Эрин Уатт - Расколотое королевство

Кое-кто из медперсонала оборачивается в нашу сторону. Я беру Эллу под локоть и увожу по коридору подальше от посторонних глаз.

– Как Сойер уже сказал, Себ две недели провел в коме. Это нормально, что он очнулся со стояком. Ему просто пока трудно разобраться в своих ощущениях, и из-за обезболивающих он немного не в себе. Может, поедешь домой? Мы с Сойером вполне справимся вдвоем.

Элла с виноватым видом оглядывается на дверь палаты.

– Нет, как я могу поехать домой?

Но она явно хочет уехать.

– Поезжай. Все будет в порядке, – уверяю я ее.

Элле не надо повторять дважды. Она сжимает мою руку, бормочет какие-то дежурные фразы и торопливо уходит. Должно быть, поведение Себа порядком ошарашило ее.

Подходя к палате, я слышу крики. Ускорив шаг, толкаю дверь. Внутри царит суета.

– Что происходит?

– Мы берем анализы, – отвечает мне кто-то из медперсонала.

В палату входят еще люди, и Себа увозят, чтобы обследовать его голову – в буквальном смысле этого слова. Пока его везут, он то материт медперсонал – «Уберите на хрен свои гребаные руки, вы, скоты!» – то домогается сестер – «По шкале от одного до мокренькой, что там с твоими трусиками, когда ты уже пять минут пялишься на мой член?»

– В чем дело? – тихо спрашиваю я, когда Сойер вместе со мной выходит из палаты. – Чего он так завелся?

Сойер сползает по стене, вместо улыбки на его лице усталость и раздражение.

– Медсестра заставила его пописать в судно.

– А, ясно, вот из-за чего было столько шума.

– Мне пришлось позвать на помощь двух санитаров, и мы втроем держали его, чтобы он не бросил судно медсестре в голову. Не знаю, что на него нашло. – Сойер в недоумении.

Я хлопаю брата по спине.

– Видимо, он встал не с той ноги.

Сойер криво усмехается моей плохой шутке.

– Ладно, это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что он в сознании.

– Угу. И теперь ты можешь поехать домой.

– Что?

– Поезжай домой, Сойер. Ты вымотался. Все эти четырнадцать дней ты почти не спал. Скоро экзамены, так что тебе пора позаботиться и о себе.

– С каких пор ты стал нашим отцом? – шутя, спрашивает Сойер, но я вижу в его глазах облегчение.

– С тех пор, как наш настоящий отец улетел в Дубай, чтобы продать наши самолеты каким-то богатым арабам. Теперь нам придется делиться нашим наследством с Эллой, так что папе пора начать зарабатывать больше денег.

К моему удивлению, Сойер не спорит. Видимо, у него действительно не осталось сил.

– Ладно. Но если Себ будет злиться, я буду винить во всем тебя.

– Справлюсь как-нибудь.

– И помни: ни слова про Лорен!

– Доверься мне. Я буду нем как рыба.

Если Себ бросается суднами только потому, что не может писать стоя, то боюсь даже представить себе, что будет, когда он узнает, что его девушка не смогла выдержать какие-то жалкие две недели.

Примерно три часа спустя Себа привозят обратно. Он в полной отключке. Я вхожу в палату вслед за медперсоналом и жду, что они скажут.

– Нам пришлось дать ему снотворное, чтобы сделать томографию, – отвечает медсестра на мой вопрос о том, что с ним случилось. – Но все в порядке. Вы тоже можете ехать домой. Он еще не скоро проснется.

– Но кто-то должен быть рядом, когда это произойдет.

– Раньше мы не так строго относились к соблюдению наших правил, но теперь, когда мистер Ройал пошел на поправку, пора навести порядок. Это ради него. Вы же хотите, чтобы он поскорее поправился, правда?

Что за дурацкий вопрос? Я начинаю закипать.

– Конечно.

– Тогда до завтра. – Она рывком захлопывает дверь.

Я пишу в наш семейный групповой чат, что меня вышвырнули из палаты, и жду, что хотя бы Сойер скажет мне все равно оставаться в больнице, но в ответ приходит лишь сообщение от Эллы.

Сойер отрубился. Пусть Себ тоже выспится. Им обоим это нужно. Да и тебе тоже.

Я думаю о Себе и его сумасбродных выходках. Он ведет себя так, потому что напуган, так что нельзя, чтобы он проснулся в пустой палате.

Нет, я останусь.

Вот это да, Истон Ройал! Смотрю, кто-то взрослеет. *подмигивающий смайлик*

Внутри разливается какое-то странное, необычное тепло. Я убираю телефон. Может, я правда взрослею. Пожалуй, это даже не плохо.

Хартли

– Прости, что вернулась домой так поздно, – говорю я маме, посыпая коричневым сахаром свою овсянку.

– Да? Я даже не заметила. Дилан, где твой шлем? – кричит мама.

– В тамбуре, – звучит безразличный ответ.

– Я уже искала там, – бурчит мама, бросает полотенце на кухонную столешницу и выходит в прилегающий к кухне тамбур.

Шлем? Интересно, для чего он ей. Дилан вваливается в кухню. Я внимательно рассматриваю ее, чтобы убедиться в отсутствии повреждений: интересно, она ничего себе «случайно» не ломала за последние три года? Папа только иногда срывается или все время так жестоко обращается с моей сестрой?

– Привет, Дилан. Как дела?

Она засовывает голову в холодильник, полностью игнорируя вопрос. Сестра избегала меня все утро. Проснувшись, я первым делом постучалась к ней, но она не ответила. Я стала ждать у себя, прислушиваясь к звукам в коридоре. Услышав ее, выскочила за дверь, но было слишком поздно – она спряталась в своей ванной.

Я подхожу и сжимаю ее плечо.

– Дилан, как дела?

Она выворачивается из-под моей руки и захлопывает дверцу холодильника.

– Я расслышала тебя с первого раза. Со мной все хорошо. Может, оставишь меня в покое, как делала это все последние три года? – С молоком в руке сестра топает к буфету и достает коробку хлопьев.

Чувство вины комом встает в горле, и мне приходится вздохнуть, чтобы заговорить:

– Прости, что меня так долго не было. Это не зависело от меня. Но я поэтому и вернулась домой, чтобы быть ближе к тебе.

– Плевать, – ворчит Дилан. Вытащив телефон, она листает свои сообщения.

Наверное, я тоже писала ей, когда не жила дома. Интересно, о чем? Может, я нагрубила ей? А может, она рассказала мне что-то, но я пропустила мимо ушей, потому что была занята собственными проблемами?

– Прости, – тихо говорю я. – Прости, если обидела тебя.

Она смотрит на меня поверх телефона.

– Человек должен быть мне небезразличен, чтобы обидеть.

– Ай! – Я потираю грудь, пытаясь перевести в шутку то, что она только что сказала. – Ладно, я просто надеюсь, что ты знаешь, как сильно я люблю тебя.

Дилан отвечает тем, что берет со стола свою чашку, относит ее в раковину и кричит:

– Мам! Ты нашла мой шлем?

– Ищу!

Я потираю подбородок рукой. Они ведут себя так, будто меня здесь нет.

– Уже пора ехать. Может, ты привезешь его потом?

– Ладно. Обувайся, и поехали.

Я натягиваю свой школьный блейзер. Дверь черного входа открывается.

– А Хартли? – произносит Дилан.

– О, я и забыла про нее. – И повысив голос, мама кричит: – Хартли, пора в школу.

– Боже, нам обязательно ее ждать?

– Вообще-то, я уже здесь, – отвечаю я.

Дилан удивленно смотрит на меня через плечо и бежит к машине, где залезает на заднее сиденье. Мама торопливо подходит к водительской двери.

– Садись, – говорит она мне, а потом бросает Дилан: – Ты сделала всю домашнюю работу?

– Да.

– Не забудь переодеться до того, как я заеду за тобой.

– Да, мама. Я поняла.

– Ну, на прошлой неделе ты забыла, верно?

Дилан умолкает. Я опускаю козырек и притворяюсь, что поправляю несуществующий макияж, но на самом деле смотрю в зеркало на свою сестру. Она затыкает уши наушниками и пялится в своей телефон.

Мне нужно убедиться, что ей ничего не угрожает.

– Мам, по поводу вчерашнего вечера. Может, я буду напоминать Дилан принимать таблетки?

Мама останавливается на светофоре и удивленно смотрит на меня, как будто забыла, что я тоже сижу в машине.

– О, Хартли. Попроси кого-то из друзей отвезти тебя домой после школы. У Дилан сегодня урок верховой езды, – говорит она, словно не слыша моего предложения. Хотя, может, она и не слышала.

– Вчерашний вечер меня напугал.

– Твой отец – человек вспыльчивый. – Она взмахивает рукой. – Но все будет хорошо, потому что Дилан будет принимать свои лекарства, иначе в выходные не поедет на выставку лошадей.

Мама смотрит в зеркало заднего вида и ждет, когда Дилан что-нибудь ответит. Но она так громко слушает музыку, что и мы ее слышим.

– Дилан, – повторяет мама.

Сестра не отвечает, и я начинаю волноваться. Протянув руку назад, я щелкаю пальцами. Она никак не реагирует.

– Дилан, убавь звук! – кричит мама, останавливаясь перед «Астор-Парком». – Даже я слышу твою музыку! Так и оглохнуть не долго.

– Проваливай. Из-за тебя я опоздаю, – злобно бросает мне сестра.

Я напоминаю себе, что сестренка пережила вчера (кто его знает, может, и не только вчера) психологическую травму, и с бесстрастным видом вылезаю из машины.

Я рада, что на меня не накричали, но внутри начинаю закипать от негодования – похоже, моя собственная мать не замечает моего существования. Не то чтобы мне хотелось – или нужно было – чье-то сопереживание, но я совсем недавно попала в аварию, до сих пор страдаю от последствий удара головой в больнице и вернулась домой после трехлетнего отсутствия. Разве она не должна была отругать меня за то, что я приехала домой в три часа ночи?

Я делаю шаг на пешеходную дорожку «Астор-Парка», испытывая желание с кем-нибудь поругаться. Может, Фелисити начнет донимать меня, и я смогу послать ее куда подальше. Мне точно станет легче. К сожалению, Фелисити в поле зрения нет, зато во время самоподготовки в библиотеке со мной решает заговорить Кайл.

Он придвигает стул и кладет свою волосатую руку на мой стол.

– Вся школа только и говорит о том, что ты трахаешься с Брэном Мэтисом.