Она начала задыхаться, когда его пальцы приблизились к волоскам на ее лобке. Джонатан застонал возле ее груди, едва не кончив в штаны, но когда Вайолет переместила его голову на другую грудь, он вспомнил свою задачу и с жадностью набросился на второй сосок, так что она начала скулить и извиваться в его руках. Его рука на секунду замерла, а затем обхватила ее промежность. Это принадлежит мне, хотел сказать он. Это мое и больше ничье.

Но он проглотил эти слова, продолжая терзать ее сосок, вознося ее к новым высотам блаженства. Очень медленно он выставил средний палец и … опять едва не кончил, коснувшись им ее влажных складок. Твою мать…она сочилась влагой. Он мысленно выругался, и ему пришлось остановиться, прижаться лбом к ее мягкой груди и перевести дыхание.

Вайолет напряглась. — Все… что-то не так? — Она начала перебирать его волосы.

— Мне просто нужна минутка. Ты сводишь меня с ума. Я едва держу себя в руках. Мне нужно сохранять спокойствие, ведь я обещал доставить тебе удовольствие.

— Можешь не торопиться, — тихо ответила она. — Я тут и никуда не денусь. — И она продолжила гладить его, почти любя. Когда она вот так его гладила, он почти верил, что она снова его любит. Почти.

Осознание того, что для нее это не больше, чем способ снять напряжение, ослабило его эрекцию. Он все еще прижиматься щекой к ее груди, но сердце его разрывалось от боли. Да, он сейчас касался Вайолет, вдыхал ее аромат, а его пальцы были на ее киске. И все же этого было недостаточно. Ему нужно было ее сердце.

Но когда она начала покачивать бедрами так, чтобы его палец начал тереться о ее складки, он понял, что она нуждается в освобождении. Разве не он говорил, что сейчас все будет только для нее, а не для него? Так и должно быть, так что он продолжил дарить ей наслаждение, даже если это будет разбивать ему сердце.

Поэтому он начал покрывать легкими поцелуями ее грудь и посмотрел ей в глаза, а сам переместил палец ей на клитор.

— Ооо, — вскрикнула Вайолет, едва не спрыгнув с его колен.

О, ей это понравилось. Он кружил по клитору, хотя она извивалась, с одной стороны, стараясь отодвинуться, а с другой, двигаясь вперед, желая большего. Когда она вновь выгнула спину, он не упустил возможность обхватить губами сосок и начать сильно сосать, одновременно теребя ее клитор, наслаждаясь поскуливаниями, вырывающимися из горла Вайолет. Его чувственная, несравненная, любимая Вайолет. Ему всегда будет этого мало, он будет хотеть ее, даже когда ему исполниться 100 лет.

И он захотел большего. Выпустив сосок с громким чмоком, довольный тем, каким тот был мокрым, блестящим и покрасневшим от его посасываний. — Я хочу, чтобы ты расположилась на кресле, — буркнул он, водя пальцем по чувствительному клитору.

— Г-где? — запнулась она, оглядывая небольшой салон самолета.

— Прямо здесь. — Джонатан нехотя вытащил пальцы из ее штанов, снял ее с колен и пересадил на соседнее кресло Она сидела, быстро моргая, все еще слегка опьяненная от страсти.

— Ты… ты хочешь, чтобы я легла?

— Нет. – Он взялся за резинку ее штанов. — Но их нужно снять, потому что я хочу зарыться лицом у тебя между ног.

Она ахнула, задрожала, откидываясь на спинку кресла, от чего ее великолепная грудь колыхнулась, и Джонатан на мгновение вновь захотел прильнуть к ней, сосать, дразнить и лизать до тех пор, пока она не начнет выкрикивать его имя. Но аромат ее возбуждения заполнял его ноздри, и он захотел большего. Снова борясь со своими желаниями, он похлопал ее по бедру. — Приподнимись, пожалуйста.

Она так и сделала, а он легким движением спустил ее штаны, пока они не оказались на бедрах. Ее попа была обнажена, такая же мягкая, аппетитная, как он ее помнил. Без изменения остался и маленький клочок влажных волос между кремовыми бедрами. Его рот наполнился слюной от этого зрелища.

Еще один рывок, и штаны были уже на уровне колен. Она немного поерзала, полностью стягивая штаны, после чего вновь откинулась на спинку кресла, глядя на него горящими глазами. — Что мне теперь сделать?

— Только выкрикивать мое имя, — томно проговорил он, наклоняясь к ней. Вайолет сидела на кожаном самолетном кресле, подлокотники были подняты, соединяя их места в небольшой диван, но все же Джонатану не было на нем места. Но ничего. Ему нужно было место, чтобы опуститься на колени. Он развел ее ноги в сторону, располагаясь на полу между ними.

И когда она была так раскрыта, и самое сокровенное было всего лишь в дюйме от него, Джонатан не мог больше сдерживаться и набросился на нее, как обезумевший, желающий утолить свой голод.

Ее довольный стон был таким же сладким, как и ее вкус на его языке. Горячий, пряный, немного сладковатый, и он не смог сдержать свой стон. У Вайолет всегда была самая красивая киска их всех, что он видел. Аккуратные, красивые складочки, напоминающие бутон розы. Он высунул язык, даря ей долгие, тщательные облизывания.

На земле было лишь несколько вещей, лучше чем ощущения киски Вайолет на его лице, поэтому Джонатан решил насладиться каждой минутой. Каждый щелчок его языка делал ее еще более влажной, и он пожирал ее, как свое самое любимое лакомство. Каждое касание его губ подсказывало ему, где именно находится самое чувствительное место; или от чего она начинает дрожать, или заставляет ее дарить ему еще больше нектара, который он ощущает на своем языке. Он изучал ее так же, как изучал поэзию: анализирую каждый звук, каждое ее движение, запоминая все на будущее.

Но сейчас ему хотелось уделить все внимание ее чувствительному клитору. Он немного изменил наклон головы и начал целовать и лизать его быстрыми, повторяющимися ударами. Он хорошо помнил, что Вайолет требовалось время. Она никогда не кончала быстро, но когда это происходило – это было завораживающее зрелище. Он вновь хотел это увидеть, поэтому он слегка развел ее складки рукой, тем самым, еще больше открывая умоляющий о внимании клитор.

— Джонатан, — захныкала она, и когда он поднял глаза, то увидел в ее взгляде сильную нужду. Острую, нескрываемую потребность. Его эрекция вновь окрепла, и член прижимался к креслу, когда Джонатан склонился над Вайолет, погружая язык в ее плоть.

— Я уже близко, — умоляла она. — Прошу, доведи меня до оргазма.

— Так и будет, — пообещал он и вернул свой рот на ее плоть, теребя клитор кончиком языка. Ее бедра начали покачиваться в такт с уверенными, неторопливыми движениями его языка, и Джонатан не смог сдержать желание скользнуть в нее пальцами.

Скрестив два пальца вместе, он подразнивал ее вход, обводя его по кругу так же, как он обводил языком ее клитор.

Она едва не кончила. — О, боже. Да! Да!

— Не двигайся, — прорычал он, хотя его собственные бедра бессмысленно толкались в кресло.

Она кивнула, цепляясь за кресло. Она выглядела великолепно: растрепанные волосы, раскрасневшиеся щеки в контрасте с бледной кожей, грудь подпрыгивала при каждом резком вдохе. Ноги широко расставлены, его голова между ними, и Джонатан захотел запечатлеть ее в памяти именно такой: сгорающей от желания и до боли в сердце прекрасной.

— Прошу тебя, — умоляюще повторила она.

Джонатан немного изменил свою позу, возвращаясь к ласкам ее наверняка болезненного маленького клитора. Он скользнул пальцем в ее влагалище, сдерживая стон, когда ее стенки плотно сжали его пальцы, словно она пыталась протолкнуть их глубже.

Ее стоны стали громче, поэтому он начал двигать рукой, кружа пальцами по внутренним стенкам в поисках точки, гарантирующей ее неземное наслаждение. Его язык двигался не спеша в то время, как движения рукой ускорились, вторя быстрым вдохам Вайолет, словно они были его компасом. Она вскрикнула – он лизнул, вскрикнула – опять лизнул. Ее влага покрывала его лицо, аромат ее возбуждения заполнял его ноздри, ее киска сжимала его пальцы, и Джонатан был на небесах. Ему никогда не хотелось покидать это место. Если он сейчас скончается, то умрет счастливым человеком.

Но его Вайолет нужно было кончить.

Он снова скрестил пальцы внутри нее, надавил сильнее и был вознагражден ее удивленным вскриком. О, да, он кое-чему научился за прошедшее время. И он никогда не делал этого с Вайолет, и, судя по ее реакции, ее бывшие любовники даже никогда не пытались найти эту точку. На минуту его охватила ревность, но затем он понял, он был единственным, кто, нажимая на заветную точку, заставил ее так стонать и извиваться.

Она принадлежала ему, была смыслом его жизни. Ни один мужчина не ласкал ее как он, и он будет единственным, кто подарит ей мощнейший оргазм в ее жизни.

Пальцы терли ее стенки, а его язык ласкали клитор с новой силой. Она хныкала, стонала, совершенно забыв, что ее крики разносились эхом по крошечному самолету, в то время как его голова была у нее между ног на высоте 10 тысяч км. Она больше не могла сидеть смирно, качала бедрами, подстраиваясь под движения его руки, и Джонатан уже не мог остановиться. То, как она сжимала его, как набухли и налились складки ее киски, подсказывало ему, что она близка к оргазму. Очень близка. Поэтому он продолжил, мысленно повторяя свое собственное стихотворение.

Кончи для меня, Вайолет. Кончи мне на лицо, на мои губы и позволь мне вкусить твой нектар.

Спустя короткое мгновение она выгнула спину, ее тело задрожало, и она застонала. Ее ноги сжали его плечи, киска и клитор начали пульсировать.

Совершенство. Джонатан застонал вместе с ней, продолжая лизать и ласкать ее, продлевая ее оргазм насколько это было возможно. Она извивалась и словно молитву повторяла его имя. — Джонатан. Джонатан. Джонатан.

— Это все для тебя, Вайолет. — прохрипел он возле ее чувствительной кожи. — Если ты позволишь, я буду делать это каждый день. Нет ничего лучше, чем смотреть, как ты мокнешь от желания или сжимаешься вокруг моих пальцев.

Она стонала, ее бедра двигались навстречу его пальцам, и она забылась в своем оргазме, а Джонатана переполнила гордость за то, какой измотанной, красивой и удовлетворенной она сейчас выглядела. И все благодаря ему.