— Если не хочешь, я не настаиваю, ты можешь мне не рассказывать.

Мы выпили еще по коктейлю и ушли. На улице совсем стемнело, на часах на здании городского банка было одиннадцать.

— Виола, — сказал я, обнимая ее за плечи и медленно бредя с ней по улицам, — я должен тебе это рассказать.

— А это настоящая тайна? — спросила недоверчиво.

— К сожалению, да, — ответил я, — а теперь послушай, — ты говорила, что плохо помнишь своего отца, да? — она кивнула, — я знал твоего отца, я был его учеником, он преподавал в университете в Манчестере, он ведь был художник, ты знаешь об этом?

— Нет, — она изумленно смотрела на меня, — не знала.

— Он преподавал, он был моим учителем и я… — я внезапно замолчал, осекшись на полуслове.

— Чего, чего, — она дернула меня за рукав.

— Мне очень нравился твой отец, Виола, я им восхищался, но в результате он обратился ко мне с просьбой, я готов был для него сделать все, что угодно. Я выполнил его просьбу.

— Какую? — спросила она с детским интересом.

— Я не могу тебе этого объяснить, это было слишком запутанное дело, я и сам не знал всех его деталей, я должен был только передать бумаги. Я делал это несколько раз, но в один прекрасный день твой отец сказал мне, что его должны арестовать, а мне необходимо уехать, все бросить, никому ничего не говорить, уехать немедленно. Я это сделал, и в следствии всей этой истории оказался здесь. Твой отец был арестован и приговорен к пожизненному заключению, вы об этом не могли знать, поскольку дело не разглашалось, а имя твой отец поменял, его фамилия была не Тиздейл, а Уиллис. Его приговорили к пожизненному заключению, я не уверен, что это точно, но потом я в этом убедился. Виола, твой отец умер в тюрьме, во время того пожара, о котором тогда говорили в новостях, помнишь, когда ты мне позвонила.

Девушка шла молча, держа меня за руку, опустив голову, как ребенок, который не понимает, чем он провинился. Я остановил ее и заставил взглянуть на меня.

— Почему ты молчишь?

— Тэн, ты ведь шутишь, ты это придумал, да? — спросила она с надеждой, разрывавшей мне сердце.

— Нет, я не придумал, я рассказал тебе то, что обещал, — возразил я, — и самое страшное в этом во всем, то, что я напрасно послушал твоего отца, я напрасно уехал из дома, я думал, что меня разыскивают, а меня никто не искал, и все, что я делал, я делал зря.

Виола ничего не говорила. И вдруг она произнесла тихо и печально:

— Мой отец был нечестный человек.

— Нет, нет, — возразил я, взяв в руки ее голову, — твой отец был прекрасный человек, Виола, ты не будешь меня ненавидеть за то, что узнала, пообещай мне.

— Я обещаю, — ответила она и обняла меня. — Я тебя люблю, Стэн, — вдруг сказала она громко, так громко, что ее голос прозвучал у меня в ушах как горное эхо. — Я в тебя влюбилась, когда мы с тобой познакомились, я и с Фредом встречалась, потому что ты на меня не обращал внимания, я так завидую твоему Крису Харди.

Я невольно улыбнулся.

— Ты же говорила, что ты мне завидуешь, кого же из нас ты любишь?

— Не знаю, — растерянно ответила она, — я вас люблю, и тебя, и его, вы не такие, как все, я хочу быть такой же, как вы.

— Пойдем, я тебя отведу домой, — предложил я.

— Я не хочу, — сказала упрямо, — не пойду домой, у меня есть нечего.

— Мы зайдем в магазин.

Я довез ее на такси, зашел в магазин и купил все, что она попросила. Мне необходимо было возвращаться. Мы зашли к Виоле, она не хотела со мной расставаться. Мне было ее жаль.

— Хочешь, я приготовлю салат, очень вкусный, меня Марк научил его готовить, — умоляюще предложила она.

— Мне нужно позвонить, — сказал я.

Виола принесла мне телефон и вышла. Я набрал номер. По голосу Криса было ясно, что мне лучше было вообще не произносить ни слова, но выхода уже не было.

— Это ты?

— Я, — отозвался я, раздумывая, что мне сказать дальше.

— Где ты?

— Я у Виолы. У девушки, которая тебе кольцо передала.

— Где это?

— Я сам приеду.

Крис положил трубку.

Вила приготовила свой салат, он оказался довольно вкусный. Я наговорил комплиментов ее кулинарным способностям. И собрался уходить. Она стояла в дверях, глядя, как я спускаюсь по лестнице.

— Ты мне пообещал, — крикнула она мне вслед, — с Крисом меня познакомить.

— Я помню, — я помахал ей рукой и больше не оборачивался.

Впервые в жизни я испытал непреодолимое искушение отступиться. Мне хотелось поехать в какой-нибудь дрянной отель, снять номер, а завтра купить билет на самолет и улететь, куда угодно, только прочь отсюда, только подальше. Я не мог даже представить себе, какого рода объяснение ждет меня в случае моего возвращения к Крису. В гневе он как правило был невменяем, в состоянии уязвленного самолюбия — опасен. Похоже, сейчас в нем соединилось первое и второе. Меня возмущало даже не то, что он требовал полного подчинения, это еще куда ни шло. Теперь, наконец, я знал, что мне был ненавистен тот мир, в который он заставил меня войти, мир, который он делил с Элис и Даншеном, с Крэгом и Айроном, с его адвокатами, менеджерами, поварами, горничными, автомобилями, всем, к чему я не мог и не хотел привыкать, как к само собой разумеющимся атрибутам существования. Мир, в котором я вынужден был просыпаться и засыпать, есть и пить, не имея возможности отделаться от него ни на минуту. Этот мир принес мне славу, если так можно было назвать то, что произошло со мной, деньги, и постоянное сознание того, что в глазах всех, не исключая и Бобби, я, как дешевая шлюха, вошел в него через постель неотразимого Криса Харди, который, пресытившись всем на свете, вдруг потерял голову от какого-то парня из провинциального английского городка.

Я сел в такси и попросил подвезти меня до начала проспекта X***. Дальше я пошел пешком, ночь была холодная, от ледяного ветра ломило виски. По дороге я зашел в первый попавшийся бар и выпил с единственной целью согреться. Алкоголь медленно начинал действовать, мрачные мысли не уходили, но просто путались, аннулируя друг друга, я радовался всему, что видел вокруг, и, с удовольствием глянув на часы, обнаружил, что было уже два ночи. Никто в этом городе, да и во всем мире, даже подумать не мог о том, что автор текстов, получивший за свою работу гонорар в размере трехсот тысяч долларов, тащился пешком навеселе к своему звездному любовнику от его пятнадцатилетней поклонницы. Войдя в холл, я увидел Харди стоявшего и курившего, рядом стоял Бобби, сунув руки в карманы своего темного костюма. Я остановился в нескольких шагах от них с идиотской фразой и не менее идиотской улыбкой, скорректировать которую я не мог как ни старался:

— А вот и я.

Крис резко повернулся. Выражение его лица описать было невозможно, он подошел ко мне, положил мне руку на плечо и сказал:

— Бобби, я тебя больше не задерживаю.

После чего он стиснул мое плечо и повел меня к лифту.

В лифте он не смотрел на меня, продолжая курить. Я молчал, чтобы не вызвать бурю, раньше, чем мы окажемся наедине без свидетелей. Он не говоря ни слова, втащил меня в гостиную и толкнул в кресло. Я сел, постепенно приходя в себя.

Крис потушил сигарету и наклонился ко мне.

— Ну как подружка, Стэн, хорошо развлекся? — спросил он, дотрагиваясь горячей рукой до моей щеки.

— Перестань, — возразил я, с трудом выдерживая его взгляд, — она же ребенок.

— Да, я забыл, — глухо продолжал он, — извини, ты же любишь ученик-учитель, или как там еще, да?

Я промолчал.

— С папашей не вышло, — продолжал он, — ты решил с дочкой. Ты помнишь нашу клятву?

— Я все помню, Крис, я не могу сейчас тебе это разъяснять, ты дурак.

— Да, я знаю, — сказал он, наклонясь ко мне совсем близко, — я кретин, мне до тебя далеко. Я после тебя девок не трахал. Не сложилось как-то.

— Ну и зря, — сказал я, начиная злиться и чувствуя, что готов довести его до полного бешенства.

— Да, зря, — согласился он, — ты прав.

Он молча смотрел на меня, а я сидел, закрыв глаза.

— Прикури сигарету, пожалуйста, — попросил я наконец.

Он послушно выполнил мою просьбу и протянул мне сигарету, я затянулся, а он сел на подлокотник кресла.

— Ты не правильно все понял, — начал я, — Виола девочка, я к ней и пальцем не притронусь, мне ее жаль, она в тебя влюблена и в меня, матери она, видно, не нужна, она все время одна, я ей должен был про отца рассказать.

— И что, рассказал?

— Да, но наверное напрасно, не стоило этого делать, она еще мала, чтобы с такими вещами сталкиваться.

— Что ты о ней так беспокоишься?

— Я ей обещал, что ты с ней познакомишься. Не хотелось бы ее обманывать.

— Даже не рассчитывай. Я этих девок сопливых навидался, блевать от них тянет.

— Нет, она не такая, она ничего не хочет, только познакомиться, Крис.

Харди встал и покачал головой с таким упорством, что я понял, спорить бесполезно.

— Не хочешь, черт с тобой, — согласился я. — Ты меня извини, я тоже не могу все время здесь торчать. Я хотел побыть один. Ты меня понимаешь.

Крис присел передо мной на корточки.

— Понимаю, малыш, — сказал он с таким страданием в голосе, что я опустил глаза.

— Мы в бильярд сыграли, она заказала «Черную магию». Я проиграл.

Харди улыбнулся.

— Я для вас напишу песни, — сказал я, чувствуя, что должен хоть как-то искупить свою вину, — все, что захочешь.

Крис смотрел на меня, не переставая улыбаться. Наконец он поднялся сам и вытянул меня с кресла, мы прошли в ванную.

— Мы с тобой на следующей неделе в Лос-Анджелес летим, — сказал он, включая воду.