Конечно же, мне не спалось. Дурацкое состояние, когда не можешь из-за внутреннего разброда ничего делать, даже убежать в царство Морфея. Я долго крутилась юлой, сбив простыни, пару раз вставала и оправляла труд горничных. Но в итоге сон и усталость все же победили.

Меня разбудили руки. Пальцы скользили по обнаженному плечу. И я, лежа с закрытыми глазами, могла поклясться, что меня пристально изучают два зеленых глаза.

Его дыхание чуть щекотало кожу моей руки, которая, как выяснилось после приподнимания век, была рядом с его лицом.

В темноте спальни, где на нас падал лишь рассеянный свет из окон, мы лежали с минуту, смотря с Виталием друг на друга. Спустя эту самую минуту он наклонился и легко коснулся моей руки губами.

— Прости, что не позвонил. Был очень тяжелый день, — его голос был хриплым и уставшим.

— Все в порядке? — мой был не лучше.

— Теперь да, — он пододвинулся ближе. Запах сигарет и кофе защекотал нос, хотя могу дать руку на отсечение, что Тропинин не курил. Да если вдруг и курил, вряд ли отдавал предпочтение женским сигаретам с сильным запахом и вкусом ментола. Его волосы пропахли этим дымом. — Я хочу тебя, Соня.

Его рука скользнула под одеяло, притягивая меня к мужчине.

* * *

Он был очень уставшим, это чувствовалось в движениях и в дыхании. Он, несомненно, учитывал то, что вроде бы как должен доставить мне удовольствие, но его хватило ненадолго, а мне состояния экстаза было не достичь, слишком высока моя зависимость от эмоциональной стороны, и хотя я ощущала нежность и принимала ласки, но заставить мозг отключиться была не в моих силах. Посему я просто обняла его, уткнувшись губами в плечо, а думала совсем о другом. О том могу ли я… Нет, не так! Имею ли я право спросить, что же такого произошло, что Тропинин даже не позвонил? С одной стороны мы знали друг друга без году неделю, а с другой он сам был инициатором отношений такого рода. В общем Тропинин сладко спал, положив мне руку на бедро, а я нашла новый повод бодрствовать, так и не решившись открыть рот.

Было почти четыре утра, когда я плюнула на попытки заснуть. Забрав телефон тумбочки н и вынырнув из-под руки мужчины, я выскользнула из кровати, накинула длинную кофту, которую захватила из дома, и, плотно закрыв дверь, прошла к утопавшей во мраке кухне.

Хотелось чая с сахаром и лимоном, уютного места, где можно спрятаться ото всех и побыть одной. На ум пришла лишь комната, в которой я квартировалась до переезда в апартаменты Тропинина.

На кухне имелся кулер (обнаруженный мною еще прошлой ночью): ждать, когда закипит чайник, не пришлось, пусть заварку и не так прихватит, но зато быстро. Комната оказалась открытой, убранной и какой-то унылой после роскоши всех остальных помещений. Зато порадовал широкий подоконник с плотными шторами и видом на двор-колодец, где стояли-поблескивали в лучах фонарей, точно лоснящиеся спины огромных жуков — крыши машин. В шкафу нашелся плед, который меня грел целых две ночи. И усевшись на подоконник, я завернулась в его теплое нутро и тихо-тихо включила музыку, сама едва ее слыша. Но память прекрасно воспроизводила все аккорды и слова песен. Так легче думалось. В окнах старых домов не было света, лишь на первом этаже за плотными шторами угадывалась лампа. Там либо сидел консьерж, либо охрана.

А город спал.

Телефон вдруг заверещал гораздо громче, чем ему полагалось для нежной мелодии флейты любимого «Пастуха», я вздрогнула и, повернув экран, захлопала глазами с непривычки от яркого света. Входящий вызов от Виталия Аркадьевича, время — полшестого утра.

— Да, — сказала я почему-то шепотом.

— Соня, — у него был взволнованный голос, — где ты?

— Недалеко от кухни, — решила не сдавать пока своего укрытия. — Сейчас приду.

Соскользнув с подоконника и кинув плед на кровать, я поспешила по коридору. В сторону спальни.

Тропинин был в гостиной в своих незабвенных штанах с растрепанной шевелюрой, сжимая в кулаке телефон, он смотрел в сторону коридора, откуда должна была появиться моя персона. Он так и остался стоять между столом, чья поверхность превратилась в загадочное лесное озеро, тонувшее в ночи, ищущее света звезд, правда, безрезультатно и темным пятном дивана. Мне пришлось подходить самой.

— Я читала, не спалось, и не хотела разбудить, — лучше сразу пояснить.

— Ты расстроена, — он констатировал факт, не спрашивал.

— Нет, — покачала я головой. — Не совсем понимаю, как себя вести в данной ситуации. Это не расстройство и не обида. Непонимание, скорее.

Он тяжело вздохнул, и, обойдя меня и стол, упал на диван спиной к окну и ко мне.

— Тебе придется это терпеть, — судя по интонации, он горько усмехнулся. — Пока я не свыкнусь с мыслью, что ты есть в моей жизни. Пока не осмыслю в полной мере, что мое молчание может тебя задеть. Сумеешь?

— Не знаю, — я положила ладони на прохладный подоконник и засмотрелась на улицу. — Мне сложно обещать. С учетом того, что происходит в моей жизни, я чувствую себя в ловушке. Я могла бы в подобных случаях, когда ты… не можешь, уезжать к себе. Здесь… без тебя, я не в своей тарелке.

— Ты права, возможно, так было бы легче, для тебя, — согласился Виталий Аркадьевич.

Повисла пауза. Тишину нарушали лишь бегущие стрелки старинных часов, украшавших собой комод. «Жителями» этого сложного механизма были крохотные фигурки, стилизованные под дам и королей, валетов и тузов, бронзовые диковинки проезжали по замысловатому маршруту два раза в сутки, все остальное время прячась внутри изящного карточного домика.

— Но, пойми меня правильно, я рад, что все случилось именно так. Если оно и есть, так называемое провидение, то оно было на моей стороне. Ты появилась в моей жизни, пожалуй, в один из самых сложных моментов, когда, уверен, я выбрал бы неправильный вариант и ненавидел бы себя за это.

Я обернулась, посмотрев в темноту, туда, откуда шел звук его голоса.

— Ты уже второй раз спасаешь меня, Софья. Хотя нет, даже третий.

Если честно, я пребывала в полном непонимании. Но Виталий говорил искренне, это чувствовалось. Он однажды уже просветил меня о необходимости доверять ему. Мне же захотелось отпустить тревогу. Я подошла к дивану и села рядом с мужчиной, осторожно взяв его руку в свои ладони. Его пальцы сжали мои.

— Потерпи, Соня. Все наладится. Поверь, со своей стороны я приложу к этому все усилия.

И я поверила, даже не до конца понимая то, о чем он говорит.

* * *

Смоляков напоминал Варкову занозу, угодившую под ноготь: жутко нервировавшую, жутко болезненную и жутко недостижимую.

Почти подполковник поднял все и всех кого знал, но найти этого упыря никак не удавалось, зато интересным стало то, что поведал ему один из агентуры. Смоляков скрывался не только и не столько от органов правопорядка, сколько от тех, у кого руки были куда длиннее, чем у полиции — от своего собственного «начальства». Напрямую, конечно, информатор не сказал, да и вряд ли знал точно, но Смоляков потерял несколько месяцев назад товар на сумму с семью нулями и тянущую за собой всю эту связку «баранок» цифру, превышающую пять. За такие потери отвечают головой.

И, похоже, подозревал он в этом бывшего мужа новой Тропининской пассии. О том, что у этих двоих складываются отношения, которые после ухода Нонны Итальянец себе не позволял в силу крайне неприязненного отношения к женскому полу, недвусмысленно сказали и их приезд на ее разрушенную квартиру, взгляд Тропинина «просившего» не давить на Софью, и обнимашки, которые зафиксировало беспристрастное око видеокамеры.

Все, что оставалось Варкову, это лишь хмыкнуть и призадуматься о том, что его друг, возможно, наконец-то обзаведется женщиной, которая отучит его, хотя бы на время, заваливаться по ночам к друзьям, на которых потом дуются жены. В такой радужный исход верилось с трудом, уж больно уперт и требователен был Тропинин, недоверчив к тому же, да и постоянных отношений он раньше не искал, а тут, как-то слишком резко все закрутилось.

В любом случае, Итальянец приглядывает за Софьей, пристроил ее бывшую свекровь в дорогой закрытый пансион, тем самым слегка уменьшив груз проблем Варкова, которому не пришлось подключать людей к их охране.

Итак, что же Анатолий Иванович имеет в сухом остатке. Да ничего, одни лишь вопросы.

Если в этом замешан Дмитрий, значит, этот самый Дмитрий был одним из звеньев наркотрафика, шедшего из России в Финляндию, ведь он туда грузы возил. Что же могло заинтересовать принимающую сторону? Какой-то новый вид наркотика? Кокаин? Качество дури? Да и принимающую ли сторону?

Смолякову, чтобы выжить, надо либо найти сумму, заметно превышающую пятьдесят миллионов, либо найти то, что спрятал Дмитрий, если последний не сбыл украденное.

Светлана… Она устроила мужа на работу в свою транспортную компанию. И близко зналась со Смоляковым, значит, была в курсе происходящего. Вполне возможно, что она со Смоляковым не просто дружбу водила, а делила все прелести постельной жизни. Кто ее убил? Смоляков? Или ее трупом ему намекнули на то, что будет с ним, если он не вернет то, что задолжал? Характер ранений, нанесенных Светлане, говорил о том, что убийцей вполне мог оказаться и сам Смоляков, а мог и не оказаться. Потому как последний, по словам того же информатора, дурь сбывал, но сам к ней не притрагивался. А колотые раны были нанесены хаотично, будто убийца был либо сильно расстроен, либо сильно настроен на определенный лад определенным препаратом.

В квартирах ничего не было, в этом Анатолий Иванович был уверен. Дмитрий доступа к квартире Софьи не имел, а в «апартаментах» ее бывшего мужа после исчезновения его матери обыск был проведен, но результатов не дал.

На камерах в парадной Софьи Варков знакомого силуэта тоже не обнаружил. Возможно, Смоляков, если это был он, ушел через крышу, запросы на видео с камер в других парадных и лифтах уже был отправлен.