— И это все?

— И… и… что я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Удовлетворенная ее ответом, мадам Дюкло замолчала.

"Как странно, — размышляла Орелия, — но я скучаю по этим торопливым шагам, которых больше не слышно на лестнице!" Но она ничего подобного вслух не говорила. Она убеждала себя в том, что одержима идеей, будто месье Арчер за ней постоянно шпионит — и все.

"А этот враг хорошо собой, а?" — мысленно передразнивала она раздражающий ее голос мадам.

"Он не такой красивый, как Мишель", — ответила она тогда ей. — И совсем не такой добрый! И тем не менее в нем что-то есть…"

Но он помолвлен с моей сестрой!

Вполне естественно он будет защищать ее. Но любит ли он ее на самом деле? Может ли влюбленный человек иногда бросать на нее такие проникновенные взгляды? А если он хочет тебя ненавидеть, но не в силах этого сделать?

"Нет, он мой враг!"

В эту ночь Орелии снова приснился Мэнс. Вновь она оказалась перед главным входом в дом с его грациозными веерообразными фонариками, но она была одна, и значительно моложе. Она стучала, стучала, а сердце ее все больше наполнялось тревогой. Наконец дверь отворилась. На пороге стоял, улыбаясь ей, ее отец.

В отчаянии она закричала: "Почему ты меня не впускаешь?" С лица его не сходила вопрошающая улыбка, но он молчал. Она проснулась с тупой головной болью. На лице у нее выступил пот.

4

Алекс прибыл в Беллемонт во взятом на прокат экипаже с наступлением сумерек. "Большой дом" при угасающем свете выделялся белым пятном. Все окна были освещены как в первоначальном колониальном доме, построенном дедушкой его матери, так и в двух изящных крыльях, пристроенных его отцом. Ворота на дорожке, ведущей к дому, были закрыты, но, услыхав стук копыт, целая ватага чернокожих детишек, толкая друг друга, понеслась навстречу ему по траве, и они ловко открыли ворота, не дав кучеру времени слезть с козел.

— Мики! Мики приехал! Алекс! — визжали они хором, увидев его в окно кареты.

Он, рассмеявшись, помахал им рукой. Такое приветствие у ворот в жизни Беллемонта было чем-то традиционным.

Кучер, которому передалось их возбуждение, хлестнул упряжку лошадей, и они помчались галопом по дорожке. Детишки бросились вслед за каретой, которая, подкатив к галерее, резко остановилась. Сверху члены семьи Алекса приветствовали его взмахом рук. Рядом с отцом и матерью стояла его сестра Антуанетта — ее рыжие волосы удерживали гребни прямо над ушами, чтобы не растрепались. В руках она держала своего сына-младенца. Рядом с ней стояли ее муж Робер Робишу и младшая сестра Алекса, темноволосая Тереза.

Алекс, выскочив из кареты, помчался вверх по лестнице, чтобы поскорее всех обнять. Лафитт остался внизу с возбужденными детишками, которых он привлек к разгрузке багажа и доставке его наверх.


Все заговорили сразу. Градом посыпались вопросы о Нанетт и мадам Кроули, о его путешествии вверх по ручью и реке. Все они выражали свое соболезнование в связи с кончиной Ивана Кроули.

— На следующий год мы введем в эксплуатацию железную дорогу через всю эту местность до отдаленных приходов, — предсказал Джеф Арчер.

— Через эти "дрожащие прерии?" — фыркнул Алекс. — Ты не видел, папа, как там работают, зато я видел. Они теряют в болоте инструменты, мулов и даже людей. Первый же паровоз, который поедет по этим рельсам, наверняка провалится!

— Надеюсь, что такого не произойдет, — мягко возразил отец. — Я вложил в это дело большие деньги.

— Как мы разочарованы тем, что твоя свадьба отложена, — сказала его замужняя сестра Анетт. — Мы все так ждали этого путешествия в Террбон, чтобы посмотреть, где вы с Нанетт будете жить.

— Да, жаль, что она перенесена, — заявила Тереза, которая, как заметил Алекс, уже начинала соперничать в красоте со своей матерью. — К тому времени подвенечное платье Нанетт выйдет из моды.

Мелодия с улыбкой на губах терпеливо ждала, когда подойдет ее очередь, и ее сын крепко ее обнимет и поцелует в обе щеки.

— У меня есть время, чтобы принять ванную и переодеться до обеда, маман? — спросил Алекс. Наконец он убежал в свою комнату на верхнем этаже.


Тот вечер он целиком посвятил семье — ему рассказывали о первых, произнесенных его племянником, словах, об ухажерках Терезы, а сам он молчал, не упоминая о цели своего приезда. На следующее утро они вдвоем с отцом выехали в карете в город, в свою семейную адвокатскую контору. Когда они подъезжали к монастырю Святой Урсулы, Алекс, постучав в потолок, дал знак кучеру остановиться. Отцу он сказал, что у него есть дело к матери-настоятельнице. Через несколько минут его ввели в кабинет настоятельницы.

— Месье Арчер, — поприветствовала она его с улыбкой. — Как поживают ваши сестренки?

Заверив ее в том, что все его домашние здоровы и вполне счастливы, он сказал:

— Я представляю интересы семьи Кроули в расследовании одного дела, связанного с вашей бывшей воспитанницей, мадемуазель Орелии…

— Орелии Будэн? — переспросила она, и ее лицо сразу просветлело при упоминании ее имени.

— Очаровательная девушка, с таким уравновешенным характером, такая щедрая… Она так хорошо относилась к маленьким сиротам, приглядывать за которыми ей поручили. Нам здесь так ее не хватает, месье.

— Говорите Будэн? — Алекс запомнил эту фамилию. — Она называет себя Орелией Кроули, достопочтенная мать.

Выражение на лице монахини сразу изменилось.

— Да, она считает себя незаконнорожденной дочерью месье Кроули.

— Вы в это верите, достопочтенная мать?

Монахиня сложила пирамидкой ладони.

— Да, она на самом деле незаконнорожденный ребенок. Нам неизвестно, кто ее родители. Ее сюда доставил месье Кроули, но он сказал, что действует от имени ее отца, который пожелал остаться неизвестным и не захотел открыть имя ее матери. Да, трагическая история.

— Правда ли, что месье Кроули обещал ей при заключении брака выдать приданое?

— Он сказал, что ее отец выделит ей наследство, когда приспеет время, — мягко поправила она его. — Но никакого брака не состоялось. После его смерти к нам пожаловал месье Жардэн и сообщил, что месье Кроули оказывал ему доверие и предложил взять на себя хлопоты, связанные с выбором для нее мужа.

— Жардэн, — повторил, вздохнув, Алекс. — И вы это позволили, достопочтенная мать?

— Мадам Дюкло обладает безупречной квалификацией для роли дуэньи, опекающей молодую девушку до ее вступления в брак, месье.

— Но Жардэн! Прошу простить меня, достопочтенная мать, но он, пользующийся дурной славой распутника и к тому же азартный игрок…

— Он привел сюда мадам Дюкло, когда предложил свою помощь, и мы доверили ей Орелию, а не ему. Но нам не следует обескураживать месье Жардэна, если он решил искупить свои прошлые грехи столь щедрым и благородным поступком. Не забывайте, Орелия совершеннолетняя девушка, и мы не имеем права удерживать ее, если она захотела уехать.

— Она выступает с угрозой подать в суд на семью Кроули, чтобы отторгнуть у них часть имения, — выпалил Алекс. — А это непременно вызовет большой скандал. Не удивлюсь, если выяснится, что эту идею подбросил ей Жардэн.

Мать-настоятельница покачала головой.

— Мне жаль слышать от вас такое, но, может быть, месье, вы заблуждаетесь. У Орелии острый ум и сильный характер. Она испытывает глубокую потребность в том, чтобы ее признала семья, которая, как она считает, от нее отказалась. Боюсь, это превратилось у нее в навязчивую идею.

— Все это, конечно, печально, не находите? Но факт ее незаконного рождения не даст ей возможности получить то признание, на которое она рассчитывает. — Дело становилось все более запутанным. Он прибегнул к официальному тону. — Я направлен сюда мадам Кроули, чтобы расследовать это дело, чтобы завещание ее мужа получило одобрение в суде. Думаю, мне нужно будет допросить ту семью, которая дала Орелии свою фамилию. Что вы можете сказать мне о них?

Мать-настоятельница сделала знак своей помощнице, и молодая монахиня принесла ей толстый гроссбух. В комнате с каменными стенами и каменным полом было прохладно, но солнце, пробивающееся через высокие окна, освещало настоятельницу, которая внимательно переворачивала страницы, исписанные мелким аккуратным почерком.

— Орелия Будэн… была передана семье Жозефа Будэна вскоре после рождения на Обманчивой реке. Она, вероятно, жила у них в доме до тех пор, когда месье Кроули привез ее к нам сюда в качестве пансионерки третьего августа 1842 года. Она провела с нами почти двенадцать лет, месье.

Подняв голову, она устремила взгляд мимо его на образ Христа, висящий на стене.

— Она была живым ребенком и превратилась с годами в миловидную, прилежную девушку. Я буду молиться о сохранении ее души.

Поблагодарив мать-настоятельницу, Алекс вышел из ее кабинета. Он медленно шел по оживленным утренним улицам по направлению к конторе отца. Там он радушно поздоровался с сотрудниками и ответил на все интересующие их вопросы о "глубинке", подивившись вместе с ними тем изменениям, которые произошли в быстро растущем порту после его отъезда. Потом, выйдя из конторы, они с отцом отправились в его любимое кафе, и только по дороге туда Алекс рассказал ему о причине своего неожиданного визита.


— Мать-настоятельница подтверждает историю, рассказанную девушкой, что на самом деле ее привез в монастырь Иван Кроули, что он посещал ее, когда находился в городе, и привозил ей подарки. Но, по ее словам, Кроули действовал от имени ее анонимного отца. Ты был долгое время знаком с месье Кроули, папа. Известно ли тебе какое-нибудь его приключение с молодой светской женщиной?

— Нет, — решительно, без всяких колебаний, ответил Джеф. — Я ничего не знаю о подобном скандале в нашей среде, в котором мог быть замешан он. Если у него и появился от какой-то женщины ребенок, то он был весьма осторожен. Но у Ивана было множество знакомых в городе, и мне кажется, он мог действовать от имени кого-нибудь из них.