— Приехали, — голос Виталия разметал навалившиеся на неспособный отбиться мозг вопросы, как ветер листву.

Действительно, в свете фар медленно открывались автоматические ворота с кружевом причудливо изогнутого металла на верхушке. За ними показалась широкая аллея. Границы подъездной дороги очерчены фонариками. А впереди дом. Знакомый и чужой одновременно. Я была в нем лишь раз… Интересно, а почему Виталий не привез меня сюда сразу?

* * *

— Анатолий Иванович! — в кабинет следователя, где царствовали тишина, покой и темнота, ворвалась Татьяна. — Вам звонят из пансионата в Зеленогорске, где потерпевшая по делу Мизерного находится.

Варков резко сбросил ноги со стула, который предварительно подтащил к столу и накрыл листами бумаги, чтобы не снимать обувь. Ему очень хотелось спать. Очень. Настолько, что он даже не признал поначалу девушку, и даже забеспокоился, что такая красотка делает в его кабинете, и как на это отреагирует любимая жена. Это ж скандалов не оберешься!

— Кто? — переспросил следователь, потянувшись за очками, забравшимися на самый верх приличной пачки дел, которую он пытался себя заставить просмотреть.

— Валентина Алексеевна Мизерная, мать погибшего Дмитрия Мизерного, та, которую поместил в пансионат господин Тропинин, — доходчиво объяснила помощница заспанному Варкову.


— А… Да… — красная лампочка на телефонном аппарате призывно мигала, но мужчина спросонья заметил ее только сейчас. Трубка оказалась неприятно холодной по сравнению с ухом, нагретым рукой, на которой оно вместе с головой уютно почивало пару секунд назад. — Варков, слушаю.

— Анатолий Иванович? Это дежурный врач Зеленогорского пансионата. Отметка стоит в деле, что о происшествиях с нашей постоялицей необходимо сообщать вам сначала. Вот и звоню вас известить. Сегодня на территорию пансионата попытался проникнуть человек, чье описание и фото имеются в деле пациентки Мизерной. Есть видео с камер. Если честно, Анатолий Иванович, то, что его не пустила охрана, просто чудо. Мы с органами не враждуем, сами понимаете, а у него было удостоверение следователя областного отдела полиции.

— Он до бабульки не дошел? — сон у Варкова как рукой сняло.

— Нет, — проинформировал мужчина. — Хотя его уже пропустили на территорию пансионата, и он ожидал в холле. Но один из охранников позвонил в отделение, уж и не знаю, что ему не приглянулось в этом мужике. В полиции сказали что, разумеется, там таких нет, и не было. Но, вы сами понимаете, мы так обычно не делаем, хотя теперь похоже начнем… — задумчиво проговорил себе под нос врач. — Так о чем это я?! А! Вызвали наряд. Но этот, как его, Смоляков, видимо почувствовал чего и сбежал. Одному из охранников челюсть сломал, когда тот его задержать пытался.

— Можете видео с камер предоставить? — устало потер глаза Варков.

— А куда же мы денемся?! Но вы запросик-то черкните.

С пациенткой все в порядке?

— Конечно. Мы ей сообщать не стали. И… Анатолий Иванович, в деле указан еще один телефон… — голос врача замер на многозначительной ноте.

Забавно, что не начальник или кто-то из службы охраны пансионата звонит, а врач?! Видимо, не все в курсе, кто оплатил содержание бедной старушки в их слегка элитном заведении.

— Не звоните. Я сам сообщу, — тяжело вздохнул Варков, посмотрев на часы. Время уже было ближе к восходу питерского блеклого солнца, чем к полуночи.

— Вот и славненько, — голос у собеседника сразу стал противненько бодреньким. От своего организма Варков такого взрыва энергии уже и не ожидал.

Трубка медленно опустилась на стол, посигналила кнопочкой-лампочкой и отключилась. Вот так хотелось отключиться и Варкову.

Усталость и дела с начала года лишь копились. И конца этому не было видно. Анатолий Иванович совершенно искренне обиделся на судьбу за то, что та все никак не отправит Смолякова в преисподнюю, где тому самое место.

За появление этого индивидуума в жизни следователя надо сказать огромное «спасибо» Итальянцу. Но друзьям принято помогать, что собственно и делал Тропинин, и Варков не мог себе позволить уйти в сторону, свалив все на подчиненных или на кого другого. Да и чувство собственного достоинства Анатолия Ивановича было задето. Вот ощущал себя Варков точно в замкнутом пространстве с начинающей развиваться своеобразной клаустрофобией.

Никак он не мог понять нескольких вещей. Во-первых, как Смоляков умудрялся скрываться от своих же? С его родом деятельности это не просто. Его знают и поставщики и распространители, а, возможно, и многие крупные покупатели, которые смеют надеться на скидку в случае предоставления информации. Во-вторых, почему он, уподобившись барану упертому, достает старуху? И так понятно, что она ничего не знает. Как, впрочем, и Софья. В-третьих, каким идиотом был погибший Мизерный, присвоив партию на такую сумму? Если он хотел заработать денег, то ничего бы у него не вышло в девяносто девяти процентах случаев. Невозможно человеку со стороны сбыть такой объем дури. В итоге, мужик подставил всех и даже собственного ребенка под удар.

А еще Варков был уверен, что Смоляков не убивал Светлану. Хороший все-таки специалист-патологоанатом Семен Петрович. Еще бы! Столько-то в профессии! Он и приписал Варкову карандашиком на заключении, что удары наносил левша. И удары были точными и сильными, особенно в районе печени. Смоляков вряд ли натренировал обе руки.

А значит?

Смоляков хочет найти товар и исчезнуть? Попытается реализовать через конкурентов? У него-то уж куча связей. Лучше попытаться и, возможно, даже исчезнуть из страны, чем ждать конца, сидя в Питере.

Ко всему этому прибавилась еще и просьба Тропинина узнать о гражданском муже его бывшей.

Радов Дмитрий Николаевич. Когда-то бизнесмен, можно даже сказать крупный. Ну… как крупный? Нефтяными вышками не владел и у краников с газом не дежурил, но имел в закромах сеть весьма прибыльных клиник, ни только в столице, но и в провинции. А медицина у нас приносит очень неплохие деньги.

Радов по образованию врач, даже пытавшийся практиковать в далекую бытность свою. Вот и напрактиковался. Возжелал как-то господин Новый Муж Нонны попасть в депутаты Московской городской думы. Кстати, было это уже после того, как мать Сережки хвостом махнула и укатила в Москву. Радова, кстати, она давно знала. Точнее ее отец имел с ним какие-то связи. Ох, зря муженек ее решил в депутаты податься! Правда, так просто решения подобного рода не принимаются. Кто-то стоял за ним. Да и кто откажется от лишних позеленевших американских президентов?! Ну да не суть.

Как выдвиженец, он, конечно же, перестал быть владельцем основной массы своего приносящего доход имущества, распределив его между фирмами открытыми на родственников и знакомых. Но волшебный мандат до его рук так и не дошел, а большая часть имущества назад не вернулась. Рейдерские захваты тому были в помощь. Почему же такое случилось, к сожалению, источник Варкова не проинформировал, ибо не его ума дело. Что, к слову, следователя удивило. Хоть и попал господин Радов как кур во щи, но почему-то казалось, что кто-то его удержал на краю пропасти, не дал совсем пропасть, и как-то «прикрывал» что ли.

Радов ныне обивал пороги судов, пытаясь вернуть назад хоть часть того, что потерял. И ввязывался во все подряд. Разумеется, пара стоматологических кабинетов, которые остались в его ведении, не приносили даже близко того дохода, к которому он привык. Но мужик как-то крутился. Источник сказал, что Радов чист аки стеклышко. Даже налоговой придраться не к чему, да мытари и не заинтересованы были этого делать. А в последнее время так вообще намеки появились у Дмитрия Николаевича на расширение бизнеса. Но в сторону Питера ни одно из щупалец не тянулось. Значит, сие есть инициатива Нонны, уставшей ждать, когда Радов построит новое светлое будущее, и решившей вспомнить о своей большой любви.

Эх, женщины!

Завтра придется ехать в пансионат лично. Это Анатолия Ивановича очень расстраивало. Ибо завтра должен был быть его законный выходной.

* * *

Темные панели, маленькие солнечные круги под лампами, горящими через одну. Весь в огнях снаружи, внутри дом был мрачен и холоден, свет в нем боролся с мраком и проигрывал. Я же только сейчас осознала, как привыкла к роскоши Фонтанки за тот короткий период времени, что там обитала, и к тому, что там было уютнее во сто крат.

Этот дворец чем-то мне напомнил самого его хозяина, там, в метро в нашу первую встречу. Привлекательно — отталкивающим был тогда Виталий. Но если знаешь, каким он может быть нежным… В общем, для меня этот дизайн был насмешкой над словом «дом».

Если здесь и водились женщины, то они, либо по ночам не работали, либо попрятались. Сумку принес высокий, худощавый, молодой человек в костюме. Он даже не смотрел в мою сторону и, не проронив и слова, исчез. Я и его присутствие заметила случайно, выглянув из-за угла спальни, куда меня привел Тропинин. А спальня определенно была хозяйская.

Странно, если в особнячке размещение моих вещей в его комнате не казалось мне чем-то необычным, то тут нахлынуло чувство неправильности происходящего. Будто я делаю что-то зазорное, то, что осуждается людьми.

Два больших окна в спальне смотрели в ночь, видимо, там предполагался вид на залив, но сейчас все тонуло во мраке. Темные рамы под дерево идеально дополняли темный пол. Светлые стены. Кровать. И Двери, двери…

У окна расположилось два кресла. В одно из них я и опустилась. Взгляд пытался пробиться за стекло, в котором, как в зеркале, отражалась комната. Не уютно. Вряд ли нас кто-то видит, но ощущение, что я в аквариуме, не отпускало.

Эйфория от того, что Виталий приехал за мной, давно прошла, и остался в душе осадок того, что я могу мечтать, о чем хочу, но жизнь все равно расставит все по своим местам вне зависимости от моих желаний.