— Такая политика корпорации не вызывает возмущения общественности?

— Разумеется, конфликты возникают, периодически на нас подают в суд за то, что мы производим продукцию, опасную для психики и здоровья человека, но до сих пор нашим противникам не везло, не так-то легко в этом мире добиться от властей запрета на столь невинное развлечение.

Я и Харди, как завороженные, наблюдали за необычной плавно вращающейся заставкой на экране, на наших глазах охваченный пламенем разрушался тот самый замок с обложки, замок, который до крайности напоминал своими отдельными деталями реальный Замок Ангелов. Пламя не производило впечатления искусственного оцифрованного варианта, оно казалось живой, дышащей, но страшно инородной материей. Глаза Криса блестели от возбуждения, никогда не проявлявший интереса к компьютерным играм сейчас он мало чем отличался от энтузиастов-геймеров первой ступени. Заставка окончилась, и Говард набрал персональный код. Появившееся на экране изображение и строчки меню предлагали выбрать один из режимов игры, и я, с неописуемым ужасом глядя на экран, прочитал слово «Holocoust».

— Что это за режим, господин Говард? — спросил я указывая на экран.

Говард понимающе кивнул и сказал:

— Это означает, что игра будет идти не на жизнь, а на смерть, до полного уничтожения, в случае неудачи, мы уже получали достаточно недовольных отзывов по этому поводу, о том, что данный режим вызывает необратимую поломку жесткого диска, но пока что мы решили его оставить.

Крис смотрел на меня с изумлением.

— Вот это да, Стэн, ты выходит все знал, — в его глазах блеснул огонек злобы, настоящей, серьезной ярости.

— Ничего я не знал, — ответил я, — я понятия не имел. В первый раз все это вижу.

Харди молчал, переводя взгляд с меня на Говарда.

— Так что ж выходит, мы для этой игрушки саунд-трэки проматывали, а нас еще и на бабки развели за это.

Говард пожал плечами и запустил программу в режиме «Invisible Flame». Но ни я, ни Харди уже были не в состоянии дальше любоваться демонстрируемым нам совершенством. Говард заметил это и сказал:

— Я хочу подарить вам новую версию, на память о нашем взаимовыгодном сотрудничестве.

Он подошел к стеллажам, тянувшимся вдоль стен и достал с полки коробку.

— Это вам, господин Харди, — произнес он, вручив коробку Крису. Харди механически принял подарок, пробормотав невыразительную благодарность.

— Вас проводят, господа, приятно было с вами познакомиться, будем надеяться, что я еще буду иметь удовольствие когда-нибудь с вами увидеться. — вежливо пообещал Председатель и нажал на очередную кнопку. Мы направились к выходу. Там нас уже ждал Джон в золотом комбинезоне. Мы спустились на первый этаж, как только мы пересекли зону досягаемости, все, ожидавшие нас, вскочили с диванов и бросились нам навстречу. Нас засыпали вопросами, больше всех усердствовал Микки, Джимми, тряся меня за руку требовал, чтобы я немедленно все ему рассказал. Но ни я, ни Крис были не в состоянии произнести ни слова. Его терзали необоснованные подозрения на мой счет, меня невозможность оправдаться. Мы вышли из здания и подошли к машинам. Холливуд и Флан вынуждены были оставить нас в покое, но Дюжими сел вместе с нами. Крис, не говоря ни слова, сел впереди, рядом с Айроном.

Уже в номере Крис повалился на кровать. Джимми неотступно просил меня объяснить ему что случилось.

— Ну, как вы договорились, ну, хоть два слова, Тэн, — он подал мне бокал с импровизированным коктейлем, — выпей, выпей, — настаивал он, — это тебе мозги прочистит. Я уже было собрался поддаться на его уговоры, но в этот момент, Харди вскочил с кровати и, выхватив у меня бокал, поставил его на стол.

— Пошел к черту, Джим, иди отсюда к чертовой матери, ты меня понял, — заорал он, и, схватив несчастного Грэмма за плечо, вытащил его в коридор, закрыв за ним дверь на ключ.

— Ты меня предал, Стэн, — произнес он глухо и угрожающе, приближаясь ко мне, — ты все знал, ты меня подставил, они тебе заплатили, да? — он подошел ко мне вплотную. Не зная, чего ожидать, и не имея возможности что-либо предпринять, я только тихо ответил ему:

— Нет.

Внезапно он изменился в лице. И в его глазах появилось то самое выражение беспомощности и гнева, которое я запомнил навсегда вместе с удивительно наивной и жестоко-откровенной фразой: «Я хочу заниматься с тобой любовью». Я обнял его, прижавшись щекой к его шее. Он глубоко вздохнул и прошептал почти неслышно, но я различил каждое его слово, словно их произносили не его губы, а его бешено бьющееся сердце:

— Ты не предашь меня?

— Никогда, Крис, запомни это также крепко, как и мое имя.

Вечером пришел Джимми с бутылкой «Аттилы». Он аккуратно разлил его по бокалам и разъяснил нам, как его следует пить. Крис сделал пару глотков, и отставил бокал, поморщившись.

— Дрянь, Джим, — сказал он, — не пей, Стэн.

Мне стало неловко перед Грэммом, который, видимо, искренне рассчитывал на наше одобрение. Он смотрел на меня с волнением надеждой, хотя, по чести сказать, дегустатор из меня скверный. Я выпил половину и понял, что это предел, более отвратительный вкус у спиртного трудно было себе представить. Совершенно убитый горем Джимми, выпил свой бокал залпом и тут же проглотил половину лимона.

— Не так уж и плохо, — он пожал плечами.

Крис усмехнулся и добавил:

— Говарда на тебя нет.

— А что такого особенного у Говарда? — спросил Грэмм.

— Су-ай-тэ, — по слогам отчетливо произнес Харди. — Животная сила.

— Это что такое? — допытывался гитарист.

— Это бальзам, — пояснил я, — какое-то зелье центральной Африки. Он нас потчевал им перед тем как соглашение подписывать.

— Ну и как?

— Серьезно, — признался я, и в памяти моей вновь возникла сцена приготовления кофе с суайтэ и сладковатый запах настойки.

Крис сидел и слушал наш диалог с отсутствующим видом и вдруг заявил:

— Джим, от твоего пойла блевать тянет.

Он встал и быстро направился в ванную. Джимми посмотрел на меня с обидой.

— Подожди, он просто не в духе — сказал я и отправился вслед за Крисом.

Я приоткрыл дверь. Харди сидел на перегородке ванной с закрытыми глазами. Я вошел и прикрыл за собой дверь.

— Крис, что ты себе позволяешь? — спросил я, не скрывая своего негодование.

— А что? — он открыл глаза и посмотрел на меня. — Запри дверь.

— Зачем?

— Запри, я сказал, — потребовал он. Я повернул ручку. Крис встал и подошел ко мне. На его лице появилась хорошо знакомая мне усмешка, он взял мою руку и приложил ее к своей ширинке.

— Ты взвинчен, успокойся, пожалуйста, — сказал я, с удовольствием сжимая его член под туго натянутой тканью.

— Он что-то подсыпал нам, — тихо сказал Крис, — слышишь, Тэн, с тобой тоже самое, — он ощупывал меня, тяжело дыша от возбуждения.

— Там Джимми, — напомнил я, — он нас ждет.

— Заткнись, Тэн, — ответил он, прижимая меня к зеркалу, вмонтированному в стену. — давай, не ломайся…

— Нет, — я отстранился от него, — Крис, пока здесь Грэмм, он, конечно, свой в доску, но…

— Но что? — он наклонился ко мне, — да он только протащится от этого, он бы сам тебя трахнул, если бы ты дал, он же трус…

— Это не имеет значения, — возразил я, понимая нелепость спора, и с трудом справляясь с собственным желанием уступить ему немедленно, здесь же и плевать на Джимми с его «Аттилой»

— Тогда скажи ему, пусть валит отсюда, я его морду видеть не могу.

Я вышел из ванной и вернулся к Грэмму.

— Ну, как, — поинтересовался он, — что случилось-то?

— Да, ничего страшного, ему хреново, я думаю, тебе сейчас лучше уйти.

— Понял, без вопросов, — ответил Джимми с таким видом, что мне стало стыдно.

— Ты завтра не забудь в одиннадцать, — напомнил я.

— Спокойной ночи, я не забуду, — Грэмм удалился, оставив нас наедине. Я лег на кровать, мне было до крайности противно, что я невольно задел Грэмма и еще и выставил его вон, когда он рассчитывал весело провести время в нашей компании до самого утра.

Крис вышел из ванной и сел рядом со мной.

— Тэн, — сказал он хрипло, — я съезжаю, как от дури.

— Ничего, — ответил я, — это бывает. — Я выключил свет.

Крис лег и закрыл глаза. Казалось, что-то неуловимо изменилось в его лице. Еще резче стали линии профиля. Я лежал, глядя на разноцветное море блуждающих огней за стеклянной стеной. Все это удивительно точно соответствовало инверсии «Starway», нас колыхало звездное небо, а земля была только его отражением.

— Это правда, что индейцы умеют превращать жизнь в сон? — спросил я.

— Не знаю, — Крис повернул голову, — мать рассказывала что-то, я не помню. Я когда тебя увидел, у меня было… сдвиг какой-то что ли… я о тебе думал, я заезжал раньше, не отойду, пока своего не добьюсь, а когда получу, все сразу безразлично делалось, это как деньги, вот они есть и по фигу.

— Что же было, когда ты меня увидел? — переспросил я.

— Я приехал, спать лег, мы тогда два концерта отыграли, я не пил, даже сам не знаю, что было. Я думал, я спал, видел, как иду по улице, там, где жил раньше и знаю, что я тебя ищу, или даже у нас встреча, вроде назначена, и захожу в бар, я не помню, где мы договорись, забыл напрочь, а бар обычный, народ сидит, среди них Эмбер и ты, я вижу, что Эмбер мне машет рукой, подхожу к ней, а она говорит: «Он болен, не подходи к нему, ты заразишься» И стягивает у тебя с плеча рубашку и говорит «Видишь?» А я смотрю у тебя на плече такая штука странная, не тело, а как будто кусок камня, белый… Ты слышишь, Тэн, — Харди положил мне руку на лоб.

— Да, — отозвался я, — а что дальше было?