– Цвет, – подвел итог доктор, – мы все время думаем о нем, не так ли? Даже если мы не хотим это признать.

– Я не думаю об этом, – кривя душой ответил Патрик.

– Я не верю.

– Дома мы никогда не говорим об этом.

– Вот именно, но не пытайся меня убедить, что сам ты об этом не думаешь. Ты светлее нас всех.

Конечно, он думал об этом даже больше, чем осознавал. Просто это все время витало в воздухе. Когда он смотрел на класс и видел, что черты его лица ничем не отличаются от черт белых мальчиков, и только цвет кожи выдает… Какой легкой стала бы жизнь, думал он, если можно было бы стереть это единственное различие. А с другой стороны, он помнил, какой гордостью наполнила его победа Николаса в диспуте над мальчиком, только что приехавшим из Англии, рыжим, веснушчатым, высокомерным, говорившим с акцентом, который было трудно понять. Победа воодушевила Патрика не только потому, что Николас был его другом, но и потому, что победу одержал цветной.

– Ты светлее, чем все здесь присутствующие, – повторил доктор Мибейн. – Ты не знаешь, как это случилось?

Патрика охватила волна стыда. За кого? Не за себя, конечно. Какое он имел к этому отношение? Доктор наклонился вперед:

– Ты смущаешься. Не стоит. Об этих вещах следует говорить именно так. Они – часть жизни. И к тому же мы все здесь мужчины. Ты не должен смущаться, – с участием закончил доктор.

Но доктор, естественно, не мог прочесть все его мысли. Патрик думал о своей матери. Об отношениях между белым мужчиной и его подругой… Она была во Франции, тот, кто стал его отцом, оставил ее. И его переполняла злость к неизвестному отцу.

Постепенно становилось ясно, что цвет кожи полностью связан с отношениями полов. Но и тут существовали две стороны. Его мать должна была бы ненавидеть белых. Однако, и он уже давно знал об этом ее внутреннем противоречии, ей, например, нравилось, когда рабочие из имения, заходившие в ее магазин, обращались к ней «мисс». Однажды он спросил ее, почему она более вежлива с покупателями одного с ней цвета кожи и так часто резка с теми, у кого кожа почти черная. В ответ он получил такую отповедь, что больше не решался вернуться к этому предмету.

Вопрос оставался открытым и постоянно напоминал о себе. Однажды ночью, когда он лежал без сна, ему пришло на ум, что даже доктор Мибейн, несмотря на все свои разговоры, не смог скрыть тайной гордости по поводу своей собственной светлой кожи. Сквозь его улыбку, голос прорывалась определенная удовлетворенность. Он гордится приглашениями в дом губернатора, подумал Патрик, наполняясь странным сочувствием, которое без сомнения удивило бы доктора, узнай он о нем.

Он также понял, что гордость доктора и есть настоящий стыд. Это было все равно, что презирать себя.

Несколько школьных лет остались позади. Как это ни странно, самыми яркими воспоминаниями Патрика об этом времени оказались Николас и дом его отца. На втором месте был отец Бейкер, всегда находивший для мальчика время и после занятий, дававший ему трудные задания, длинные списки книг «для тренировки ума», как он говорил.

Отец Бейкер обеспечивал списки, а Николас – книги, кучу книг на каждое Рождество. («Патрик, не стесняйся принять подарок. Так получилось, что у меня больше денег, но моей заслуги здесь нет.»)

Так он рос и взрослел с тринадцати до семнадцати лет, когда, как говорят, самое лучшее время для познания. Бродя по острову, он научился соединять то, что видел, с тем, что читал и чему его учили.

* * *

Отправляя школьников на длинные каникулы перед последним учебным годом, отец Бейкер дал им такое задание: написать что-нибудь о Сен-Фелисе, известное или новое, по геологии, торговле, о чем угодно. Отец Бейкер давал трудные задания.

Сначала Патрик не представлял, о чем он будет писать. И поэтому волновался. Решение пришло внезапно. Дома, в поселке Свит-Эппл, он гулял по пляжу и встретил своего старого друга А Синга. И вдруг, глядя на угольно черные раскосые глаза китайца, сам не зная как, он понял, что А Синга можно с легкостью принять за представителя карибов, которые жили в своих резервациях на дальнем склоне Морн Блю. Но они-то жили здесь всегда! – пораженный, думал он. А А Синг пришел с другого края света! Как же так?

Он решил узнать об этом больше. Отец Бейкер любил говорить об «интеллектуальном любопытстве». Патрик не понимал раньше, что имел в виду его учитель, и вот сейчас, шагая по твердому сырому песку у кромки прибоя, он подумал, что, возможно, чувствует это любопытство. Это как огонь, говорил отец Бейкер. Да. Да. Я хочу рассказать о земле, где я живу, о странной земле, если задуматься. О всех этих разных людях, живущих здесь. Сначала здесь были индейцы. Эти земли целиком принадлежали им, а сейчас их здесь осталось очень мало. И о них почти не говорят, разве что негры отмечают, что у них были «хорошие волосы». Иногда их можно видеть ночью, ловящих рыбу при свете факелов. Тут и там на дорогах можно встретить мужчин, несущих груз на спине, потому что, насколько он знал, индеец посчитает ниже своего достоинства нести что-либо на голове. Женщины – пожалуйста, но не мужчины. Они приносили на базар корзины на продажу, очень редко – бананы. Они не стремились наниматься на работу и почти никогда не работали в имениях. Они производили впечатление молчаливых и независимых людей, поскольку их лица всегда сохраняли выражение превосходства.

Однажды Патрик дошел до того места, где они жили. Он не ждал никаких открытий, поэтому и не был разочарован, увидев ту же картину, что и в других подобных деревнях в глубине острова: два ряда хижин, крытых жестью, козы, куры, копающиеся в маленьких огородах позади хижин. Кое в чем, правда, было отличие. Женщины толкли маниоку в посудинах из тыквы, а мужчины вырезали каноэ из ствола кедра. Отметив сходство и различие, он удовлетворил тогда свое любопытство. Теперь же оно снова поднималось в нем.

Он отправился в публичную библиотеку Коувтауна. Она оказалась небольшим помещением, в лучах солнца плясали пылинки. По счастью, здесь была энциклопедия и небольшое число книг по истории. Отобрав нужные книги, Патрик сел в затененной части комнаты и принялся делать выписки.

«Коренными жителями Подветренных и Наветренных островов были араваки, приплывшие на каноэ из нынешней Гайаны. Они были миролюбивыми людьми, занимались земледелием и рыболовством. Через много веков – никто не знает, как давно – следом за ними пришли карибы. Они, возможно, были выходцами из современной Бразилии. Это были совсем другие люди – воинственные и жестокие. Говорят, что слово каннибал берет свои корни в их языке.

Вполне доказано, что много тысячелетий назад, когда в районе Берингова моря существовал перешеек между Азией и Америкой, предки этих двух народностей пришли этим путем и медленно, постепенно рассеялись…»

Значит, это правда! Эти люди и китаец А Синг! Он заметил это! И это оказалось правдой!

Он продолжил чтение.

«Карибы уничтожили аравакских мужчин и взяли в жены их женщин… Многие поколения говорили между собой на языке карибов, хотя они понимали и язык араваков, на котором продолжали разговаривать женщины, мужчины никогда им не пользовались. Гамак – аравакское слово. И ураган тоже».

Ощущая, что делает открытие, Патрик остановился. Какое чудо-слово! Даже написанное слово ураган выглядело как скорость и разрушение. Несколько лет назад он пережил один – разрушенные до основания деревни, вырванные с корнем пальмы, ветер мчался с востока со скоростью 160 миль в час.

Он вернулся к книге.

«Европейцы купили остров у карибов за виски и дешевые украшения. Им было недостаточно владеть землей, они пытались поработить и местных жителей, но абсолютно безуспешно. Карибы так и не были обращены в рабство. Путем массовых и индивидуальных самоубийств они боролись с завоевателями».

Мужество и гордость! Патрик был глубоко тронут.

После недельных поисков он покончил с выписками, вернулся домой и сел за работу. Он писал целый день; когда спустилась ночь, он приладил лампу на прилавке в магазине и продолжал свой труд.

– Вот уже три дня ты ложишься за полночь! – жаловалась Агнес.

– Мне нужно, – терпеливо отвечал он.

Он уже выстроил все в голове, и теперь перо легко бежало по бумаге: история, приспособление к меняющимся условиям, повседневная жизнь…

«Часть кроны на самой верхушке пальмы похожа на кочан капусты. Ее листья могут защитить от самого сильного дождя.

… охотясь на игуану, знают, как загипнотизировать ее свистом.

… могут подстрелить рыбу из лука. Тетиву они делают из стеблей лианы, а наконечники стрел во время войны мажут ядовитым соком манцинеллы…

Первые исследователи рассказывают об их водных праздниках. Говорят, что они плавают так быстро, что могут догнать и заколоть акулу.

… по-прежнему плетут из тростника корзины, не пропускающие воду».

И об их божествах:

«Задолго до христианства они верили в одного главного духа добра, повелевающего вселенной. У них было и понятие зла, схожее с дьяволом первых христиан…

Заканчивая, хочу сказать, что больше всего я восхищаюсь их любовью к свободе. Думаю, что именно поэтому даже сейчас они не работают на кого-то. У них нет также общественных различий. Даже в наше время их вожди живут в таких же домах, что и остальные. Они никогда не понимали существующей у европейцев иерархии…»

Он закончил в последнюю ночь каникул. Аккуратно, без ошибок переписав работу, он лег спать усталый, но возбужденный, не зная, насколько ценно то, что он сделал.

Два дня спустя отец Бейкер вызвал Патрика в свой кабинет.

– Кто тебе помогал? – спросил он.

– Никто.

– Ты уверен?

– А кто мог бы? – просто ответил Патрик.

– Это работа, достойная стипендии, – сказал отец Бейкер. Он задумчиво перелистал страницы. – Я не ожидал такой вдумчивой работы. Ты, наверное, потратил много дней. Что тебя заставило взять эту тему? Можешь сказать?