Пенелопа

– Без паники. Без паники. Не сходи с ума, – шепчу я себе. Мои лодыжки разведены,

нижнее белье спущено до икр, а колени туго сжаты вместе.

За неделю до моего тринадцатого дня рождения, мама предупреждала меня, что это может

скоро случиться.

– Ты поздний цветок, Пен. Но это когда-то начинается у каждой девушки на этой планете,

– говорила она. – Это естественно. Это значит, ты становишься женщиной.

Мама передала мне коробку с тампонами и наказала мне носить их в своем портфеле.

– Лучше перестраховаться, чем протечь, – сказала она.

Я же вместо этого, закинула их под кровать. Я и не собиралась таскать в школу тампоны.

Пеппер Хилл постоянно одаривает меня уничтожающим взглядом, и мне бы очень не

хотелось пугать Диллона своей надвигающейся женственностью. Он уделяет мне много

внимания с того дня, как игнорировал меня в лесу, и мне бы хотелось, что бы так и

осталось.

Отец перебрал всех, и Отца и Сына и Святого Духа, когда зашел в комнату во время этого

разговора с мамой. Поэтому, я могу только вообразить, как отреагирует мой

единственный друг.

Я также ожидала, что прежде чем это начнется, будет хотя бы один предупреждающий

знак. Я никогда и не подумала, что поток обрушится на меня в середине урока, в середине

дня, в середине предложения, которое я пыталась закончить для работы по

«Английскому».

Теперь джинсы испачканы кровью, а я не знаю что делать.

Глаза горят из-за подступающих слез, а подбородок дрожит. Тяжесть в груди, которая

была более-менее терпима в последнее время, разгорается с новой силой, и того и гляди,

вырвется наружу.

Я ощущаю тяжесть на плечах и на сгибе локтей. Мои пальцы складываются в кулак, и я

глубоко впиваюсь чересчур длинными ногтями в свою тонкую кожу.

Тревога, которая стоит комком, царапает горло и чувство беды, которое преследует меня

всю жизнь, сильно давит на голову.

– Почему я не такая, как все? – спрашиваю я себя, когда обжигающее сожаление катиться

по моим разгоряченным щекам.

В этот раз я не могу спрятаться за своими солнцезащитными очками.

Слизывая соленые слезы с губ, я дергаю туалетную бумагу и обматываю вокруг белья,

испачканного кровью. После того, как я привожу себя в порядок, я натягиваю джинсы и

открываю дверь.

Трудно сказать, как долго я пробыла тут с момента, как выбежала из класса и миссис

Алабастер даже никого не послала за мной, но я не могу оставаться здесь до конца дня.

Моя сумка лежит у парты и свитер, который я могла бы повязать вокруг талии, тоже там.

Сцепив пальцы под попой, я крадусь по коридору на цыпочках к своему классу. Я не

уверена, сколько осталось до звонка, когда все выйдут на перерыв, но надеюсь, что не так

уж и скоро. Иначе мне не спастись от унижения.

Дойдя до комнаты номер двенадцать, я приподнимаюсь на носочках и смотрю в класс

через крошечное окошко на двери. Я успокаиваюсь и дышу ровно, когда нахожу глазами

Диллона, сидящего рядом с пустым моим местом. Он стучит карандашом, и его голова

повернута в сторону окон. Солнце освещает его и без того светлые волосы.

– Посмотри на меня, – говорю я спокойно. – Посмотри сюда, Диллон.

Сеанс телепатии с лучшим другом не работает, и не важно, как сильно я этого желаю. Я

слегка барабаню кончиком пальца по толстому стеклу, но единственный, кто смотрит в

моем направлении это Герберт.

Сердце останавливается.

Я ожидаю, что он начнет указывать на меня пальцем и заявлять на весь класс: «У

Пенелопы начались месячные», но лучший друг моего лучшего друга, поднимается с

места и идет к Диллону, шепчет ему на ухо и кивает в мою сторону.

Сердце выдает – тук, тук, тук.

Мои руки дрожат, пока я удерживаю в голове одну мысль: пожалуйста, спаси меня.

Диллон не так спокоен, когда встает с места. Он вскакивает со стула, ударяя его о позади

стоящую парту. Заботливо хватает свою и мою сумку и без единого слова, смотря прямо

мне в глаза, проходит мимо учительского стола к двери.

Отступаю на несколько шагов назад, чтобы не быть задетой дверью и когда он вырастает

прямо передо мной, я почти что падаю на него.

Никакой грязи и щенячьего дыхания сегодня.

– Где ты была? – спрашивает он, растирая мне спину движениями вверх и вниз.

Мои щеки горят, и из-под оранжевых стекол свободно текут слезы. Признание того, что

сейчас конкретно происходит, полностью убивает меня, но я выдаю выученную лекцию и

о женственности, и о тампонах, и о зрелости. Я рассказываю ему об испорченных голубых

джинсах и грубой туалетной бумаге.

– Это случается с каждой женщиной на этом свете, – говорю я точь-в-точь как моя мама.

Мои губы дрожат.

Диллон смеется.

– У меня старшая сестра, Пен, – говорит он. Мой соседский мальчик открывает свой

рюкзак и достает серую толстовку. – Я знаю, что такое месячные.

– Мне нужно домой – говорю я, опуская голову.

Он поднимает мой подбородок и протягивает свою толстовку.

– Тогда пойдем.

Чем хороша жизнь в маленьком городе? Тем, что каждый знает друг друга. Мы с

Диллоном заходим в учительскую, еще раз повторяем историю о моем внезапном

развитии по женской части и просим разрешения уйти пораньше с уроков.

Директор, звонит моему отцу и докладывает о ситуации, а тот в свою очередь, передает

послание для Диллона:

– Парень! – повторяет наш директор низким голосом, прекрасно пародируя моего отца.

Мы ждем продолжение речи, но директор Снайдер больше ничего не говорит.

– Это все, – подтверждает он, и машет нам рукой, чтобы мы уходили. – Поторопитесь.

Этого достаточно, чтобы мы пошли. По дороге домой он не позволяет мне приближаться

к бордюру; переходит улицу, только предварительно посмотрев в обе стороны как

минимум трижды; каждые пару шагов спрашивает, как я себя чувствую.

Эта гиперопека, так сильно напоминает мне о мужчине, который напугал этого ребенка до

повиновения с первого слога. Эта мысль успокаивает неприятное чувство, растущее

внутри меня.

– Ты не обязан оставаться, – говорю я, открывая входную дверь. Мы никогда ее не

запираем.

Диллон стоит в самом низу лестницы, засунув руки в карманы. Весь мир я вижу в

оранжевом свете из-за солнцезащитных очков, которые я надела сегодня, но даже в них я

способна разглядеть, как покраснели его щеки.

– Твоя мама дома? – спрашивает он, поднимаясь на одну ступень.

– Скорее всего, нет. Пока я в школе, она помогает в доме престарелых.

– Тогда я останусь, – тут же говорит он. – Я обещал твоему отцу, что присмотрю за тобой.

Не уверена, когда это «парень» превратилось в «присмотри за ней», но не могу сдержать

улыбку, которая расползается по всему лицу.

Он следует за мной по лестнице к комнате и ждет у двери с бешено стучащим сердцем,

прежде чем войти. Диллон видит часть моей комнаты из своего окна, но ни разу не был

здесь. В моей комнате никогда еще не было парня.

– Я, наверное, должна... – начинаю я, но не могу закончить из-за смущения.

Его рука пробегает по блондинистым волосам, убирая длинные пряди волос с идеальной

формы лба. Теперь лицо полностью открыто, и его зоркие глаза, и прямая линия губ

полностью выдают его нервное состояние. Он неровно выталкивает воздух из своих

легких и зеленые глаза, которые иногда не дают мне спать по ночам начинают изучение

моей комнаты.

– Тебе нужна, э-э-э... помощь? – спрашивает он, прочищая горло.

– Э-э-э... нет, – отвечаю я, мечтая провалиться под землю.

Кончики его ушей становятся цвета спелой вишни.

– Когда у Рисы... произошло это первый раз, – он замолкает и вглядывается в группу,

которая изображена на плакате над моей кроватью. – Моя мама помогла ей, ну ты знаешь.

Я качаю головой.

Диллон так глубоко вздыхает, что видно как поднимаются его плечи, а затем опускаются

вниз.

– Она читала ей инструкцию. Я могу почитать.

Провалиться. Мне. Сейчас.

Мой «чтец» надолго закрывает глаза и еще раз глубоко вздыхает.

– Я имею в виду, что могу помочь тебе с инструкцией. Или я могу сбегать домой и

посмотреть, на месте ли сестра.

Я использую толстовку этого парня, чтобы прикрыть пятно от месячных на джинсах, а

теперь он стоит в моей комнате и предлагает помощь с инструкцией к тампонам. Что

может быть более постыдным, чем это? Со мной такого никогда не происходило. И

вместо того, что бы выпрыгнуть из окна и таким образом закончить эту сумасшедшую

жизнь, я лезу под кровать за коробкой тампонов, которые я отказалась брать в школу и

передаю ему.

До конца недели мы избегаем встречи глазами, но это не потому, что я этого не хочу.

Все потому, что я должна быть аккуратна в своих желаниях.

Глава 6