– Фрэнсис Лютер заставил ее принять нас сегодня, – раздался голос Дезире. Она сидела на заднем сиденье. – Помяни мое слово, уж она-то никому, особенно друзьям, не расскажет, как она ублажает негров в своем доме. Патрик, я чувствую себя униженной, бывая в этом доме.

– Не обращай внимания! Бог с нею! – перебил ее Патрик. – Что ты думаешь об отце Бейкере? Твой отец мог бы рассказать о нем что-нибудь. А Кэт Тэрбокс? Все наши, пусть и небольшие, достижения в сфере обслуживания, в том числе и в медицине – все благодаря ей. Это ее заслуга. Спроси своего отца.

– Насчет Кэт Тэрбокс – я согласна. Но она – единственная, одна на сто тысяч, – Дезире засмеялась, вспоминая. – Ты видел лицо Марджори Лютер, когда Кэт сказала, что ее муж не сядет с нами за стол? Мне показалось, что она готова была сквозь пол провалиться. Да не потому ли, что она сама разделяет взгляды мужа Кэт? Бог ее знает.

Николас усмехнулся:

– У Кэт что на уме, то и на языке. Интересный типаж. У меня создалось впечатление, что ей можно доверять.

– Доверять Кэт? – повторил Патрик. – Да, уверяю тебя, можно.

– Хотя жена Лютера гораздо симпатичнее Кэт. Во-первых, она высокая, – сказала Дезире, явно не удовлетворенная собственным ростом. И она умеет одеваться. Платье, в которое она была одета, стоит уйму денег.

– Да ты сама не понимаешь, что говоришь! – возразил ей Патрик. – Кэт – такая живая! В ней играет огонь! Присмотрись к ней повнимательнее в следующий раз.

– Да вы только послушайте его! Со стороны можно подумать, что ты влюблен в нее, – добродушно заметила Дезире.

Патрик не сдавался. Непонятно почему, но ему обязательно надо было защищать Кэт Тэрбокс.

– Она – естественная. Просто мы отвыкли от таких людей. Многие, почти все люди притворяются. Многие, но не она!

– Не умеет, так научится. И лучше бы поскорее. Не то весь мир узнает, что она влюблена в Фрэнсиса Лютера.

– Какая чушь! О, женщины! – воскликнул Патрик.

– Марджори Лютер знает это. Именно поэтому она и ненавидит Кэт.

– О, женщины! – опять воскликнул Патрик с пафосом.

Николас тихо сказал:

– Понимаешь, Дезире права. Мне тоже так показалось. Именно поэтому я и пытался отвлечь миссис Лютер. Стратегический маневр, друг мой. Чтобы выжить, ты должен обладать тонкой интуицией и острой проницательностью. В противном случае – ты пропал!

– А я совсем не проницателен, – задумчиво ответил Патрик.

– Ты не справедлив к себе, – подбодрил его Николас.

Они были на вершине горы, предстояло спуститься в Коувтаун. Розовые, серебряные, золотые блики запрыгали на крышах домов, а огненный шар солнца медленно опускался в море. Пышное великолепие заката приглушило суету прошедшего дня.

– Элевтера, – мечтательно произнес Николас. – Свобода. Как красиво звучит!

– Да, – сказала Дезире, – здесь чувствуешь себя по-настоящему свободным. Вы согласны со мной?

– Свобода – понятие относительное, – предостерегающе заметил Патрик. – Можно жить во дворце, но дворец покажется темницей, если нет свободы духа.

– Ты совсем не изменился, – поддел Патрика Николас. – И остался таким же, каким был, когда мы учились в школе, мой друг. Я всегда говорил тебе, твое призвание – философия.

– Никогда не узнаешь, о чем он думает, – с нежностью сказала Дезире. Машина остановилась у их дома. – Но я знаю точно, – продолжала она, – что могла бы сидеть и сидеть на этой лужайке и любоваться океанской далью! Хоть всю жизнь! А эти люди, понимают ли они свое счастье?

Длинные розовые, серебряные, золотые полосы словно накрыли собою гладь моря. Горизонт надвинулся и поглотил солнце. Четыре человека сидели на лужайке, остальные разъехались и любовались открывающимся их взорам великолепием.

Первой заговорила Марджори, старательно выделяя существительные:

– Не знаю, как вы, но у меня нет сил! Поддерживать беседу, и с этой женщиной тоже! Да о чем вообще говорить!? Этот Николас – самый лучший в этой компании. Джентльмен. Он почти такой же, как мы. Хотя нет, конечно, не такой!

– На тебя это не похоже, – упрекнул ее Фрэнсис. – У Марджори добрый нрав, – виновато объяснил присутствующим Фрэнсис, – она не так выразила свою мысль. Она не расистка.

– Нет, – настаивала Марджори. – Нет. Я сказала то, что думаю. Мне не нравится, когда мой дом используют для политических сборищ. Сплошное притворство, фальш! Потерянный вечер. Да что общего может быть у нас с ними? А что объединяет их с нами?

Отец Бейкер спокойно ответил:

– Независимо от наших нравственных устоев, необходимо считаться и с их взглядами – нам все равно не избежать общения с ними. Рано или поздно они придут к власти. Это произойдет даже раньше, чем мы предполагаем. Британская империя распадается. Уже откололась Индия. То же произойдет и с другими колониями, сомнений нет.

Марджори была настроена весьма критически:

– Не понимаю, почему вы так легко сдаете позиции, носитесь с этими «проповедниками»? Сами знаете, не так уж плохо они живут. Благоприятнейший климат – лучше не бывает! Да пойдите на рынок и посмотрите на изобилие чудесных фруктов, рыбы и…

– Уж вам ли не знать, что всего этого изобилия на всех не хватит, да и нет денег, чтобы купить все это! – прервал ее отец Бейкер.

– Хватило бы, – упрямо продолжала Марджори, – если бы они не плодили столько детей… детей без мужа. Отвратительно! Да, конечно, в Африке и вовсе не существовали брачные отношения, и я думаю…

– Да разве вы не знаете, что мужчины не могут найти работу, ее просто нет, – вступила в разговор Кэт. – Поэтому многие уезжают отсюда.

Женщины разошлись не на шутку, подумал Фрэнсис.

– Они совсем, как дети, – сменила тему разговора Марджори. – На прошлой неделе одна моя служанка смертельно напугала меня. Она истерично кричала, вопила, что духи швыряют мебель в ее доме, они погубят ее ребенка. Я подумала, что она лишилась рассудка, но Озборн объяснил мне, что это все колдовство. Ну что с ними поделаешь? И они хотят сформировать правительство!

– Вы говорите совсем как Лионель, – процедила Кэт сквозь зубы.

Они презирали друг друга. Фрэнсис заерзал в кресле. Скорей бы уж гости уезжали! Было семь тридцать. Через час они могли бы благопристойно удалиться. Хотя Марджори и раздражала его, в данной ситуации он был на ее стороне.

– А что плохого в этом? – спросила Марджори. – Ваш муж обвинял. Я преклоняюсь перед ним и восхищаюсь им!

– Да, он – замечательный во всех отношениях, – ответила Кэт.

– Меня восхищает его способность наслаждаться жизнью. Он много работает. А его отношение к деньгам… без всяких комплексов вины и тому подобное! Он просто тратит их!

Их беседа была подобна движению волн: после шторма – затишье, зыбь, волны отступают и разгоняются, чтобы обрушиться с новой силой. О, как ему хотелось, чтобы все уехали домой, а его жена отправилась спать – и оставила его в покое! Они своим поведением расстроили его. А жаль! Этот вечер был так прекрасен: он получил истинное наслаждение. А столкновение мыслей и взглядов, столь отличных от его собственных…!

– Да, они оба учились у меня, – говорил отец Бейкер. – Я чувствую некоторую ответственность за их судьбу, слежу за их успехами. Меня всегда интересовали темнокожие одаренные мальчики. Что тут объяснять? Жалость, сочувствие и простое человеческое любопытство.

– Очевидно, Николас – самый способный, – сказала Марджори.

– Да, способный, умный. Но Патрик – мыслитель, философ. Не такой энергичный, менее честолюбивый, да вообще никакого честолюбия, но… Впрочем, время покажет, – ответил отец Бейкер.

– В нем что-то есть, какая-то внутренняя красота, глубина, необъяснимая сила. Я это чувствую. А его глаза…! – Фрэнсис обернулся и увидел взгляд Кэт, устремленный на него.

– Да, – ответила она, отворачиваясь.

– Джулия и Герберт пишут вам? – спросила Марджори, словно вспомнив, что несмотря ни на что, она все же – хозяйка дома. – Мы получили от них письмо несколько месяцев тому назад.

– Да, Джулия пишет, что они были бы очередной супружеской парой, живущей в колонии, если бы не образование Герберта. Он получил его в Англии. Вы понимаете, что жители колоний не высший свет. Да просто смешно, как эти глупцы дают характеристики друг другу: «Я умнее, лучше, чем он, а он – чем она». А эти важные дамы в городских клубах! Особенно иностранки. Такие величественные и самодовольные своей благотворительностью! Да они хуже, чем мы – все, кто родился здесь!

– Мне так не показалось, – сухо ответила Марджори. – Я подружилась со многими. Жаль, что мы живем так далеко. Как бы мне хотелось, чтобы Фрэнсис купил дом с садом в городе! Такой старый дом, окруженный забором, на какой-нибудь узкой улочке!

– Ты же знаешь, я должен жить здесь, – сказал Фрэнсис.

– Да у тебя же есть Озборн. Ты сам не раз говорил, что на него можно положиться.

– Да, конечно, можно. Но заменить-то он меня не заменит.

Марджори вздохнула, и Фрэнсису снова пришла на ум мысль, что она должна родить ребенка. Эта мысль, собственно, не покидала его, да и ее тоже. Нервы у нее не в порядке. В Нью-Йорке они оба проходили обследование, и врачи не выявили никакой патологии и противопоказаний к беременности. У всех их знакомых были дети. Крепкие, загорелые, со здоровым румянцем на лице и выгоревшими на солнце волосами! Их радости и горести – неизбежная тема разговоров родителей. Иногда ему казалось, хотя, может быть, он и ошибался, что Марджори страдает не столько от того, что у нее нет детей, сколько от самого факта, что она не может родить ребенка. Да, он прекрасно понимал страдания жены.

– Становится прохладно, – сказала Марджори. – Давайте попьем кофе в доме!

– Ты сыграешь нам, Кэт? – спросил отец Бейкер. – Помню, ребенком, ты неплохо исполняла вальсы «Мелодии любви».

– Да я уж давно не играла.

– Ну сыграй, пожалуйста!