— А ты в курсе, кстати, госпожа начальница, что почты можно объединять! Зарегистрировала, небось, штук сто?!

— Есть такое, — виновато развела я руками. — Что, правда, можно?

— В меню смотри. Но все равно, в каждую надо зайти. Ладно! Чао, нубы! — кабинет прямо-таки озарила злорадная улыбка человека, который едет домой в тепло и даже к возможной сытости, и не ему завтра выслушивать недовольного начальника с утреца.

Анна хмыкнула и тоже пошла собираться. А мне пришлось тяжело вздохнуть. Да, почтовых ящиков я действительно наплодила, аки непуганый таракан потомство. На три из них знакомые клиенты присылали свои просьбы и пожелания, на один приходило все, что было связано с Абрикосом и детским садиком, другие были завалены тысячами ссылок женских интернет-журналов, девяносто девять процентов из которых я даже не открывала, и понятия не имела, когда успела оформить на них подписку и рассылку. Был ящик для юридических форумов, для «около юридических» форумов, ящик для… Ой, надо было давно половину удалить! Но как-то все лень и недосуг! Но делать нечего, и я продолжила копаться в куче писем, и, как ни странно, все-таки обнаружив несчастный телефон, даже «порадовала» продавцов.

И в принципе на этом можно было закончить, но я так увлеклась, что продолжила изучать историю сообщений, плавно перейдя к старой части, которую не посещала уже несколько лет. Вспомнить пароли было к ним уже просто нереально, пришлось восстанавливать, благо мой секретный вопрос оригинальностью не выделялся.

Это был один из самых старых ящиков, я завела его еще дома, до переезда в Питер. Мы с Димой только познакомились и переписывались, присылали друг другу фотки, куски понравившихся книг и цитаты, забавные картинки кое-где и эротического содержания. Удивительно, но даже вездесущей назойливой рекламы тут не было, только поздравления с днем рождения от почтовой службы. И было одно единственное не открытое и непрочитанное письмо от пятнадцатого декабря прошлого года, автором которого был тот же, кто присылал мне вырезки из фантастических романов и статей о политике. Дмитрий. Пятнадцатое декабря!

За два дня до гибели!

Пальцы зависли над клавиатурой, сердце замерло. Я потрясла головой, пытаясь справиться с дрожью, и тем, что зашевелилось глубоко — глубоко внутри: воспоминания, боль, обида, страх. И злость! Да, она тоже наличествовала, и родилась она в тот момент, когда я зажмурилась, боясь увидеть как сделает свое дело нож Смолякова, когда самолет с Настюшей взмыл в небо, разделяя меня с моим ребенком, когда в руках остались лишь осколки моей жизни — разбитая и изувеченная квартира, когда я слушала вздохи Валентины Алексеевны в машине по дороге из Великого Новгорода: она пыталась сдержать слезы, рвавшиеся наружу, и не смыкала глаз, хотя устала и была больна.

Ладонь все же нащупала отброшенную мышку, и курсорчик, пробежавшись по строкам и буквам, достиг цели, открыв мне послание бывшего мужа. Первые же слова заставили меня громко выдохнуть от негодования.

«Как же я тебя ненавидел! Особенно первое время! Ты должна была мне сразу сказать, еще до свадьбы, сколько ты хочешь, чтобы я зарабатывал, что ты хочешь детей, что тебя не устраивает то, как я живу! Но нет! Ты — лицемерка! Ты говорила, что все хорошо, что любишь. Мне казалось, ты не похожа на других, что ты — не серая масса со спущенными сверху задачами работать и размножаться. Разве нам плохо было вдвоем, Соня?

Ты воспользовалась моим к тебе отношением, ты захотела все переделать, перекроить под себя, заставить плясать под свою дудку. Что ты мне сказала? Что уйдешь, если я не соглашусь на ребенка? Я пошел против себя! Ты это знала! Но я пошел навстречу тебе!

Но тебе было и этого мало. Ты знала, что мне нравится моя работа! Да, она не приносит денег! Но ты знала с самого начала, что мне и не важен доход. И когда ты поняла, что этого не будет, что эту часть своей жизни я менять не намерен, ты ушла. И ты даже не подумала, что отняла у меня?! Ты отняла у меня дочь! Вечера с Настюшей! Помнишь, перед сном мы втроем барахтались на кровати. Помнишь, она все время говорила „папа“ (ее первое самое ранее слово), как она смеялась, как обнимала нас. Я помню, как ты уносила ее в спальню, а она махала мне рукой. Как она подбегала встречать меня у двери и обнимала за ногу. Как приносила книжки и игрушки. Тащила огромный мяч. Зачем ты все это забрала, Соня?

Тебе легче одной? Так если тебе легче, зачем ты все это начала? Чего же ты хотела? Ты знала, ты должна была понимать, что я не буду зарабатывать столько, сколько тебе хотелось. Ты знала, черт возьми, это с самого начала. Тогда зачем? Ты заставила меня ненавидеть себя самого! Я ведь против себя пошел, потому что в какой-то момент перестал отвечать твоим представлениям, но ведь до рождения дочери все тебя устраивало!»

Я вскочила. Стул упал, и звук его падения эхом прокатился по пустому помещению. Да как он смел! Да, конечно меня до рождения Абрикоса все устраивало! Потому что до этого я работала сама, только когда родилась дочь, я поняла, с кем я живу. Униженно просить денег на еду и одежду Его ребенку! Выслушивать, что есть его деньги, которые я не имею права считать, и он не согласен с тем, что малышка по совету педиатров должна питаться особой дорогой смесью, дабы избежать аллергии, мучившей нас с рождения. Помогали мои родители. Но этих денег едва хватало. Мне пришлось выйти на работу, когда Абрикосу было всего-то семь или восемь месяцев. И он обвиняет меня! Обвиняет в том, что его вполне устраивало приходить в уютный, обустроенный дом к семье, но не прилагать к этому ни капли усилий! Я долго терпела, надеялась, что он поймет, вырастет. Но он не понял, лишь злился, отмалчивался, уходил, обижался.

А ведь помимо этого я была практически все время одна. Своих родственников, даже собственную мать Дима не приглашал. А у меня никого не было из родных поблизости. Друзья еще все бездетные и незамужние были заняты на работе. И вот тогда, когда я находилась уже в состоянии под названием «собираю вещи и еду обратно с ребенком» я познакомилась с Томулей. Человеком, поначалу пожалевшим меня, конечно, а потом ставшим моим самым близким другом. Она работала воспитателем в ясельной группе, куда и свою Наташеньку привела. И жила она с нами в одном комплексе, мы неоднократно встречались с колясками. Она еще тогда тактично заметила, что никогда не видела Настю с папой, который в те редкие дни, когда оставался с ребенком, сидел дома, даже в прекрасную погоду. Предпочитая Насте планшет.

Ее поддержка стала для моей души целебным бальзамом, помогла собраться с духом и… обнаружить, что Дима, которому, разумеется, частенько отказывали в постельных утехах в связи с тем, что после работы, ребенка и дома у меня просто не оставалось сил, разве что добраться до кровати с использованием ее исключительно для цели «отрубиться». Дима уже тогда стал… отдаляться: он упорно чистил историю браузера, ходил в обнимку с телефоном, долго пропадал вечерами и выходными. Дурой я не была. И от понимания ситуации руки опустились, мне было страшно остаться одной, страшно разрушить семью. И тут родители спасли меня в прямом и переносном смысле — наскребли денег на квартиру, то от чего мы с Настюшей сильно зависели, потому что основная часть зарплаты Димы уходила на оплату аренды жилья, мои же средства все шли на малышку. Благодарности и слезам моим конца не было. Я не стала мучиться поисками и купила двушку в том же комплексе, которая была преобразована на остатки средств в своеобразную трешку.

Ненадолго, но нас с Димой это примирило. Он просил простить его холодность, Настюша тянулась к папе, плюс к тому высвободилась энная сумма денег, которая ранее уходила на оплату съемного жилья. Но…

Я не смогла. Не смогла забыть звонков с неопределенных номеров на его мобильный, молчания, того, что он перестал смотреть в глаза. И вот однажды я проснулась, и мир для меня изменился. Совсем. Многие женушки-подружки тогда бухтели, что, мол, дура ты, Софья. Ребенок есть. А как же ты без мужчины? Какой-никакой, но есть! Но удила я уже закусила.

Было солнечное воскресенье. Я отвела Настюшу к Томе, прибралась, заварила чай, сделала бутерброды. И собрала Димины вещи. Он, увидев меня спокойно попивающую чай, и свою поклажу у двери, испробовал на мне весь свой арсенал от угроз, что отберет ребенка у официально неработающей, без жилья (а квартира была куплена на мою маму) до смешных заявлений, что он никуда не уйдет, и, если я желаю его выставить, то могу вызывать полицию.

По его словам во всем была виновата я: в крахе нашего семейного счастья (особенно настояв на ребенке, которого он изначально не хотел) в его неудовлетворенности (припомнив мне мою же фразу про секс за принесенную им домой зарплату). Да много всего. Апофеозом стало заявление, что я не умею любить. Что для правильной женщины, не составило бы труда принять все, как есть.

Чай уже давно остыл, бутерброды кончились, и я собирала пальцем крошки с тарелки, понимая лишь одно, когда он накричится и уйдет, я лягу спать. Я буду спать долго. Я не буду больше стирать и гладить его вещи, я не буду носить домой сумки с продуктами и готовить еду для него, тратить силы и время, чтобы выслушать потом, что я чего-то не досолила или не доложила приправы, я больше не буду тем, кому читают лекции о том, что я не умею обращаться с ребенком, что я трачу деньги не понятно на что.

Да, это взгляд с моей стороны. Со стороны женщины, муж которой ни разу не встал к малышке ночью, когда на просьбу сходить за лекарством, мне было сообщено, что аптека в соседней парадной, куда я в состоянии дойти сама, а он устал. Человек, который считал, что я не могу приучить ребенка к горшку, и, по его мнению, видимо, в год Настя должна была защитить диссертацию, а раз этого не произошло то, я в воспитании полный ноль.

Когда дверь за ним закрылась, я убрала всю квартиру, всю. Вплоть до того что отодвигала шкафы и вытирала там пыль. Мне хотелось стереть его из моей памяти, даже запах. Вдруг подумалось, а не перестаралась ли я?