А здесь что?

Это — не отношения. Просто — желание, страсть… называйте, как хотите. Досиделись холодными осенними вечерками за шахматами, насмотрелись друг на дружку, и из «друзей» в кавычках превратились в любовников, или как там назвать нас со Стасом.

Это — ни о чем.

И пусть наши взгляды совпадают на некоторые вещи, и мы уже немножко привыкли друг к другу, у Стаса нет самого главного — любви ко мне, даже малой толики влюбленности. Нет ее, и ты никуда не денешься. Как говорил апостол Павел: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто», так вот, если перефразировать апостола, без любви (или хотя бы такого понятия, как «сильно нравишься») любые отношения — ничто. И не надо воображать себе что-то и фантазировать.

А я? Люблю ли я Стаса?

Я влюблена. Я очень влюблена, и события субботнего вечерка еще увеличили зависимость от него. Хочется еще, хочется продолжения… Но я не доверяю Стасу. И внутренне готовлюсь к тому, что сегодня вновь столкнусь с безразличием и его насмешками, и даже с эдакой кратковременной потере памяти по поводу прошлой встречи. С него станется. Герой добился своего — герою больше ничего не надо.

И вообще, любовь — это чувство очень глубокое и трепетное. Ни у одного из нас ее пока нет.

Но я хочу быть с ним рядом, делить радости и потери…

Веронику прошибло на лирику, сказал бы Стас. Его-то никогда не прошибает.

Джинсы, свитер. Зачем-то я надела красивое белье. Не разобралась, зачем, но надела. Хотя что разбираться? На всякий случай.

Нужно сказать, что ты, Вероника, только зря теряешь время. Стас не создан для семьи. Вернее, не сейчас и, возможно, не с тобой.

Тогда — что это?

Обычная Вероникина блажь. Кому что, а нам — подавай героя.

Лучше бы подумала о том, что сказать Роберту, занудно поучает циничный внутренний голос. А ты не звонишь ему и совсем забыла про эти отношения, а они ведь более перспективные!

Глажу Жужика по упитанному животику, который он доверчиво подставляет мне, валяясь на полу, надеваю сапоги и куртку и, щелкнув выключателе в прихожей, выхожу из квартиры.

Если воспользоваться некоторыми выдержками из лексического запаса Стаса, то «зачем об этом думать» и «эту тему мы закрыли».

Могу же себе позволить иногда не размышлять над происходящим, а просто — жить?!

— Опять ты в джинсах, — говорит мне Стас, лишь только переступаю порог его квартиры.

— А ты опять, между прочим, без рубашки, — не отстаю я. Ирония и юмор — прекрасное оружие, когда тебе немножко неудобно. Веронике же неудобно сильно.

— Мне больше нравится, когда ты платье одеваешь. Тебе идет.

Здесь не нахожу, что ответить, поэтому парировать нечем.

Ба-тюшки! Сейчас мне Стас типа комплимент отвесил? Ого… И без предупреждения.

— Раздевайся давай. Чего стоишь? Здесь тепло.

— Погулять не хочешь? — безнадежно интересуюсь я. На улице ветрено, и моросит дождь.

— А ты?

Стас хитро щурит серые глаза, всем своим видом показывая, что я произнесла свою миллионную глупость.

Снимаю сапоги и куртку, немного краснея под его насмешливым прищуром.

— В шахматы? — объявляю бодро.

Стас запрокидывает голову и смеется чуть не до слез.

— Ну, если это так теперь называется, то — в шахматы… — Стас приобнимает меня, и его рука тут же проникает под кофточку.

— Стас, надо поговорить, — произношу очень быстро. Еще пара секунд, и будет не до разговоров.

Стас замирает.

— Позже, — хрипловато шепчет мне на ухо, прижимая к стене, — Вероничка, позже…


«Надо поговорить» — вот слова, которые Стас не терпел в женском исполнении.

Потому что они намекают на то, что между женщиной и Стасом предусмотрены какие-то договоренности, некий устав, который Стас вдруг нарушил. А он никому ничего не должен.

Не был должен — и вряд ли будет.

Он уже не раз и не два слышал подобные фразы, но в исполнении Вероники слова прозвучали очень увесисто и серьезно. Хотя Туз предупреждал, что так будет. «Обычные женщины, Стас, не чета вон тем, в бассейне. Они другие…»

Стас был готов пробежать пятьдесят километров по пересеченной местности с автоматом наперевес, лишь бы не слышать этих слов и не начинать с Вероникой ненужную болтовню на тему «поговорить». Все разговоры у баб сводятся к одному — «про тебя и меня».

Ну что он ей скажет? «Подруга, секс с тобой — одно удовольствие. Я даже не ожидал, что ты такая горячая штучка будешь, что у меня на тебя встает на раз-два. Очень хочется перейти уже в эту секунду к делу, да ты вопросы лишние задаешь».

За это он тут же благополучненько схлопочет по роже. Сам понимает, не маленький.

Было еще кое-что, правда. Уже давно было. Но для этого Стас не мог найти нужные слова. Как собака — чувствует что-то, а что — неясно. Но даже если бы он и нашел слова, ни за что не озвучил.

Веронике про его чувства знать необязательно.

Разговор следует сразу перевести. Что придумать?

Туз улыбался, когда Стас рассказывал ему про пса и Веронику.

«А что же ты, Стас, не притворился сирым и убогим? Твоя баба, смотрю, обожает таких. И переспать с ней получилось бы сразу — она бы пригрела тебя, сироту казанскую… Э-эх! Молодо-зелено!»

Начать жаловаться? А на что?

Не подходит.

И у Стаса оставался один единственный выход.

— Позже, Вероничка, позже… — Стас ждал этого все воскресенье и половину понедельника. И сейчас она объявит, что он как-то не так на нее реагирует и хлопнет дверью перед его носом, уходя прочь?

Не пойдет.

— Ванная тебя ждет, — пробормотал Стас в ответ на свои мысли, заводя руки Вероники наверх и сильнее вжимая ее в стену своим телом.

— Да что ты мне все про какаю-то ванну? — возмутилась Вероника, пытаясь переместиться чуть вбок. А сама раскраснелась, и глазки прячет, и дыхание стало неровным — Стас не стал скрывать своего возбуждения: прижался к ее телу своими бедрами. Пусть не помышляет даже, что уйдет так легко и просто.

— Это я фантазирую, — тихо-тихо сказал Стас, проводя языком по шее Вероники и целуя ее за ушком. Вероника дернулась всем телом.

— Стас…

— Ну до чего же ты болтливая, просто жуть какая-то. Попозже все расскажешь.

— Ну так, может… все-таки до спальни доберемся? — Вероника подняла руки, пытаясь упереться ладонями в грудь Стаса и хоть немного отстранить его.

«И, значит, пока мы добираться будем, ты мне выложишь по дороге все как на духу? — развеселился Стас, — э-э, нет, дорогая. Хитришь. Не получится обмануть-то».

— А что тебя в прихожей не устраивает? — вслух произнес Стас, приподнимая свитер Вероники и игнорируя ее бестолковое движение — не подвинет она его никуда, — меня так даже сильнее возбуждает. Ты — и в необычном месте…

Все, хорош болтать. Стас сказал эти слова — и осознал, что до спальни он не дотерпит. В любом случае. Слишком хорошо приложился телом, а Вероника еще вырываться придумала, вертится недовольно, как змея, задевая все причинные места и только распаляя Стаса.

— Стас, ты что! А соседи? Как считаешь, им приятно будет?

Стас хмыкнул. Правильная училка вечно печется о ком угодно, только не о себе.

— Им будет полезно. Для здоровья. Не думай ни о чем: здесь люди все занятые, в это время никого дома нет. Я тебя успокоил, зайка? — Стас справился с застежкой ее джинсов, но снимать их самому было неудобно: ослабишь оборону — вырвется и начнет говорить.

— Вероничка, сними джинсы. Сама сними. И свитер… — прошептал Стас ей на ушко медленно и чувственно. И опять прижал Веронику к стене, потерся об нее твердым членом, оттягивающим джинсы в нужном месте сверх приличия сильно. Вероника чуть покраснела.

— Может, отойдешь все-таки? — в ее голосе, несмотря на краску на лице, звучала ирония, — иначе я ничего снять не смогу. Ты так сильно прижимаешься… — Стас отступил на шаг. Но не дальше.

Вероника осторожно стянула свитер. Алиска со своим почти профессиональным стриптизом не возбуждала так, как эта, неторопливо снимающая свитер, стремящаяся потянуть время до последнего, лишь бы не остаться в прихожей.

Но все случится здесь, моя лапочка, хмыкнул про себя Стас. Как бы ты не тянула с раздеванием.

— Джинсы, — напомнил Стас Веронике, жадно разглядывая ее грудь, оттененную красивым бельем. Интересно, она всегда под невзрачную одежду красивое белье надевает? В прошлый раз, если честно, он, кроме пресловутых чулков, в пылу страсти ничего из белья не заметил — или внимания не обратил. Не до того было. Совсем тогда ополоумел, ага.

А потом не ней уже ничего не было. Вероника дрожала, так что пришлось отнести ее в комнату, положить на кровать и, накрыв ее одеялом, лечь рядом, согревая своим телом. А потом Стас просек, что дрожит-то Вероника не от холода…

Сейчас же было время разглядеть ее подробнее.

Ну да, с того момента, как он увидел ее в кафтанчике, она похудела. Или кафтанчик старенький всегда ей был велик? А когда она бегала, тоже красивое белье надевала?

О-о, что же он так долго тормозил…

— Ты джинсы будешь год снимать, а? — получилось сказать внезапно севшим голосом.

— Я же аккуратно, не могу сразу снять! — завредничала Вероника.

Как пить дать, коза. Трахаться в прихожей не хочет. Соседи, видите ли, да и вообще. Пакостит по-мелкому.

Стас не мог понять, что происходит, но неуступчивость распаляла его еще больше. Еще немного — и мозги отключатся. Бывает иногда. Тогда он такого наделает, что Вероника сразу позабудет, как это — медленно раздеваться.