Пытаясь проникнуться духом праздника, Филипп оделся как сутенер — в полосатый костюм, белые очки и шляпу из меха. На Восьмой улице Лола купила ему поддельное бриллиантовое колье, с которого свешивался облепленный псевдобриллиантами кулон в виде черепа.

— Правда, прикольно? — восторгалась Лола, когда они шли на вечеринку. На улицах было тесно от гуляющих обывателей, одетых в самые немыслимые костюмы.

Да, признал в душе Филипп, взяв Лолу за руку, это и вправду забавно. Он много лет не веселился подобным — признаться, довольно дурацким — образом. Что с ним произошло? Отчего он стал таким до тошноты серьезным?

— Вот увидишь, тебе понравится Тайер Кор, — сказала Лола, увлекая его вперед, держа за руку, как маленького, — Филипп шел медленнее ее.

— Какая еще Кора? — сострил Филипп, но, заметив раздраженную мину Лолы, поспешил добавить: — Знаю, знаю, молодой импресарио, который хочет стать писателем.

— Не хочет, а уже стал, — поправила Лола. — Он каждый день пишет для Snarker.

Филипп улыбнулся. Лола была решительно не способна понять разницу между литератором и графоманом, оригинальностью и подражанием. В ее представлении блоггер приравнивался к писателю, а участница реалити-шоу — к актрисе. Да уж, что выросло, то выросло, напомнил он себе. Молодое поколение сформировалось в условиях навязчивой демократии, где все равны и каждый победитель.

Перед ветхим даже на вид домом собралась толпа. Крепко держа Лолу за руку, Филипп пробился ко входу, где их ждали два парня с пирсингом на лицах — трансвестит в розовом парике и рыжий Тайер Кор собственной персоной, с сигаретой в зубах. Он пожал Окленду руку.

— Это вечеринка терминаторов, — сказал Кор. — Дом завтра сносят. Мы должны разнести его сами и успеть до приезда легавых.

Филипп и Лола вошли в подъезд и поднялись по деревянной лестнице. Внутри было жарко, в воздухе плавали сизые полосы дыма, освещенные одинокой лампочкой. Под лестницей кто-то громко блевал, временами заглушая гремевшую наверху музыку — динамики стояли на подоконниках. В помещении было не повернуться.

— Что-нибудь будет? — прокричал Филипп в ухо Лоле.

— Нет, тусуйся просто так. Смотри, как здорово! — отозвалась она.

Они протолкались к наскоро сооруженному бару, где получили по красной пластиковой чашке с разбавленной водкой и клюквенным соком без льда.

— Когда мы отсюда уйдем? — прокричал Филипп, стараясь переорать оглушительную музыку.

— Ты что, уже хочешь уйти? — изумилась Лола.

Филипп огляделся. «Я никого здесь не знаю», — думал он. Все они юные, с гладкими лицами, молодой агрессией, охорашиваются и орут друг на друга. И музыка — слишком громкая, бьющая по нервам, без различимой мелодии. Собравшиеся танцевали, вертя бедрами, а головы и плечи оставались неподвижными. «Я так не смогу», — понял Филипп.

— Лола! — прокричал он ей на ухо. — Я пошел домой.

— Нет! — взвизгнула она.

— А ты оставайся, повеселись. Жду тебя дома через час.

Домой по Пятой авеню Окленд шел с чувством облегчения и недоумения. Для него не могло быть ничего хуже, чем остаться в переполненной, душной комнате на препаскудной вечеринке. Что там хорошего? «Тоже мне оттянулся!» Но ведь тридцать лет назад он ходил на подобные вечеринки, и ему действительно было весело! Была «охота на мусор»[17] в кроссоверах, бесконечные походы в маленькие прокуренные бары и дорогие клубы с новой темой каждый вечер. Он помнил клуб в старой церкви, где желающие танцевали в алтаре, и другой, в заброшенном туннеле метро, куда ходили зарядиться кокаином. Манхэттен был огромной дискотекой, где всегда царили веселье и шум. Однажды жаркой августовской ночью они с Шиффер без приглашения явились на вечеринку трансвеститов, проходившую на подгнившем пирсе на Гудзоне. Несколько участников спьяну свалились в воду, и их спасали приехавшие по вызову пожарные. Филипп и Шиффер хохотали до слез, пока она не сказала, держась за болевший от смеха живот:

— Все, малыш, меняем образ жизни. Бросаем работу и тусуемся двадцать четыре часа в сутки. Это ж какая красота! А когда надоест, поселимся где-нибудь на старой ферме в Вермонте.

«Куда только делись те дни?» — гадал Окленд. Войдя в дом, он поймал свое отражение в зеркале рядом с лифтами и увидел, что выглядит как дурак — молодящийся дядя в летах. Да когда же он успел состариться?!

— Филипп? — послышалось за спиной. — Филипп Окленд, это ты? — И серебристым колокольчиком зазвенел знакомый смех.

Он обернулся. Вошедшая вслед за ним Шиффер Даймонд прижимала к груди кипу сценариев. Она, видимо, возвращалась со съемки — тщательно причесанная и накрашенная, но в джинсах, лохматых сапогах и ярко-оранжевой парке с белым кашемировым шарфом. Она по-прежнему была хороша собой, а насмешливая мина заставила Филиппа вспомнить, как Шиффер выглядела при первой встрече двадцать лет назад. Отчего над ней время словно не властно, а у него годы берут свое?

— Малыш, я тебя узнала, — сказала она. — Боже, что ты нацепил?

— Сегодня Хэллоуин, — напомнил Окленд.

— Я в курсе. Ну, так кого ты изображаешь?

Филипп уже начинал ощущать неловкость и раздражение.

— Никого, — отрезал он, ткнув в кнопку вызова лифта.

Двери открылись, и они вошли в кабинку.

— Классная шляпа, Окленд, — похвалила Шиффер, осмотрев Филиппа с головы до ног. — Но маскироваться ты никогда не умел.

Лифт остановился на девятом этаже. Шиффер напоследок смерила Филиппа взглядом, покачала головой и вышла. «Опять она уходит от меня», — подумал он.


Основательно зависнув на вечеринке с Тайером, Лола начисто позабыла о времени. Тайер Кор был знаком со всей компанией и то и дело представлял ее друзьям. Лола присела к нему на колени.

— Чувствуешь, как встрепенулся мой дружок? — спросил он.

Подошла Франческа. Они с Лолой выскользнули на лестницу покурить марихуаны, затем нашли кого-то с бутылкой водки. Тут один динамик выпал за окно — веселье только начиналось.

В три часа ночи комната озарилась красно-белыми вспышками полицейских машин и на пороге появились стражи порядка с фонариками. Лола со всех ног кинулась вниз по лестнице и во всю прыть припустила по Третьей авеню. На Пятой улице она остановилась, спохватившись, что оказалась одна на улице глубокой ночью. Было холодно, ноги разболелись от каблуков, во рту пересохло, и на пьяную голову она никак не могла сообразить, что делать.

Обхватив плечи руками, чтобы хоть как-то сберечь тепло, Лола, оступаясь, пошла вперед. На улицах по-прежнему было много гуляющих, которые дружно оборачивались на бредущую практически в одном нижнем белье соблазнительную девушку. «Какая у тебя красивая задница!» — восхищенно повторял Тайер Кор. Не будь Филиппа, Лола ушла бы к Тайеру, но при мысли о сексе в кошмарной квартире с Джошем за фанерной стенкой ее чуть не выворачивало наизнанку. Так часто и бывает — встречает девушка интересного парня, а он живет в отвратительной дыре. Она, Лола, никогда не смогла бы существовать в таких условиях. Вот и мама говорит: «Это не жизнь, а выживание».

Наконец она доковыляла до Пятой авеню, пустынной и призрачной в желтом свете уличных фонарей. Лола еще не возвращалась сюда так поздно. Вход оказался закрыт; в панике она забарабанила в дверь и разбудила швейцара, мирно спавшего в кресле. Лолу он не знал и вымотал ей всю душу, настаивая, чтобы она позвонила мистеру Окленду по интеркому. Когда Лола наконец поднялась на тринадцатый этаж, Филипп стоял в прихожей в одних трусах и футболке с «Роллинг стоунз».

— Господи Иисусе, Лола, четвертый час!

— Я отрывалась, — хихикнула она.

— Это я вижу.

— Я пыталась тебе позвонить, — начала она оправдываться, хлопая ресницами. — Но ты не отвечал.

— Угу, — хмыкнул Филипп.

— Я не виновата, — настаивала Лола. — Вот что бывает, когда ты трубку не берешь!

— Спокойной ночи, — ледяным тоном сказал Филипп, повернулся и ушел в спальню.

— Ну и отлично, — разозлилась Лола и двинулась на кухню. Такого приема она не ожидала. Кипя от злости, она решительно направилась в спальню вправлять мозги сценаристу и учить его обращаться с девушками. — Я развлекалась, понятно? — громко начала она. — Это что, преступление?

— Иди спать. Или возвращайся к себе домой.

Лола решила сменить тактику. Она просунула руку под одеяло Филиппа и погладила пальчиками его пенис.

— А ты не хочешь развлечься?

Окленд резко отбросил ее руку.

— Ложись спать, я сказал. Не можешь заснуть, уходи на диван.

Лола возмущенно взглянула на него, медленно стянула — ну, скажем так — одежду и легла на кровать. Филипп лежал с закрытыми глазами. Лола перевернулась на живот, как бы нечаянно задев его ступней.

Он сел в кровати.

— Я не шучу, — повысил он голос. — Не спится — перебирайся на диван.

— Да в чем твоя проблема? — завела она снова.

— Слушай, мне нужно поспать. У меня завтра насыщенный день.

— Ладно, ладно, — огрызнулась она. — Я выпью снотворное.

— Универсальное решение, правда? — пробормотал Филипп. — Одна пилюля, и готово.

— Сам ты пилюля, — буркнула Лола.

Она заснула не сразу, лежала в темноте и злилась на Филиппа. С таким по вечеринкам не походишь. Наверное, лучше будет порвать с ним и уйти к Тайеру. Но тут же она вспомнила его жуткий гадюшник, отсутствие денег и то, что в принципе Кор — плохо отмытый засранец. Порвав с Филиппом, она вернется в исходную точку: жизнь в Нью-Йорке придется начинать с нуля. Довольствоваться крошечной квартиркой на Одиннадцатой улице и ходить на терминаторские вечеринки. Не будет ни громких премьер, ни обедов в «Уэверли инн», ни гламурного общества. Нет, нужно остаться с Филиппом еще на какое-то время. Либо он женится на ней, либо кто-нибудь еще подвернется и она прославится без его помощи.