Это был Лукьян. Строит планы. Управляет вещами. Ставит условия, которые не хуже, чем смертный приговор.

Он вселил в меня надежду.

Что, конечно, было опасным и роковым чувством. Я это знала. Но все равно сделала.

Потому что люди глупые.


***

Мой желудок был полон бабочек.

С ножами вместо крыльев.

Лукьян как всегда был верен своему слову.

Через два дня после нашего разговора Брэд – человек, который иногда наблюдал, как Кристофер бил меня, иногда помогал – сидел на том же самом месте, где его двоюродный брат испустил последний вздох.

Я позаботилась о том, чтобы его постигла та же участь.

Лукьян изувечил его так же, как и Кристофера, но на этот раз на левой руке вообще не было пальцев.

Я не стремилась к театральности, к эпической речи, пока кружила вокруг него с пистолетом. Нет, в этом отношении я была похожа на Лукьяна. Я просто всадила ему пулю в голову и не стала заниматься пытками.

Моя рука все еще дрожала от удара пистолета, кровь пела от жара мести, когда холодные губы Лукьяна коснулись моей шеи.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обхватив мое тело руками, притягивая меня обратно к своей груди.

Я попятилась назад.

— Я чувствую себя… не очень, — призналась я. — Никакой вины.

— Вина – это для тех, кто притворяется святым. Мы не притворяемся, — пробормотал он.

Его рука потянулась к моей, поднимая пистолет. Другой рукой он вытащил обойму и опустошил патронник. Они с грохотом упали на пол.

— Нет, — согласилась я хриплым голосом.

— Ты хорошо справляешься, — сказал он, целуя меня в мочку уха.

— В убийстве? — выдохнула я.

— В отказе от своей человечности, — сказал он мне в шею.

Мое сердце бешено забилось.

Его зубы царапнули кожу, где бился пульс. Он затарабанил сильнее от осознания того, на что способны его зубы, на что способен он сам. Вскрыть мою вену, держать меня, пока кровь не зальет нас обоих, и я умру в его объятиях. Я почти чувствовала, как влажная липкость прилипла к нашей коже.

Вместо зубов его губы кружили вокруг этого места, целуя, пробуя жизнь, бьющуюся под моей кожей.

Я откинулась назад, испытывая одновременно облегчение и некоторое разочарование от отсутствия крови, несмотря на тонкую струйку, ползущую к нашим ногам от стула с трупом.

Губы Лукьяна оторвались от моей шеи, и он повернул меня.

— Я все уберу, — сказал он, кивнув на тело. — Подожди меня в нашей комнате.

Теперь это была наша комната. Без разговоров и вопросов. Однажды все мои вещи исчезли из моей старой комнаты и оказались в шкафу Лукьяна, набитом костюмами. В два раза больше моего.

Мои туалетные принадлежности были аккуратно разложены в его ванной точно так же, как и в той, что была напротив.

Я ничего не сказала.

И он тоже.

— Хорошо, — прошептала я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться к его губам.

Я не могла удержаться, чтобы не скользнуть языком внутрь, пробуя его на вкус.

У меня это получалось все лучше. Прикасаться к нему. Целовать его. Теперь не так страшно. Хотя я всегда буду бояться Лукьяна. Но я теперь более склонна игнорировать свой страх, позволяла ему возбуждать меня и подпитывать.

Он издал горловой звук, и его рука потянулась к моим волосам, дергая их и углубляя поцелуй.

Можно было с уверенностью сказать, что Лукьяну понравилась моя уверенность.

Его губы отпустили мои.

— В спальню, — скомандовал он.

Я кивнула, но не двинулась с места.

Он отступил назад, с силой отдергивая меня от себя. Это взволновало меня еще больше.

— Я буду ждать, — прошептала я.

Снова рычание.

Я почти бежала по дому, думая о мужчине, который будет трахать меня после того, как уберет труп, который убила я.

Времена менялись.

Я менялась.


***

Я планировала снять с себя всю одежду и ждать Лукьяна. Возможно, полистать книгу, пока он не придет.

Эти планы изменились, когда я вошла в прихожую, чтобы положить одежду в корзину для белья. Лукьян любил, чтобы все было аккуратно. Он не ронял на пол одежду, даже носки. Я была не так педантична, как Лукьян, но любила аккуратность, так что меня это не беспокоило.

Мои глаза остановились на некоторых вещах, которые принесли вместе с остальной моей одеждой. Одеждой, которая была моей, несмотря на то, что я никогда ее не надевала.

Я шагнула вперед, чтобы потрогать ткань. Она была гладкой, маслянистой под грубыми подушечками моих пальцев.

Черная, конечно.

Сексуально.

Элегантно.

Я взглянула на костюмы Лукьяна.

Это платье подходило к костюмам. Соответствовало. Не то что мои обтягивающие черные джинсы и топы с длинными рукавами. Это наряд женщины, которая любила прятаться в доме и лелеять свою боль.

Я прикусила губу.

В этом платье будет видно кожу.

Шрамы.

Не то что бы Лукьян не видел их раньше. Он исследовал каждый дюйм моего обнаженного тела. Но было что-то странное в том, чтобы выставлять себя напоказ, даже будучи во что-то одетой.

Мой желудок покалывало.

Я сняла платье с вешалки и надела на себя. Оно сидело почти идеально. Немного свободно в области бедер и груди. Я больше ела и тренировалась, мое тело росло.

Но я все равно была маленькой. Практически без изгибов.

Я подошла к зеркалу в центре комнаты, рассматривая незнакомку напротив. Она выглядела совсем не так, как та женщина, на которую я смотрела несколько недель назад. И дело было не только в платье.

Она выглядела более опасной.

Она носила свою порочность на рукаве вместо того, чтобы прятать от мира. И от самой себя.

Я прикоснулась к щекам, слегка покраснев.

Мне нравилось.

Как и платье.

Но нужно еще что-то.

Я открыла ящик с бельем, схватила пару лакированных туфель на шпильках, прошла в ванную и разложила косметику.


***

Он остановился на долю секунды, когда вошел и увидел меня, стоящую посреди комнаты. Затем он направился не ко мне, а к спрятанному за комодом оружейному сейфу.

Взял длинный, изогнутый и острый нож.

Я не пошевелилась, когда он подошел ко мне с ним.

Его лицо ничего не выражало, но это ничего не значило. Его лицо всегда было пустым. Все его мыслимые человеческие эмоции стерты до такой степени, что кажется, что их никогда там не было.

Но даже сейчас я, – возможно, единственный человек, который видел за всем этим кусочек чувств, – даже я видела только пустоту. Мне показалось, что и мое лицо в данный момент тоже ничего не выражало. Я не контролировала это, как он. Но рядом с ним я каким-то образом показывала пустоту, которую не могла выразить даже в одиночестве. Рядом с ним я была ничем. А это важнее всего.

Его глаза метнулись вверх и вниз, снова пустые, хищные, холодные и отстраненные, и мое сердце слегка подпрыгнуло.

Возможно, я была ничем, и даже меньше, чем сумма моих страданий.

Моей боли.

Все это засосалось в пустоту.

Это было приятно.

Мое сердцебиение лишь немного усилилось, когда он приблизился с ножом. Когда он провел холодной сталью по мое ключице.

Его глаза были прикованы к моим. Захватили их. Это был отвлекающий маневр. Трюк для новых игроков. Они сосредотачивались на острой стали, как на угрозе.

Но это ошибка.

А ошибаться в мире Лукьяна – может быть, теперь и моем мире – все равно что умереть.

Наблюдая за ним, я не знала, что он собирается делать. Но я знала, что обязательно сделает. Он всегда двигался целеустремленно, и никакая угроза не была пустой.

Он собирался воспользоваться ножом.

Только цель оставалась неясной.

Мне не удалось вызвать в себе ни малейшего страха. Я боялась остального мира, который существовал за пределами этих четырех стен. Но здесь ничего не было.

Рядом со мной единственное существо, которого должен бояться каждый человек на этой планете.

Он не произнес ни слова, когда нож разрезал ткань моего платья прямо посередине. Он остановился, двигаясь к месту прямо над сердцем, царапая кожу так, что красный цвет расцвел на моей груди, вырываясь из пределов кожи. Алая роза собралась над моим обнаженным соском и потянулась вниз, следуя по пути ножа.

Все это было сделано намеренно.

В жизни Лукьяна не было несчастных случаев – особенно со смертельным оружием.

Он не останавливался, пока обрывки дорогой ткани, включая мое кружевное белье, не собрались у наших ног. Мою обнаженную кожу покалывало от холода.

Но я не шевельнулась, чтобы прикрыться, не открыла рот, чтобы возразить. Я всегда была голой перед Лукьяном, несмотря ни на что.

Его взгляд скользнул вверх и вниз по моему обнаженному телу, все еще пустому, без малейшего проблеска тепла, которое обычно таилось в этой точке наших отношений – сексуальной точке. Так что я догадалась, что дело не в сексе.

— Я просто хотела быть красивой для тебя, — прошептала я так тихо, что меня едва было слышно.

Его глаза метнулись вверх.

— Больше так не делай, — холодно приказал он. Он поднял нож так, что тыльная сторона лезвия прошла вдоль моей скулы.

Я не могла дышать, когда он сделал это, желание скопилось в глубине моего живота. Темное и уродливое желание, которое я чувствовала лишь рядом с ним.

— Я хочу, чтобы ты была уродливой, — продолжал он, наблюдая, как нож играет с завитками моих волос. — Любой может быть красивым. Это так распространено. Легко. Пусто. Мне нужно, чтобы ты была уродливой. Мне нужно видеть твое уродство, потому что это единственное, чего я хочу. Потому что это реально. Этим я могу обладать.