удара, встать с колен, собрать себя из осколков и сделать то, что должна. Уже не ради нас с Русланом, а ради своих детей.

И с мазохистским отчаянным упрямством листать страницы интернета, смотреть на его фото, на публикации о чудесном возвращении самого Руслана Царева в столицу. Триумфальное возвращение и открытие крупной компании по перевозкам, его партнер — сам господин Зарецкий. И на открытии мой муж… не один, а с НЕЙ. С белокурой, коротко стриженной немолодой, но шикарной женщиной. Чем-то действительно похожей на известную голливудскую звезду. С такими же длинными ногами от ушей, полной грудью, ровной белоснежной спиной, виднеющейся в откровенном блестящем платье, и улыбкой, способной свести с ума даже дьявола. Он придерживает ее чуть пониже спины и улыбается в камеры. Он счастлив… да, он счастлив без меня.

"Как скоро будет свадьба между этой горячей и сногсшибательной парой?"

"Царева и Снежану видели страстно целующимися в туалете рыбного ресторана"

"Влюбленная парочка припарковала автомобиль возле детской площадки в центре города, и из кабины лексуса доносились характерные звуки. Мажорам все можно? У Царева у самого есть дети"

"Пьяного Царева видели в стриптиз баре вместе с подружкой. Она танцевала для него танец вип. Скандальная парочка продолжает шокировать публику"

Швырнула сотовый и закрыла лицо руками, завыла в очередной раз побитой собакой, завыла так, что самой стало страшно.

Мое тело превратилось в разваливающиеся угли, а душа корчится в самых невыносимых адских муках, и они никогда не закончатся, никогда не прекратятся. Это пытка, это страдания, помноженные на бесконечность. Как же я хочу, чтоб эта боль прекратилась, как же я хочу ее унять и перестать думать, перестать болеть им.