Неприятная догадка ослепляла. Что, если кудрявая малышка действительно честна. Если те уебки, Катя и Данил, которых он посадил в тюрьму, просто подставили наивную девочку.

Буровой злился на себя, что не проверил информацию лично. Не допросил их повторно.

Он слишком сильно хотел верить в вину Марго. А его член мечтал наказать ее с первых дней, с первого взгляда.

Больная одержимость, не знакомая ему раньше, руководила его массивным телом. Ослепляла разум.

Герман запил коньяком горечь и сжал массивные кулачища. Вспомнил ее слова, что он недостаточно хорош для нее.

Отличается от ее ублюдочного муженька. Она до сих пор сохла по бывшему. И Буровой уже хотел найти его лично и закопать. Только за то, что он продолжал жить в ее сердце. Вспоминался при нем уничтожительным сравнением. Вырывался из памяти девушки громкими словами.

И от неостывших чувств Марго к мужу ему вдруг стало больно.

Герман с кривой ухмылкой потрогал шрам на щеке. Когда его полоснули бритвой на первой стреле и кровь лилась густой рекой по подбородку он не ощущал боли. Только вспрыск адреналина в кровь и ядовитой лютой ярости. Даже когда он приговорил к смерти товарища с детства Тайсона, он не ощущал себя так дерьмово, как после выплеснутого сравнения с брачным аферистом и признания ее любви к нему.


Марго, да ты оказалась настоящей стервой! - размышлял Буровой,- Убийственно жестокой сукой!

Смело позволила высказать ему в лицо свое недовольство. Упрекнуть. Разозлить.

Храбрая сучка!

Герман сжал недовольно зубы. Хотелось ее сожрать за эту дерзость. Схватить с силой за горло и придушить, чтоб не смела больше никогда ему перечить. Чтоб забыла навеки о своем недалеком Эрике. Чтоб не видеть холодного пренебрежения и унылой жертвенности в изумруде ее зрачков.

Герман допил коньяк. Оставил деньги на столе, не дожидаясь счет.

Сначала он решил не возвращаться ночевать домой. Поехать вытрахать забытую им Дину. Назло дерзкой суке Марго. Назло себе. Своей тупой надежде.

Но строевой шаг твердой постью вел его обратно.

Герман возвращался домой.

Для генерала дело чести доказать, что она ошибается.

 Эта гребанная Марго!

Когда то он умел любить, и он  вспомнит, каково это...

...или придушит эту кудрявую сучку. Заставит заткнуться навеки...

Глава 30

Марго.

Я не спала. Со страхом смотрела на входную дверь.

То, что Буровой только что вернулся, я не сомневалась. Звук подъезжающего автомобиля, его грубая нецензурная брань, грохот открываемой - закрываемой двери, четко дали мне понять, что моя смерть близко!

Я пожалела, что не прихватила нож с кухни, потому что не сомневалась, что он сейчас будет меня жестоко наказывать за неслыханную дерзость и оскорбления. Он не из тех мужчин, которому можно высказать все, что накипело, и он переварит и простит.

Я снова вспомнила его слова на квартире про минет. Буквально на пятый день он добился от меня этого действа. И пришла я к нему добровольно.

Хоть и от гнета тюремных издевательств.

Так и сейчас, я не сомневалась, что он не спустит мне с рук вопиющую наглость.

Я успела успокоиться, принять душ. Нам стоило просто поговорить спокойно. Желательно завтра.

Я бы обязательно извинилась за то, что наговорила в порыве гнева лишнего. Но моя расправа случится сегодня. Сейчас.

От осознания неминуемой беды, хотелось сбежать и спрятаться. Но это Германа еще больше разозлит.

Поэтому я лежала пластом, онемевшими руками сжимала край одеяла и ждала его.

Грузные шаги киборга послышались в коридоре. Буровой с ноги выбил дверь. И если б она была заперта, то точно слетела бы с петель.

Герман вошел в комнату странной походкой. Белая рубашка на массивном торсе выделялась в свете луны угрожающим пятном. Даже в ночном мраке я с ужасом заметила, как блестят его глаза. Дико. Неадекватно.

Он подошел к кровати, громко дыша и заполняя своей лютой яростью всю комнату. До моего носа долетел стойкий запах алкоголя.

Боже, помоги!

Громила был не просто пьян. Он был бухой в доску!

И понимая, что он и так машина для убийств, гребанный стальной киборг, теперь еще и в неадеквате, мне стало по настоящему жутко.

- Прости, прости, прости,- шептала я онемевшими губами.

Все что угодно, хоть бы он не придушил меня. Несмотря на то что моя жизнь полетела в бездну неудач, сейчас я четко осознала, что не готова умирать. Не хочу. Не могу. Впереди куча планов, мечтаний, надежд.

Герман чуть подался вперед. Схватил своей лапой одеяло и дернул с такой силой, что оно улетело в дальний угол комнаты.

Я быстро поджала колени к груди. Вжалась в спинку дивана.

- Блядь, ну давай, стерва, расскажи, какой я хуевый,- заплетающимся языком прорычал зверюга. Его лицо со шрамом исказилось до неузнаваемости.

Он быстро начал снимать рубашку. Не смог справиться с мелкими пуговицами, просто рванул ее в стороны. Звук рвущейся ткани оглушал. Мощное накаченное тело Германа внушало панический ужас.

Быстрее он справился со штанами. Стянул их вместе с бельем. Его огромный член угрожающе покачивался между массивных бедер. Именно этой дубиной он сейчас и будет меня карать. Главное пережить эту ночь. Вытерпеть его гнев.

- Что не так со мной, Марго?- глуше говорил он. Залез коленями на матрас.

Я поджала пальцы на ногах, чтоб стать от него еще дальше. Слезы полились и капали с ресниц, размывая итак ужасный образ этого демона перед глазами.

Герман потянул лапу к моей щиколотке. Обхватил ногу в стальное кольцо и с силой дернул меня под себя.

- Пожалуйста, ты пьян, перестань,- завизжала я, будто он меня уже режет.

Он распластал меня под своей тушей. Навалился сверху  стокилограмовой массой стальных мускулов, вдавливая меня в матрас.

Одной рукой перехватил мои руки и завел над головой. С силой зажал.

Его лицо оказалось прямо надо мной, его бедра вклинились между моих ног. Свободной рукой он резко рванул на мне трусы.

Я забилась под ним, вырываясь.

Крупная головка каменного члена уперлась в промежность.

Я пыталась высвободиться, но это было нереально.

Вконец измученная я зависла. Покорно замерла. Осознала, что лучше не трепыхаться под этим зверюгой. Разъяренным хищником.

Притихла и попыталась отдышаться.

- Девочка моя,- вдруг рыкнул Герман,- Маленькая, кудрявая. Не нравлюсь я тебе, да?  Тебе по духу лощенные пидоры, которые тебя кидают. Выставляют на улицу из собственного дома. А я недостаточно хорош для тебя?! Маленькая сучка! Тебе все не так. Как не стараюсь тебе угодить, нихера не ценишь. Что ж тебе надо, Марго? Что я должен сделать, чтоб ты, гребанная дура, сняла розовые очки и увидела, как сука, изводишь меня...

Я слушала пьяные излияния Германа не дыша. Что он такое говорит...

Как я его извожу?! Все делаю, что он хочет. Только сегодня сорвалась, взбрыкнула.

Буровой моргнул и посмотрел на мои губы. Тяжело выдохнул и медленно провел по ним языком. Лизнул меня так странно, точно, как зверь самку.

В следующий миг он накрыл мой рот в поцелуе. Разомкнул мои губы и проник в рот языком. Его пьянящий вкус алкоголя и ментоловых сигарет, неожиданно закружил мою голову. Он отпустил мои руки и взял меня ладонями за лицо. Обхватил весь подбородок. Он накидывался на мой рот, как жаждущий к источнику. Посасывал прикусывал отдельно нижнюю и верхнюю губу. Смаковал хмельной поцелуй, как гурман. Затем снова проникал глубже наглым острым языком. Сплетался с моим, умело ласкал меня.

Я вообще не понимала, что творится. Настроилась на настоящий жесткий треш. Грубое изнасилование. А в Германе словно прорвало дремлющую нежность.

Он целовал меня так долго, словно уже трахал. Только в рот. Его колючая щетина дразнила щеки и подбородок. Я неосознанно подалась порыву и обняла руками его за мощную шею. Первый стон сорвался с моих губ. И Герман его услышал.

Его руки ожили и очень  медленно начали гладить мою шею.

Он обперся на локоть и прихватил мои волосы на затылке. Впечатывал в себя мое лицо. Я порывисто и самозабвенно отвечала на его поцелуи. Сама прикусила его губу, наслаждаясь ее упругостью и вкусом.

Он зарычал мне в рот. Это был и его первый стон наслаждения.

Он запустил вторую руку между нами и коснулся моего лобка. Я сама шире развела ноги, подпуская его добровольно к себе.

Под ребрами собирался тугой ком возбуждения. Такого сильного, что становилось невозможно дышать.

Герман не прекращал меня целовать. Мы словно после голодовки пировали друг другом.

Целовались до беспамятства глубоко и порочно.

Пальцы Германа нырнули в мое влажное лоно. Я текла на них возбуждением бесстыдно и обильно!

Впервые я чувствовала, что я хочу этого мужчину. Монстра.

Это было непонятно. Дико.

Но справиться с нашим желанием уже было невозможно.

Я застонала громче и выгнулась, когда его пальцы вошли в меня, задевая внутри неведомые струны наслаждения.

Буровой осыпал поцелуями все мое лицо. Щеки, скулы, подбородок. Спустился к шее, затем к груди. Его пальцы нанизывали меня без остановки. Большой ласкал клитор. Чуть надавливал и выводил по кругу узоры. Я смотрела во все глаза, как этот накаченный стальной громила, держит меня словно щепку в своих ручищах. Его плечи на моих ребрах широким разлетом с четко очерченными мускулами, его лицо мелькало то над одной грудью, то над второй, то замирало в ложбинке между ними. И каждый сантиметр кожи он нацеловывал с довольным утробным рыком.

Прикусывал соски, втягивал ареолы в тугой горячий рот. Облизывал, умело ласкал. Я металась под ним, как в ознобе. Испарина от напряжения выступила на висках.