Елена Дженкинз - Пятьдесят свиданий с врагом

В качестве детоксикации он отправил сообщение Холли. Та не ответила. Видимо, неделя начиналась паршиво не только для него.

…А потом он снова подумал о Фрейе Синклер.

Ее отец – член палаты общин британского парламента, один из самых агрессивных лоббистов в истории партии консерваторов. Его прозвали «Кролик Роджер», потому что с ним вечно случались скандалы, а он всегда умудрялся доказать, что его подставили.

И вот… какого черта его дочь забыла в ветеринарном колледже Эдинбурга?

– Алё, – сипло ответила она на звонок. Так и не уехала домой, продолжая сидеть в салоне в прострации. Не могла сосредоточиться.

– Где ты? Саймон у нас, ждет тебя, – загремел возмущенный голос Холли.

– Ох, я забыла. Буду через десять минут, – виновато пообещала Джун и, собравшись с духом, повернула ключ зажигания.

Саймон, басист, обещал привезти демоверсию подарочной песни. Если Холли одобрит, у группы «Драйв» появится первый сингл.

В квартире царил хаос. Холли терпеть не могла уборку и готовку, и сейчас все комнаты были завалены шмотками и пустыми упаковками от еды. Джун почти не убиралась в последнее время, выбитая из колеи уходом Фрэнка, и чтобы добраться до кухни, пришлось плыть по морю тлена на лодке из терпения.

Саймон, 26-летний брутальный мачо с сердцем поэта, грузил подругу философией, сидя прямо на столе, потому что диван облили бурдой синего цвета. Саймон был тот еще любитель сделать мир лучше при помощи звуков. Секс тоже обожал и периодически ночевал в комнате Холли. Не с ней, ясное дело, а с девчонками попроще и посговорчивее.

Холли полулежала в кресле у окна, с патчами под глазами, и, кажется, дремала, не вникая в речи своего басиста.

– Наконец-то, а то мне пора бежать, – увидев Джун, обрадовался Саймон.

– Все готово?

Он кивнул и потянулся к большой потертой сумке, которую оставил на широком подоконнике, то есть на самой чистой поверхности в доме.

– Что готово? – подала голос Холли.

Джун мгновенно повеселела, словно солнце в пасмурном небе разглядела.

– У нас для тебя подарок. И до пятницы он ждать не может, – нетерпеливо объяснила она, наблюдая, как Саймон достает ноут и открывает музыкальную запись в программе.

– Что за подарок? – с затаенным восторгом спросила Холли, поднимаясь из кресла и снимая патчи; глаза так и остались припухшими от недосыпа.

Саймон с коварным видом кликнул «Play», и Джун затаила дыхание.

Ритм… боже! идеальный. В такт сердца, мыслей. Инди-рок, мелодичный, с мощным битом, ложился прохладой на мозг, дофамином проникал в кровь и призывал улыбнуться.

– Саймон, ты гений, – восхитилась Джун. – Это реально цепляет.

– Это наше? – жадно спросила Холли, и Саймон вручил ей распечатку с текстом.

– Да, у нас есть материал для сингла. Идея Джун. Слова тоже.

– Ах ты, моя маленькая муза!!! Скрытная какая, ты только подумай! – взволнованно бормотала Холли. Она бегло прочла слова и надолго замолчала. – Вау, чистый экстаз… Но нет, одна я это петь не буду, давай вместе.

– Холли, сцена – это не мое, ты же знаешь. На бэк-вокале меня хотя бы не видно, потому что все на тебя смотрят…

– Только один раз, на мой день рождения в «Макбете», – начала уговаривать Холли. – Споем разочек вместе, и я оставлю тебя в покое.

Джун рассмеялась. Как же, оставит она. Но вдруг подумалось, что оно даже к лучшему. Люк придет, увидит на сцене дуэт – и будет проще объяснить, откуда взялось вранье по поводу личности.

– Так и быть, – сдалась Джун, и Холли до конца дня носилась по квартире сама не своя, будто ее зарядили, как маленький ядерный реактор.

– Я папу пригласила в «Макбет», – объявила она в 23:00. – Если ему понравится, он устроит запись в крутой студии.

– Поздравляю, – обрадовалась Джун. – Надеюсь, все сложится.

– У меня голова трещит от идей. Столько всего сразу захотелось… Как ты это делаешь, Джун? Как лампочка, приходишь и светишь, и сразу жить хочется. Саймон никогда еще такой яркой музыки не создавал. Меня от вдохновения разрывает просто, пойду покурю, что ли.

Она отправилась на балкон, а Джун приняла душ, налепила на лицо успокаивающую тканевую маску, укуталась в цветастый шелковый халат и отправилась в кровать. Взяла телефон и открыла чат.

«Скажи мне что-нибудь хорошее», – висело не отвеченное сообщение от Люка.

«Мы увидимся в пятницу, – напомнила она. – Это достаточно хорошая новость?»

«Просто спасительная», – тут же засветилось.

«И от чего же я тебя спасаю? Или от кого?»

«От одиночества».

Джун долго смотрела на сообщение, которое выразило ее глубинную боль, и не могла найти слов, чтобы отшутиться. Слишком серьезный тон выходил.

О, это проклятое слово слишком.

И сразу горло свело, захотелось обратно в объятия Тони. Сильные руки, тепло, аромат. Как вообще можно забыть его? Как забыть человека, которого ненавидишь, тем более которого ненавидишь-наоборот? Оторвать от него душу – как? По живому отрезать, чтобы кровоточило до конца дней?

Удружил ты мне, Фрэнк, с обидой и тоской подумала она. Жила, как нормальный человек, а теперь снова: Тони то, Тони сё. Распрекрасный Тони Андерсон, чтоб ему не спалось всю ночь!

Эгоист!

Зачем обнимал? Кто просил?

Горечь полыхнула в сердце, и Джун сняла с лица маску, скомкала и бросила в мусорку у кровати.

Жалость Тони оказалась еще хуже его презрения. Он ее, как бездомного кота, приласкал. А она и рада была. Еще и о Люке соврала: теоретически, он не был ей парнем, они даже не встречались ни разу. Пришлось записать минус 1 к статистике вранья. Рядом с Тони показатели катились в бездну.

Я не один, и ты не одна, сказал он. Тогда почему чертовски одиноко сейчас?

Она даже испугалась, вспомнив, что, вообще-то, и правда не одна: Люк на связи. Стало стыдно общаться с одним парнем, а думать о другом, поэтому Джун напечатала виновато:

«Буду счастлива спасти тебя от одиночества».

«Это обнадеживает. И как именно ты будешь меня спасать?»

Ого. Подтекст прозрачен, как стекло. Джун смутилась, натягивая одеяло повыше, до самого подбородка. Не стоило реагировать на провокацию, но мысли о Тони нужно было немедленно заглушить, иначе снова приснится и испортит настроение. Поэтому Джун отважилась из отчаяния:

«А как тебе нравится?»

«Громко».

Давление подскочило от резкого воспоминания.

Тони, его лихорадочный взгляд, горячая кожа. Боже, Джун, ты меня оглушила.

Она нахмурилась, прикрыв глаза, и сглотнула собственный стон, который плавно осел внизу живота, отозвавшись жаром между ног.

Хотелось написать Люку, что он связался с озабоченной идиоткой, но вместо этого Джун облизала губы и напечатала, пока смелость не испарилась:

«Отлично. Все, как я люблю».

Ответа долго не было. Она напряженно ждала. Может, не стоило настолько откровенно?

«Холли, ты первая девушка за долгое время, к которой меня влечет. Не думай, что я легкомысленный, ладно?»

Джун улыбнулась. Какой же он обалденно-классный.

«Люк, а я не девушка-вамп, хоть и пытаюсь казаться. На самом деле, я ужасно нервничаю», – легко призналась она. Быстро открыла приложение и внесла «+1» к борьбе с враньем.

Похоже, жизнь налаживалась.

«Ты в постели?»

Она покраснела. Даже уши и губы загорелись.

«Да».

«Что на тебе надето?»

«Только халат», – негнущимися пальцами набрала ответ, заранее пожалев об этом.

«Ты мне доверяешь?»

Стало душно от резкой недостачи кислорода.

«Да. Но… я не готова», – пошла она на попятную, запаниковав.

«А по-моему, ты готова. По-моему, ты тяжело дышишь и хочешь, чтобы я раздвинул твои ноги и проверил пальцами, насколько ты горячая».

Джун включила «микрофон», чтобы система напечатала сообщение за нее: руки не слушались от волнения – и громко возмутилась:

«Люк! Прекрати!!!»

«…что именно? Заводить тебя? Тогда не будь такой податливой, пока я стягиваю с тебя халат. Он шелковый? Что если я свяжу им твои руки за спиной, когда возьму тебя?.. Ты выгнешься мне навстречу?»

Джун не хотела, но слышала голос Тони, словно он был рядом и шептал эти сумасшедшие слова ей на ухо.

Она зажмурилась и упала на подушку, лицом вниз.

Как же ей стало плохо. Нестерпимо, невыносимо, жарко.

«Да. Я хочу чувствовать тебя. Чтобы мне нечем было дышать», – хрипло сказала она, сдаваясь, и согнула ноги в коленях.

«В пятницу. Ты будешь задыхаться подо мной в пятницу. От твоей кухни к утру ничего не останется. А до тех пор не смей себя трогать. Натяни свою самую закрытую пижаму – и не смей себя трогать».

Шух – как в холодное озеро нырнула. У Джун даже голова разболелась. Она недоверчиво воззрилась на экран, возмущенная и растерянная, и тут же села на кровати.

«Да ты бог облома!» – воскликнула она.

«Зато в пятницу ты станешь называть меня просто: о мой бог».

Джун зажмурилась – и рассмеялась, изгоняя туман из мыслей. Никто не мог рассмешить ее так, как Люк. А самое удивительное, что она действительно была не против зайти с ним дальше, чем просто поцелуи. И собиралась она сделать это не на зло младшему Андерсону, который назвал ее сегодня невменяемой, а потом пожалел из чувства долга. Нет, она действительно должна попытаться. Должна оторвать свою душу от человека, который считал ее никем.

А вдруг получится, благодаря Люку? А вдруг?!

Тони мешал ей жить так же сильно, как привычка врать по мелочи. Привычку она почти победила. Осталось справиться с Тони, иначе мистер Кларксон ни за что не поверит в их перемирие. И Джун никогда не узнает, что же ей написал на прощание Фрэнк.

Всю неделю она разрывалась между «стервой-которую-не-волнует-репутация» на учебе, «молчаливой-статуей-несвободы» на встречах с Тони и «здравствуйте-это-настоящая-я» на репетициях группы «Драйв».