Диллон

Я подхожу прямо на крыльцо семейства Файнел и останавливаюсь на коврике с надписью

«Добро пожаловать!», прежде чем стучу в желтую дверь.

– Пен не очень хорошо себя чувствует, милый! – эту ложь Сони, которую я слушаю от нее

каждый день, начиная с понедельника. Она выдавливает улыбку на своем круглом лице. –

Ну, знаешь! Девчачьи проблемы.

Много всего, в чем я не спец, но у меня есть родная сестра-подросток, которая целую

неделю, каждый месяц, поедает мороженное тоннами и рычит на меня, если я зачерпываю

ложку из ее ведра. А еще, в эти дни, намного больше табачного дыма проникает из ее

комнаты, чем обычно. Мне вот интересно, а у нее тоже случаются припадки слез и жалоб

и всех этих: «Ты не знаешь, каково сейчас мне!»? Но даже Риса, не пропускает четыре дня

школы из-за «девчачьих проблем».

Сегодня с утра меня приветствует Уэйн. Без сомнения он намного больше зарос с

прошлого раза, как я его видел.

– Что тебе нужно, парень? – его разросшаяся борода двигается в такт его словам. Запах

только что заваренного кофе доносится с кухни и ранит меня прямо в желудок, заставляя

его урчать.

Я распрямляю спину и довольно отчетливо говорю, забывая про дикое желание есть и

огромные мускулистые руки.

– Я пришел, чтобы проводить Пенелопу в школу, – заявляю я.

Мистер Файнел пытается закрыть дверь прямо перед моим носом, но миссис Файнел

кричит откуда-то из дома:

– Уэйн, будь вежлив с мальчиком Декеров!

«Снежный человек» стоит, облокотившись на дверную раму, скрестив руки на своей

огромной груди. Густой мех его груди туго упакован под хлопковой футболкой с

эмблемой университетской спортивной команды по футболу Кастл Рэйн и торчит только в

районе шеи. Темные глаза уставились на меня из-под лохматых бровей, и я, клянусь!

слышу, как хрустят его костяшки под волосатыми пальцами.

– Нет, – просто говорит он.

Потирая заднюю сторону шеи, я продумываю свои шансы против «Гиганта», чтобы

прорваться к его дочери. Скорее всего, я быстрее его, и вся моя задумка вещь стоящая, с

условием, конечно, что я ее смогу найти. Она не только не появляется в школе, но и не

подходит к окну. Так что, в этом деле нет ничего такого, что бы я ни смог сделать ради

нее.

Мистер Файнел смеется, словно прочитал мои мысли.

– Сегодня она собирается в школу, парень. Я ее отвезу.

Мое сердцебиение восстанавливается, ладони теплеют, и я чувствую легкие покалывания

в животе.

Сегодня я увижу Пен, правда, не так скоро как я надеялся.

– Я могу ее подождать, если она еще не готова, – говорю я, поднимаясь на носочки, чтобы

лучше разглядеть обстановку внутри дома. Я подрос на несколько дюймов с начала

учебного года, но мне нужно еще немного, чтобы догнать по росту небритого «Фашиста».

Кустистые брови сходятся, и Уэйн делает шаг в мою сторону. Я делаю три назад.

– Ты пытаешься влезть между мной и моей дочерью, парень? Ты уверен?

Боясь выглядеть трусом перед огромным человеческим существом, которого я знаю, я

встаю в боевую стойку, выпятив грудь… но, терплю неудачу, когда слова застревают в

горле.

Когда я набираюсь храбрости и отвечаю, мой голос пищит.

– Нет! – отвечаю я как тринадцатилетний мальчик в период пубертатности. На

сегодняшний день я именно им и являюсь.

Громовой раскат смеха «Снежного человека» сотрясает весь дом. Это отстой, потому что

этот смех – на мой счет. Я боюсь произнести что-то еще из-за своего дребезжащего

голоса, поэтому я просто спокойно стою и жду.

– Она скоро спустится к тебе, паренек, – говорит он, прежде чем закрыть дверь.

Я все еще слышу его смех.

***

Роджер Морис тараторит без перерыва.

– Вы же лучшие друзья с Пенелопой, так? Она немного странная, верно? Немного другая.

Своеобразная такая. Она с тобой разговаривает? Она совершенно не общается со мной.

Однажды я угостил её печеньем. Но она все равно не разговаривает со мной. Хотя печенье

взяла.

Я практически его не знаю, но вмажу по его дурацкому рту, если он скажет хоть еще одно

плохое слово про Пен.

– А что там с очками? – спрашивает он, пиная ногой камень из бордюрного ограждения

прямо на парковку. – Почему ей разрешается носить солнцезащитные очки в классе, когда

всем остальным нельзя?

Автомобили выстроились внутри U-образной парковки в передней части школы. Когда

одна машина выезжает, ее место занимает подъехавшая другая. Серебряный Крайслер,

который я поджидаю все еще не подъехал, и остается буквально несколько минут до

начала занятий, когда мы уже должны сидеть на своих местах.

– У нее классные очки, – говорю я, вытягивая шею, чтобы было лучше видно, какая

машина подъезжает следом.

Это Пенелопа.

– Ну, типа того, – говорит Роджер. Он поднимает свой рюкзак с земли и кидает его за

плечо. – Но она все равно странная.

Я разворачиваюсь, чтобы треснуть этого парня по башке, и в то же время слышу голос

Уэйна Файнела, произносящий мое имя. В его интонации все еще слышится налет юмора.

– Иди-ка сюда, парень, – приказывает он. Могу поклясться, его борода мне подмигивает.

Я обхожу его машину спереди, смотря на Пен через переднее стекло машины, сокращая

дистанцию между её отцом и мной. Маленькая девочка в красных очках формы сердечек,

сидит на переднем сиденье и прижимает свою сумку с учебниками к груди.

«Йети» высовывается наполовину из машины, держа одну руку на крыше, а другую на

дверце.

– Слушай-ка сюда, парень, и лучше слушай, как следует, – говорит он, притягивая меня

все ближе, заколдовав своими словами и подмигивающими усами. – Я хочу быть

уверенным, что моя дочь улыбается сегодня весь день, уловил? Ты слушаешь, парень? Я

достаточно четко выражаюсь?

Я киваю.

– Мне нужно точное число под конец дня, и за каждую улыбку, я дам тебе вот это, –

тренер Файнел достает небольшого размера пакет с орешками М&М. – Когда-нибудь

пробовал их, парень? Они феноменальны. Мои самые любимые.

Я быстро приседаю вниз достаточно низко, чтобы разглядеть в машине ее.

– Почему она грустит?

Следующий водитель за Крайслером сигналит. Уэйн поворачивается, используя всю мощь

своего «магического» лица на гудящего, и тот медленно разворачивает машину, ни разу

не взглянув в нашу сторону.

– Сегодня тоже твой день рождения? – спрашивает «рогатый Фашист».

– Да, сэр, – отвечаю я.

Он утвердительно кивает, и мы оба наблюдаем, как наконец-то открывается пассажирская

дверь, и девочка, ради которой мы оба готовы через многое пройти, появляется из

машины. Меня потрясает ее худоба и неухоженный вид. Пенелопа, конечно и не старается

выглядеть клево, как чересчур это делает Пеппер, но волосы ее больше не лоснятся и лицо

очень бледное. А прошло всего лишь четыре дня с нашей последней встречи.

Ее движения медленны и она дышит ровно, настроение явно не прекрасно-праздничное.

Ноги несут меня прямо к ней.

– Эй, Пен, – говорю я, сгибаясь в коленях, чтобы получше разглядеть ее отсутствующий

взгляд на лице.

– Привет, Диллон, – отвечает она. Последний раз я слышал ее голос, когда она

благодарила меня за то, что я читаю ей инструкцию через дверь ванной.

Вся грусть этого праздничного дня отражается на ее лице, сжимает её губы туго вместе, и

поднимается к глазам под очками, и слезы ползут по щекам.

– Почему ты плачешь? – спрашиваю я. – Кто-то позабыл про твой день рождения?

Она отрицательно трясет головой.

– Я принес тебе подарок, – говорю я, копаясь в своем кармане.

Они немного покрыты ворсинками, слегка липкие, немного теплые, но их цвет

напоминает мне о ее очках.

– Мраморные шарики, – говорит она, и я перекатываю их из своей в ее руку. Правый

уголок ее губ ползет вверх. – Я их обожаю.

Еще один шарик прилип к остатку ириски, которую я недавно жевал. Я плюю на него,

вытираю о футболку и кладу ей в руку.

Он ярко-красный, как и цвет ее солнцезащитных очков.

– Я ничего не принесла тебе, – грустно замечает Пен.

– Ну и не страшно.

– Нет, страшно, – говорит она, поднимая руку к лицу. – Возьми вот это.

С несчастьем на лице она передает мне свои очки, и я вынужден смотреть в ее грустные

глаза весь день.

***

Один торт. Две семьи. Тринадцать свечей.

Свет погашен и в воздухе неподвижно застыл аромат уходящего летнего сезона. Наши

семьи собрались вокруг нас с Пен у нее на кухне. Мы позируем, стоя у шоколадного

торта-мороженого с нашими именами, написанными розовым кремом. Таящие восковые

свечи по одной на каждый год жизни на торте, отбрасывают тени каждого из

присутствующих на белые стены. Розовые очки Пенелопы отражают желто-оранжевое

пламя.

Она краснеет под звуки нашей поздравительной песни, затыкая пальцами уши и

притворяясь, что ничего не слышит.

– Ла, ла, ла, ла, – припевает она с улыбкой, за которую я должен получить не менее двух

пакетов M&Ms

Вместо того, что бы смотреть на именинницу, я делаю ошибку и поворачиваюсь в сторону