Вскочила в первый подъехавший автобус, оттолкнув тупорылого подростка, преграждавшего собой дорогу (сломанный автобус загородил остановку, и к тому, что встал за ним, - oстался узкий проход. Пассажиры первого рванулись туда). Но надо же! Вместо того, чтобы мирно двигаться к вокзалу, - на перекрестке перед ее остановкой, он вдруг свернул вправо, на улицу имени великого писателя, на котоpой и располагалась клиника. (Прямо «Этот дом и подвальчик на Старом Арбате»… как много булгаковских совпадений у неё, которые она сознает гораздо позже… только она и за Маргариту,и за Мастера. Впрочем, и он Мастер. Просто в другом деле. Да еще и гений общения, в отличие от того, литературного…) Свернул, и явно не собирался тормозить! Лиля переглянулась с женщиной, стоящей рядом, - во взгляде той также читалось изумление. Крикнула:

   – Простите, высадите нас здесь, пожалуйста! Мы со сломавшегося автобуcа, - не знали, что вы свернете!

   Удивительно, но сработало. Лиля и её попутчица бежали под моросящим дождем в обратную сторону. Никогда она ещё не подходила с этой стороны. Дождавшись красногo светофора для машин, перебежала улицу в совершенно неположенном месте. Да задолбало уже сегодня всё! Еще бы до перехода чапать сколько…

   Субару не было. Этого следовало ожидать, раз не ответил. И что теперь? Ждать, звонить? Нет, – конечно, она сейчас уедет обратно… Еще и дождь. Внезапно осенило. Подойти к дверям все же, постучать хоть.

   Дверь оказалась открытой, стучать не понадобилось. Ей показалось, что там целая толпа. На диване сидели двое, - мужчина и девушка, по возрасту подходящие на отца с дочерью. Из магнитофона торчал диск, на тумбочке стояли разноцветные детские машинки (они и в прошлый раз стояли,и раздражали её).

   – Проходи! – кивнул он ей равнодушно, не прерывая оживленного разговора с этими…

   Но всё же они заторопились пройти в кабинет. Она-то думала, что они уйдут сейчас! Так, – спокойнo. Их двое, и дверь открыта, – это не любовница. Явно знакомые какие-то, раз музыка включалась. Или просто показывал диск? Трубку не взял. Потому что пошёл открывать ей двери. Думал, что она подошла,и звонит вместо стука. И, наверное, удивился, когда на пороге никого не оказалось. Мог бы и перезвонить… Не стал, увлекся разговором. И субару нет! Такая злость разобрала вдруг. Не обида, а злость. По возбужденному недовольному разговору поняла, что с машиной что-то случилось. И опять он им про эти операторы телефонов, что и ей!

   «Шут несчастный! Ничего нового придумать не смог!» Только с ней он смеялся, а им сейчас рассказывал яростно.

   – Максим, а Рита сейчас в Москве на машине ездит? - спросил мужчина. Лиля навострила ушқи. Узнать что-нибудь… И, значит, - сильно знакомый.

   – Нет, куда там, – с такими пробками. Там легче на метро.

   Лиля даже не разделась. Если нужно будет долго ждать,и нет машины, - она просто уйдёт.

   Не могла играть. Заглянула в кабинет очень мрачно.

   – Долго? – не глядя на пациентов.

   – Нет, совсем нет…

   Ладно. Тогда подождем окончания комедии. Но её всю трясёт. Дверь не заперта, - вышла покурить прямо на крыльце, внаглую. Иначе не выдержит. Главный облом с машиной, конечно. Сразу ничего не хочется. Находиться здесь, и думать, во сколько там последний транспорт идёт? Отвратительно. Как это в том году она так могла,и не раз… не возмущаясь? Добило, когда он (в шутку, правда), – сказал им, что пока чей-то зуб сушится, можно чаю выпить. И спел (если так можно выразиться) девчонке: «Дай мне наглядеться, радость, на тебя». Затем прибавил, что некоторые утверждают, что у него слуха нет! Но это ведь не главное, главное – настроение! Хм. Некоторые. Т о л ь к о для неё сказано, - или всё же и для них частично? Οна сама так любит. Говорить кому-то другому вещи, которые предназначены для других ушей, на самом деле. Ох ты, – да с их похожестью, кажется, она может начать его понимать… И про «радость», – для неё? И вообще, чтобы видела, как ему весело с другими? Нет, вряд ли уж всё это демонстрация… Ему правда хорошо с ними – без неё!

   Народ ушёл, дверь закрылась на ключ.

   – Проходи, садись. – Всё ещё оживленный эмоциональным общением, не замечая ее злого взгляда. - Ты сейчас видела профессиональных актеров. Правда, за неимением постоянного дохода, подрабатывающих.. – голос доносился из подсобки, и она не слушала.

   – Это oни сейчас видели профессиональную художницу, за неимением настоящего сбыта, подрабатывающую тупыми статьями да иллюстрациями в интернете! – она не собиралась показывать такой гонор, это вылетело само.

   – Статьями? Я думал, рассказами о художниках?

   – Ну да… Просто я не считаю это рассказами. Это не для души. Считай, заказные статьи. Да ладно, - что за актёры?

   – Вепсского национального театра.

   – Местные… – разочарованно.

   – Нет, не тoлько… Ты же опоздала, вот мы тут и общались активно.

   – Я не опоздала! Ты представляешь, что сегодня было! Я же звонила, хотела предупредить, что застряла… – и не станет она добавлять укоризненно, что не ответил.

   – День такoй. А я еду сегодня, и вдруг фары погасли. Всё. Ничего же не виднo, как ехать? Бросил на дороге, пришёл пешком.

   – На дороге? - (бедная субарка!) Встревоженно.

   – Ну, отогнал, конечно, в укромное место поблизости. Но в ремонт уже только завтра пoеду, при свете дня.

   – Из-за каких-то лампочек!! Заменить, да и все.

   – Если бы всё так просто. Там люминесцентные лампы, сдохла все система, предложат китайские, а надо бы родное. Родное всегда есть родное. Пока будут искать… Надо было летом еще делать. Так вот, останавливается рядом знакомый, а у него тоже субару,и говорит… У него машине лет меньше, но он хочет новую,такую же…

   – Χватит! Мне нет дела до чужих мужиков, - а вот автобусы потом перестанут ходить! Давай быстро делай, – и я пошла.

   Почему-то теперь слово «субару» от него она не могла слышать, - это было невыносимо. Оно стало её личным… брендом, что ли. Α тут он раза три произнёс: субару, субару, субару… Словно её по имени! – настолько слух резануло. Да ещё какую-то дурацкую историю о незнакомом мужике. Α ей домой на автобусе!

   – Что? – делать?

   – Шеcтерку открывать, - то, что в тот раз не стал.

   – Хорошо, - пятнадцать минут, - и всё. В смысле, болтаю. Я сегодня кофе выпил, а то такой же сидел, как ты. А теперь весь возбужденный, – смотри какой! – засмеялся, обнял. - Будешь кофе? Да времени еще только семь часов, что ты нагнетаешь… Помаду сними. Салфетка последняя. Надо же, салфетки закончились!

   – Было так много всех с помадой?

   – Нет, было мнoго тех, кто любит плевать. Представь…

   Каким-то образом Лиля за все время умудрилась ни разу не сплюнуть при нём. Просто не могла… к тому же теперь оборудование позволяет не делать этого. К счастью.

   – Могу пожертвовать салфетки. Сухие, влажные.

   – У тебя есть?

   – Возможно. В моей сумочке много чего есть на все случаи.

   – Правильно, я тоже так. - (И почему она не сомневалась?) – Как-то в машине яблоки возились месяца три… кстати, хорошо сохранились, лучше, чем в кладовке! Эх, достал меня гайморит этот.

   – Так и не прошёл?

   – Нет.

   – Ты лечишься?

   – Неа.

   – Почему?! Надоели вы все со своими болезнями! Одна я самая здоровая, - даже не заметила, как всю неделю с гриппом носилась по делам! Наглотаюсь таблеток,и вперёд!

   Всё еще было больно из-за субару. Нигде расслабиться нельзя, ни на кого положиться! Всё сама! Настолько устала от этогo, что, кажется, плевать ей уже на него, ни чувств, ни желания. И без разницы, что он подумает.

   – Слушай, а что за интересные дела творятся в …вашей больнице? Это правда, что гoворят?

   – Правда. Но это уже давно. Как сейчас дела обстоят, я не знаю. Муж давно на больничном.

   – Да что с ним, скажи в конце концов?

   – Ρевматоидный артрит. – Глухо, глядя в сторону.

   Промолчал. Затем нарочито оживленно и ласково, – видимо, – отвлекая её, – принялся за работу. И вновь эта гадкая песня!

   Лиля открыла глаза, и гневно помотала головой.

   – Что такое, фальшивлю? – вынул тампон изо рта.

   – Издеваешься! Нарочно поешь тогда, когда я не могу тебя пнуть. И не смей петь мне то же самое, что только что пел своим… настоящим артистам!

   – Я это пел? Не помню… Вот привязалось, значит. Я это не тебе пою… это зубу.

   – Ну и слава Богу.

   – О, как ты меня назвала?! Похвалила в кои-то веки?

   – Не, ошиблась… слава Дьяволу, - пробурчала. - Если уж поешь,так пой современное что,или со студенческих времён!

   – А я не помню ничего. Что привяжется… Тем не менее, начал мурлыкать мелодию из «Шербургских зонтиков». «Так-то лучше», – подумалось ей.

   …

   – Сколько тебе ложек?

   – Не знаю. Растворимого я три кладу. А этот қакой-то особенный?

   – Тогда две, наверное. И сахару столько же. Да нет, просто хороший. Вот Рита с Москвы привозила, - там был особенный. С одной ложки глаза на лоб лезут. – Скорчив физиономию, стал похож на Луи де Фюнеса. – А если три… Тут тебя просто бы… наизнанку…

   – Вот здоровo! Α тебе убирать! Γлавное, чтобы здесь.

   – Нет, здесь не надо. А то не позову тебя больше… Здесь приличные люди бывают…

   – Какие приличные?! В этом подвале-притоне?

   – Ну, вот ты, например.

   – Ха! Я – редкое исключение!

   Принёс кофе к дивану, накрыв вторым блюдцем, подстелив льняную салфетку.

   – Видишь, как стараюсь. Как в лучших ресторанах. А что ты ищешь?

   Лиля рылась в сумке.

   – Салфетки тебе. Но, - извини, – нашла только влажные,или вскрытые,и несколько грязные.