— Трахай меня, ну же, давай, я хочу, чтобы ты кончил в меня, — крикнул я ему, изнемогая от боли и желания, — давай, Змей, давай, я хочу этого.

Он прижал меня к себе, и я почувствовал, как огонь, сжатый в его плоти, пронизывает меня и растворяет мое собственное естество. Он двигался медленно, затем все быстрее, не обращая внимания на мои стоны и попытку высвободиться, и, наконец, вскрикнул, замерев. Я слышал его голос, звавший меня по имени, но не мог ответить.

Когда я открыл глаза, было уже утро, Крис крепко спал, обнимая меня. Боль в плече прошла, но есть по-прежнему не хотелось. Я разбудил его и спросил, что произошло. Он улыбнулся и ответил:

— Ты не дождался конца, малыш, но это я виноват.

Харди быстро встал и начал собираться в студию. Я припоминал все, что вчера наговорил Хайнцу и к моему собственному удивлению не испытывал никакого стыда, к тому же я не сомневался, что и без моих признаний он видел меня насквозь.

Крис принес завтрак и поставил его на маленький стол рядом с постелью. Взглянув на горячие круассаны и икру, я наконец почувствовал, что аппетит вернулся, и начал поглощать все подряд. Харди смотрел на меня с удовлетворением.

— Приедет Кадзуси Мохара, — сообщил он, — врач, знакомый Марты, он что-нибудь посоветует.

— А может не надо? — спросил я его, — само пройдет.

— Уже давно бы прошло, если бы все было без проблем, пусть посмотрит, — настаивал Харди.

Я кивнул, спорить по этому поводу с моим другом было бесполезно. Через полчаса он уехал.

В двенадцать приехал японец. Вежливый, разговаривавший со мной с такой почтительностью, что мне стало неловко. Он снял повязку, чтобы осмотреть рану и несколько минут молчал.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Неделю назад, — ответил я.

— Странно, — он прикоснулся кончиками пальцев к потемневшим краям вокруг небольшого отверстия. — очень странно, вы не жалуетесь на боли, жжение?

— Сейчас нет, а так постоянно.

— Я никогда такого не видел, — признался он, — я военный врач и много работал с огнестрельными ранениями, но это что-то совершенно особое.

— Что же такого необычного? — поинтересовался я.

— Похоже, как будто шел очень сильный воспалительный процесс, возможно, даже был нарыв, и внезапно он прекратился, осталась только отмирающая ткань. Вы не прижигали рану?

— Нет, а что здесь особенного, — допытывался я, — был и прошел, это что редкость?

Мохара внимательно посмотрел на меня и задумался. Вероятно, он припоминал какой-нибудь идентичный случай из своей практики.

— Я привез вам мазь, ее рецепт слишком сложен, чтобы изготовить ее здесь на заказ, это очень действенное средство. Попробуйте ее, но, мне, кажется, вам это не нужно, вот она.

Он открыл свою сумку и достал склянку размером с грецкий орех.

— Вы меня успокоили, — произнес я сакраментальную фразу, обычно сопровождающую любое завершение общения с представителями медицины. Он отдал мне склянку.

— Я был уверен, что потребуется что-то серьезное, захватил инструменты, но, к счастью, с вами все нормально, — сказал он, пока я провожал его до двери.

— До свидания, Бобби вас отвезет, — я вызвал ему лифт.

— До свидания, господин Марлоу, берегите себя, — посоветовал он мне на прощание.

Весь день работал над текстами. Написал-таки две песни — «Напиток господина Говарда» и «Священный ветер». Не хочу показывать их Крису, пока не будет музыки…

28 декабря 2001

Я приехал в студию, ребята работали. Я посмотрел, как они начали подбирать музыку и пошел в бар. Не имею привычки мешать кому-либо работать, хотя и сам косвенно принимаю участие в этом проекте. В баре было пусто, но, когда делал заказ, подошел Даншен. Он приехал после какой-то встречи с представителями прессы, и начал пересказывать мне все подряд, о том, как его спрашивали о нашей связи, об обвинении в убийстве, о том, правда ли, что Крис страдает импотенцией, о том, что он знает о его прежних приключениях и прочее и прочее. Он пил чай с тортинами, и ждал, что я скажу в ответ. Мне хотелось спросить его, какие у него причины так активно стремиться превратить нашу жизнь в отвратительный пошлый ад для развлечения публики. И что еще неприятнее — от него нельзя было избавиться, поскольку нельзя было терять его из виду. И я подозреваю, что он это знал.

— Я бы на вашем месте, Стэн, — сказал он мне, — подумал о Крисе, в конце концов вы потом можете вернуться. Когда снимут обвинения и все все забудут.

— Не собираюсь, — отрезал я, — обвинения не доказаны, прежде чем называть человека убийцей, надо иметь на то веские основания.

— Но улики есть, — возразил он, — и потом вы и сами знаете, что никто больше не мог этого сделать.

— Я знаю, кто еще мог это сделать и сделал.

Даншен едва заметно усмехнулся, но было видно, что он встревожен.

— Почему же вы не заявите об этом полиции? — спросил он.

— Потому что у меня нет доказательств.

— Да, это проблема, — согласился он.

— Она решаема, — возразил я, — рано или поздно все выясниться.

Он доел свой завтрак и отодвинул в сторону тарелку.

— Очень может быть, ну, желаю удачи, — он кивнул мне и ушел из бара.

Я просидел еще полчаса и заказал выпить. Пришел Джимми. Я спросил его, что он думает о возможности запретить концерты группы.

— Нет, — ответил он, — группу не тронут, могут только потребовать запретить петь Крису, это вполне реальная угроза, но ведь и мы без него не выйдем.

— Кто это может сделать Джим?

— Через полицию, общественное мнение, сейчас же все припомнят, столкновения, драки на наших выступлениях, покопаются основательно.

— Ты тоже боишься?

— Я? — он удивленно посмотрел на меня, — нет, я не за себя боюсь, за вас обоих. А они действительно добивались, чтобы вы рассказывали о ваших отношениях?

— Не прямо, но им нужно было подтверждение того, что я состоял в связи с Шеффилдом, это дает им возможность повесить на Криса два мотива — ревность и месть. Глупо, конечно, но их это не смущает.

— А если больше ничего доказать нельзя будет, что они делать дальше собираются?

— Это у них надо спросить, пока они трясут этого Кларка, парня, который меня убить пытался, нашли у него визитку Даншена.

— Так это же очень серьезная улика, — Джимми ударил кулаком по столу.

— Не очень, мало ли почему у него визитка оказалась, знакомы и знакомы. И к тому же с Шеффилдом это никак не связано. Только еще больше запутывает дело.

— Ну, а что Айрон говорит, он что-нибудь делает?

— Делает понемногу, но я пока не хочу об этом распространяться. Подождем еще некоторое время.

— Где вы собираетесь Новый год проводить, мы же сегодня на неделю расходимся? — спросил Грэмм.

— Крис планирует уехать, куда не знаю.

— А он сказал, что в Швейцарию, вроде собирается.

Я услышал об этом впервые, мне он ничего не говорил.

— Он же неплохо со сноубордом управляется, может и тебя научить, я пробовал, но это не для меня. Один перелом, и вся работа завалена.

— Да, понимаю, я тоже не любитель, ну посмотрим.

— Ладно, — он похлопал меня по плечу, — иду к ребятам. Перерыв двадцать минут.

Я снова остался один и стал ждать, кто еще появиться. До трех никого не было. Я расплатился и вызвал Бобби. Попросил, чтобы он отвез меня в Замок Ангелов. Он не удивился и не спросил зачем. Довез до самой лестницы и посоветовал быть поосторожней. Поскольку со времени нашей съемки тут произошла авария, обвалились перекрытия и теперь там сам черт ногу сломит. Я пообещал поскорее вернуться и поднялся по ступенькам. Все было тихо. Снег лежал на каменном полу, и в бассейне в центре зала. Сырые стены были темны. Я прошел в сторону арочного проема, ведущего в коридоры. Там было темно, проход завален кусками бетона и стеклами, я не пошел дальше. Вернулся в зал и стал подниматься по лестнице. Она еще сохранилась. Дальше был тот самый провал, через который Крис втащил меня наверх в то наше первое посещение. Мне вспомнился его взгляд, мучительный и испытующий, взгляд зеленовато-коричневых глаз, устремленных на меня то ли с надежной, то ли с негодованием. Надо полагать, он и сам меня ненавидел, хотя и не понимал за что, скорее всего за то, что я все время отстранялся от него, боясь, что все это только проекция моего собственного влечения к нему. Когда ты влюблен, тебе начинает казаться, что и объект твоего желания, ведет себя как-то необычно и готов немедленно ответить тебе взаимностью. Он так и не купил это странное сооружение, пока не купил, но я не сомневался, что он своего добьется. Крис при всей его непредсказуемости, был личностью параноидального типа и от своих намерений не отказывался. Я стал представлять себе, что можно будет сделать с замком, если он станет нашей собственностью. Это отвлекло меня ото всех прочих мыслей. Я воображал себе коридоры освещенные мягким светом, комнаты, балконы, с которых открывается панорама города, камин в том, маленьком отсеке, в который теперь нельзя было проникнуть. Замок Криса Харди. Сердце девственницы не знает пощады. Я поднялся на открытую площадку, перескочив через рухнувшую часть ступеней. И я чувствовал, что хочу его так же сильно, все с той же алчностью. Внизу стоял лимузин. Бобби курил стоя, опираясь на крышу машины. Я окликнул его и помахал ему рукой. Он сделал тоже в ответ. На миг у меня возникло искушении шагнуть вниз, просто шагнуть туда, и не думать больше ни о чем. Так сделала наша троюродная сестра, Сью очень любила ее, совсем юная девушка, не «желавшая жить в мире, где так много зла». Возможно, она была права. Эвелин, ее похоронили и забыли, у ее родителей было еще двое детей. Но я вспоминал о ней постоянно. Часто провожая Сью на ее могилу, мы сидели и каждый из нас думал о том, что его ждет и сможет ли он вынести все грядущие перемены, включая и те, что будет отторгать сама его природа.