Амабиле Джусти - Пытаться не любить тебя

— Хорошо, — сказал он. При естественном и прямом освещении его лицо выглядело ещё более усталым.

Они направились вдоль влажного пляжа. Штормовой океан шумел береговой галькой. Пенни натянула капюшон. Её волосы извивались вокруг лица, а изумрудно-зелёная прядь попадала ей в рот. Она сжала руку Маркуса, который шёл рядом, не говоря ни слова, засунув руки в карманы. Он опустил глаза, устремив взгляд к собственной обуви, которая погружалась в песок.

Не осознавая этого, она начала с ним разговаривать. Если бы она задумывалась о своей жизни, о больной бабушке, о его предстоящем отъезде, о том, что бы у неё осталось от этих двух умопомрачительных месяцев, то она бы плакала, действительно проливала не только слезы и рыдания, но и что-то ещё – что-то страшнее. Может быть, она бы упала на этот береговой песок и сказала ему: «Я люблю тебя», «Не уходи!», «Как я буду жить без сердца?».

Таким образом, чтобы не иметь искушения, Пенни произносила другие слова, комментируя красоту океана, неба, виднеющейся вдали пристани, рыбацких лодок, чаек и ракушек, которые в её воображении выбрасывали на берег русалки.

Неожиданно, посреди этой мешанины из напрасной болтовни, опять пошёл дождь и Маркус резко остановился. Пенелопа вздрогнула, испугавшись, что сказала что-то неприятное, хотя болтала только о всякой ерунде. Он стоял перед ней, такой высокий, массивный и защищал её от ветра, который ударял ему в спину. Всё ещё держа руки в карманах, Маркус смотрел на Пенни, как будто хотел и должен был сказать что-то очень важное.

— Ты в порядке? — спросила его, всё больше и больше беспокоясь из-за тёмных кругов под глазами, из-за бороды, ставшей теперь достаточно длинной, что говорило больше о пренебрежении, чем о расчёте, из-за этих плотно сжатых губ.

Какое-то время он ничего не говорил и не двигался. Маркус продолжал на неё смотреть, и Пенни увидела в его серебристых глазах отражение бурного океана. Затем, внезапно, Маркус вытащил руки из карманов, и так сильно её обнял, что она превратилась в часть его, а потом поцеловал в губы.

Пенни ему подчинилась, связанная его языком и душой, ощущая его очень близко, как будто он находился внутри неё. Как будто в этот момент они, обнажённые, соединились.

В конце концов, Пенни не могла не спросить его, когда он всё ещё крепко прижимал её к груди, положив одну руку на затылок:

— Что с тобой?

— Я не знаю, — это единственный ответ, который она получила.

— Ты выглядишь странно. Что-то случилось?

— Пенни, у меня ад в голове.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет. Мне нужно найти способ так или иначе разобраться с этим, иначе я задохнусь.

— Я в чём-то ошиблась?

— Это я ошибся.

— В каком смысле?

— Приехал в этот город. Поселился в этом чёртовом доме. Позволил тебе трахнуть мой мозг.

Пенелопа вздрогнула, как будто он её ударил.

— Что ты имеешь в виду?

Маркус прервал её, прижав палец к губам. У него был вид далеко не романтичный, несмотря на поцелуй, который он только что ей даровал. Выглядел взбешённым и несчастным. Не позволяя ей ответить, он сказал:

— Поехали отсюда, прежде чем демон заставит меня сказать то, о чём я буду сожалеть всю жизнь.

✽✽✽ 

В машине он не произнес ни слова, несмотря на повторяемые молитвы, и как только они подъехали к дому, Маркус скрылся у себя на мансарде, как будто сбегал от неё. Пенни не могла перестать думать об этом. Даже когда она работала в библиотеке, она размышляла о его последних словах. На что он намекал? Что он имел в виду?

Это произошло, когда она ставила на полку одну из копий «Джейн Эйр», и размышления о характере Рочестера высветили в её голове совершенно безумную идею. Он вспомнила о резких манерах Эдварда по отношению к Джейн. Его поддельный интерес к красивой Бланш. Она вспомнила о его мучениях и его тайной боли. Его ревности из-за Сент-Джона.

У неё в сердце начала расти розовая и опасная эмоция.

Он влюблен в меня?

«Возможно, Маркус влюбился в меня?»

Она работала витая в облаках, возбуждённая, взволнованная, с появившейся надеждой. Сердце внутри стучало как отбойный молоток. Невезение подкинуло ей дополнительную работу, но она была так счастлива, поэтому она не была ей в тягость. Бабушке уже лучше и в скором времени она вернётся домой. И, возможно, Маркус её любил.

«Маркус, Маркус, Маркус».

Времени ужина она достигла с улыбкой на губах, застывшей настолько, что она выглядела вытатуированной и опьяняющей. Как только вернулась, она не пошла к себе в квартиру, а достигла мансарды, перепрыгивая по ступенькам винтовой лестницы с волнением подростка.

Переполненная энергией она постучала в дверь.

«Как только он откроет, я брошусь ему на шею, поцелую и скажу, что я его люблю!»

И там, на лестничной площадке перед дверью, её счастье развеялось, как заплетённые в косичку волосы раздувает ветер. Ей открыл не Маркус.

Ей открыла Франческа.

Она вернулась. Злая темноволосая красавица.

Одетая в туже самую футболку Маркуса, которая была надета на нём под свитером сегодня утром на пляже. И ничего больше. Между пальцами держала зажжённую сигарету, и выдыхала дым алыми губами без следов помады.

За её спиной на полу, следовал длинный след из одежды. Джинсы, свитер, носки, ботинки. Разбросанное в разные стороны нижнее белье, валялось в хаотичном порядке по поверхностям.

В комнате кроме неё, на краю кровати сидел Маркус. Он выглядел измождённым, как тот, кто только что занимался любовью в первый раз за четыре года и два месяца. Голый, не считая татуировок и белых бинтов, которыми он перевязывал кисти рук, чтобы ударять по мешку.

Франческа уставилась на неё взглядом, в котором даже не пыталась скрыть выражение молчаливого триумфа. Пенни приоткрыла губы, внезапно почувствовав себя слабой и задыхающейся от стыда.

— Я… эмм... простите меня... я не... хотела... беспокоить. Отлично... с возвращением, — пробормотала она.

На мгновение ей показалось, что Маркус на неё посмотрел. Сделал это в манере, как будто просунул ей между рёбрами руку и вырвал сердце. Она его почти увидела сжимаемое в кулаке – раненое и разрываемое на куски. А затем бросилась вниз по лестнице.

И так, безмолвная и проигравшая, повернулась к ним спиной и спустилась по железной лестнице. Её ум был похож на картину, в своё время красочную и яркую, а теперь разъедаемую кислотой. Всю дорогу она повторяла: «Берегись, чтобы не упасть, будь осторожна, чтобы не упасть», но как только вошла в квартиру, то сразу же упала на пол, как марионетка, у которой одним ударом лезвия срезали все нити.

Теперь больше вообще не сплю. Я устал и на взводе. Испытываю такое, чего раньше никогда не ощущал и не хочу, твою мать, не желаю. Не выносимо, что надо мной доминирует чувство, которое не могу контролировать. Любовь к Франческе никогда не превращала меня в добычу, никогда не заставляла ощущать стоящим на грани разрушения или задыхающимся. Нам нужно было делать себя сильнее и поддерживать друг друга, образуя стаю. Мы смотрели друг на друга и из-за такого схожего прошлого, каждый видел себя отображённым в глазах другого.

Так вот, чтобы выжить, я не нуждаюсь в Пенни. Она мне не нужна, и не даёт ничего, что я не мог бы найти в другом месте. Пенни на меня непохожа – её прошлое отличается от моего, нас не объединяет абсолютно ничего. Мы говорим на разных языках, мы разные во всём, знакомы только два месяца, так что даже время нас не связывает.

Тем не менее, мне её не хватает. Должен снова её увидеть и прикоснуться к ней, должен услышать, как она говорит и должен ею обладать.

Это ненормально, так не хорошо. Я хочу чувствовать себя свободным, есть, пить, курить, спать, трахаться. Отправиться в любой угол мира. Перестать думать о вещах, разрушающих меня. Например, таких, как: «Если я останусь?»

Остаться где? Здесь? Ни за что.

«Ни. За. Что. Даже. Если. Меня. Повесят».

Даже мертвым я хочу смыться из этого места и никогда больше сюда не возвращаться. Через несколько дней я это сделаю, и никакой Иисус меня не удержит.

Тем не менее, всё же ищу её повсюду. В доме, в больнице, в библиотеке. Я звоню на мобильный, но Пенни не отвечает. В конце концов, иду в закусочную к Шерри и случайно её там встречаю.

Она сидит за столом, с прижатым к уху телефоном. Я понимаю, что она разговаривает с этим придурком Игорем. Мои звонки игнорирует, а на его отвечает. Животная ярость заполняет меня изнутри. И это ещё одно из тех необъяснимых чувств, которые делают меня слабее. Я ревную? Это бессмысленно. Я никогда не ревновал Франческу, от одного взгляда на которую захватывает дух. Ей просто достаточно пройти, чтобы превратить мужчин в заряженное оружие, и я ревную вот эту? Какую-то обычную девчонку, невысокую, худую как гвоздь, с дурацкой стрижкой и глазами, как у оленёнка-сироты?

Это не годится, нет, и определенно никак не вписывается. Я хочу убить Игоря своими собственными руками.

Соглашаюсь прогуляться по пляжу. Слушаю, как она болтает и улыбается, и указывает мне на воду и ракушки. Меня переполняет желание её поцеловать. Я хотел бы бросить Пенни вниз на влажный песок, стянуть штаны и, рыча кончить в её тело, только моё. Но я должен остановиться. Продолжать дальше не могу, уже и так слишком. Я должен найти какой угодно способ, чтобы выдернуть её изнутри моей души и вернуться к самому себе. В противном случае рискую сойти с ума.