Алена Воронина - Радужный город (СИ)

— Витя! Ты понимаешь, что мне страшно. Ведь у меня дочь! И если ты можешь так легко перечеркнуть девять лет жизни ТВОЕГО сына, то как ты поступишь с нами если…

— Не придумывай. Я не против твоей дочки.

— Она для тебя чужая!

— Я надеялся, что ее мать станет для меня родной.

Я застыла. Это было признание. Уж больше сказать сложно. Атласные простыни облегчили скольжение. И через секунду я не могла оторваться, целуя его и сгорая в его руках.

* * *

Витя со мной в душ не пошел. Телефон отвлек. И, судя по тону, звонил кто-то по работе. Горячие струи били по коже. Все было хорошо. Все было отлично.

Все было неправильно!

Я так не умею!

— Соня! — голос Тропинина заставил вздрогнуть и выронить мыло. — Мне надо отъехать на пару часов!

Его силуэт едва угадывался за паром и капельками на стекле.

— Да, конечно.

— Ложись спать.

И я легла. Подушка пахла его туалетной водой. Только вот сжатые пальцы и узловатые вены на руках его матери не давали мне покоя. А еще Сережка в машине, тогда с Андреем.

«… папа боится кораблей…»

Какой ребенок будет заботиться о чувствах отца, когда ему ни в чем нет отказа?! Может, в помощи брату и в любви к жене Тропинин был губительно щедр, но сын получился идеальным.

Не мне судить?

А кому?! Кто еще скажет правду?

Таблетки и биодобавки, которые ныне составляли большую часть моего рациона, сморили, и приход Тропинина я сладко проспала.

Утро было удивительно прекрасным. Мягкий свет лился в окна. Яркое голубое небо. Теплая рука на моей руке. Он бледен, но взгляд хитрый со знакомой мне ленцой. И я — это я…

— Ты ведь не серьезно сказал про Сережу?

Зеленые глаза холодеют, рука чуть сжимает мою.

— Я не буду с тобой это обсуждать.

— А если ты делаешь ошибку?

— А если ты лезешь не в свое дело?

— Разве твои решения это не мое дело?

— Не все.

Я так не смогу.

Его лицо вдруг стало абсолютно спокойным. Даже безмятежным.

— Тогда, пошла вон!

Сон слетел. Солнце за окном потухло, сделав мир серым. Стена там, на границе участка, кажется, выросла до небес, отгораживая Тропинина от всего мира и от меня…

А я не поверила. Я не могла представить, что можно вот так…

Спустив ноги с кровати, я точно зомби направилась к гардеробной. И тихо закрыла дверь.

Он ведь придет? Он ведь скажет, что это все это глупость и чушь?!

Чемодан заполнялся вещами. И с каждой пережитой секундой с каждым вздохом я все больше верила, что он придет, и все явственней понимала — нет!

Долго у меня не получалось поверить, что все кончено, и его в моей жизни больше нет. Слишком мало времени мы провели вместе, чтобы успеть свыкнуться с яркостью этих отношений, найти в них минусы. И чувства, будто отрезанные ударом топора жестокого мясника, кровоточили. Это не была тупая боль и обида, как при расставании с Димой — там было, что вспомнить и хорошего и плохого. А вот рана, нанесенная Витей, именно кровоточила, потому что я не могла найти ничего такого, чтобы меня обидело, а так… будто отобрали конфету у послушного ребенка, который старался сделать, чтобы всем было хорошо, и все было правильно.

Я спала и ела, даже в душ ходила с телефоном, кидаясь к каждой смс, к каждому вызову. Хотя, если говорить о телефоне, и по первым аккордам мелодии было понятно, что звонит не Витя. Но это не мешало вздрагивать каждый раз, даже зачитывая на работе договоры, выдавая документы, замечая удивленные взгляды клиентов, ведь поначалу трубку я брала молниеносно, и лишь со временем научилась, скосив взгляд, мазнуть им по экрану. Это уже была не надежда, а скорее привычка, которой тоже скоро суждено было раствориться среди забот.

Отчасти, теперь я могла понять Диму, ведь я также не дала ему и шанса, считая его неправым, не тем, с кем можно идти дальше, просто вычеркнув его из своей жизни. Очень больно оказаться по другую сторону баррикады, даже если знаешь, что поступила по совести.

Нет, я не раскисла и не ударилась в депрессию. На все это я право не имела! Слишком много дел предстояло, и от меня зависели два беспомощных человека. Чтобы ни говорили, я не могла теперь бросить Валентину Алексеевну на произвол судьбы. И в этот раз совсем не потому, чтобы считать себя правильной, а потому что так по-человечески. Я уж молчу про Абрикосика — ради нее я закусила удила и пошла на все, чтобы быстрее вернуть дочку обратно. А что касается Вити, я же знала, что так и будет, не этот повод так другой. Тропинин был прав — я всегда жду плохого, вот и накаркала.

Едва успев сделать хоть какой-то косметический ремонт в своей квартире и купить мебель, я, заселив Валентину Алексеевну, уехала за Настюшей. Правда, перед этим мне пришлось съездить и, к сожалению, не раз в управление к Анатолию Ивановичу. Он не знал, что я и Тропинин более не вместе: после случившегося Витя не связывался с другом, считая, что тот виноват в том, что произошло, или чуть не произошло. Варков мне об этом, конечно же, не сказал, но и так было понятно.

Я прекрасно понимала, что следователь ничего бы не смог сделать, и, думаю, Витя в душе это понимал. Но у мужчин свой взгляд на мир, на то, что кто-то должен делать, и за что должен нести ответственность. Самое смешное было в том, что от таких решений, принимаемых нами под действием обстоятельств, беднее становимся именно мы. Ведь груз отречения остается у нас на душе!

О том, что случилось между мной и Тропининым, я рассказала только тем, кому доверяла без остатка: Томе и маме. И если мама смолчала, стараясь больше не ворошить прошлое, где все уже принято и обжалованию не подлежит, то Тома высказала свое отношение к случившемуся.

— Знаешь, дорогая. Может, я не права, но тут я тебя не понимаю. Ну не его ребенок, так тебе только лучше! Понятное дело, мальчонку жалко. Но вы бы может своих бы сделали. Да и это, скажем правду, не совсем твое дело, разве нет? — подруга подняла глаза на меня, и ей хватило одного взгляда, чтобы почесывая макушку пробубнить извиняющимся тоном. — Не слушай меня! Чушь несу…

Видимо, вид у меня был действительно жалкий. Томуля вздохнула и выглянула в коридор, мелкие в тот вечер в зале играли в куклы. В их детских играх принц и принцесса могли идти друг другу навстречу, говорить жестокие вещи и не обижаться. В жизни так не бывает. Или бывает очень редко.

Когда я вышла из дома Тропинина со своим чемоданом на колесиках, который, кстати говоря, моим-то и не был, у ворот меня встретил Лёня. Без лишних вопросов погрузив мой багаж в машину, мужчина открыл для меня дверь. Я думаю, как бы молчаливы и выдержаны ни были работники Вити, все уже знали, что меня хозяин из дома выставил.

Белый Гелек утробно заурчал, едва ключ утонул в замке зажигания.

— Куда вас, Софья Аркадьевна? — голос у него был… сочувствующим.

— На Петроградку, пожалуйста.

Ирония судьбы — как начиналось, так и закончится наше знакомство.

Лёня повернулся ко мне, приподнял бровь, но от комментариев и вопросов воздержался.

Всю дорогу я сидела, молча, закрыв глаза, это был единственный способ не расплакаться.

А Питер готовился к весне. К настоящей, не календарной, которая и так уже имела место быть, и даже уже подходить к концу. Солнце ласкало тротуары, влажные после недавнего дождя, и ветер, он изменился, неся ощущение будущего обновления. Нева торопилась к заливу, она уже не была черной и по зимнему неприветливой, нет, в ней играли оттенки синего и зеленого. А прохожие чуть ослабили шарфы, предчувствуя возможность вскорости хоть ненадолго, но позабыть про теплый аксессуар.

Скоро парк Елагина острова покроется шапкой листвы, начнут курсировать трамвайчики и лодочки с туристами. Жизнь продолжается! Я не могу себе позволить замкнуться и опять впасть в апатию, в которой пребывала чуть ли ни три года после развода с Димой.

Лёня по прибытию к офису достал чемодан из багажника, его взгляд чуть дольше задержался на мне, когда я попрощалась и совершенно искренне пожелала ему все самого лучшего.

— Я помогу до офиса донести, — он удерживал тяжелый чемодан на весу, но я-то знаю, сколько силы в этом человеке, ему хватило этой силы, чтобы выдернуть меня из лап смерти, из ледяной воды и металлического капкана.

— Спасибо, Леонид, не надо, там лифт есть. Удачи вам! И спасибо за все!

Он кивнул и, подняв ладонь на прощание, исчез за высоким джипом.

А я, вздохнув напоенный машинами, ветром и влагой воздух, поспешила в здание.

Сгрузив вещи на кухоньке под округлившиеся глаза девчонок, я махнула рукой и поспешила на этаж ниже. Мой любимый агент Лариса, была на месте. Молодая женщина удивленно приподняла брови, завидев меня, а она попивала кофе с булочкой и читала журнал, толстым черным фломастером обводя подходящие объявления.

— Привет, Сонечка? Как ты?

— Привет, Лара, пока барахтаюсь, но мне нужна твоя помощь и очень скорая, — я уселась напротив.

— Что стряслось?

— Мне нужна комната, а лучше квартира, недалеко от работы, где-то на месяц. И мне надо продать свою квартиру и купить что-то поменьше, но с хорошим ремонтом.

— Ничего себе! — Лара отложила журнал и открыла ноутбук. — С квартирой легко. Я свою хочу сдать, от бабки получила. Там, правда, еще не все доделано: часть кухни не собрана. Могу пока сдавать тебе ее за коммуналку. Если, конечно, тебя устоит.

— Более чем!

Квартира оказалась в старом фонде с высоким потолками, видом в тихий двор-колодец, и гнездом какой-то птички прямо под крышей. Ремонт агент сделала неплохой, все было чисто и аккуратно. Да и знали мы с Ларой друг друга не первый год — ей можно было доверять.