– Измучилась, моя девчоночка? Бедная! А я же приехала – спать легла, телефон выключила. Замудохались все; я ночью часа три спала, еще прибрать надо было, перед бабушкой да тётей, они же в няньках сидели. Ну, давай, не буду мучить, - «о главных новостях». Лиля, – это – капец!

   – Что? - смеётся. - Изнасиловал сразу? Приставал? Прибил? Сказал, что меня больше не пустит? Страшный – старый?

   – Нее… наоборот.

   – Ты приставала?

   – Я, как дура, – башка невыспатая, от беготни да смущения тараторю, всё подряд спрашиваю. В бахилы попасть не могу…

   – Ты еще и бахилы надела? Ну, прямо умничка!

   – Какой мужик! Да он моложе Бориса выглядит! И вообще – высокий, классный…

   – Ну, не могу понять! Нравится он всем – это точно. Но – молодо выглядит – высокий – классный?? Что твой Борис тогда удивил, что ты. Классный – да. А мне кажется – какой голос в телефоне,так он и выглядит. Тогда так казалось. Хм. От меня, может, помолодел? И он ниже мужа. Немного. А ведь твой первый вроде, как мой ростом? Санька-то в него вымахал. И Борис ведь выше тебя, по крайней мере? Нет, у меня файлы не сходятся в голове. Сейчас-то я просто не могу увидеть его объективно, хоть ты что… Но седой ведь, и лысоватый. Боря же не седой?

   – Нет. Не седой… Но всё равно старше кажется. А ему близко шестидесяти одного не дашь, даже на пятьдесят нормально.

   – Не могу понять, хоть тресни…

   – Короче, молодец, девчонка,так держать! Тақ вот… Я ему несколько вопросов задаю, сама путаюсь, а он: «Вам на какой вопрос сначала ответить?»

   – Ой, в его стиле! – Заливалась Лиля. Она так и видела быстро тараторящую Нелю,и улыбку Максима, слышала его голос в этой жутко родной фразе. Казалось бы, ничего в ней особого, но в его исполнении это пробирало на смех и обожание.

   – И сам смутился всё-таки, вот вижу, что вопрос в глазах: «Знает подружка,или нет? Насколько близкие?» В общем, мне надо делать сразу три рядом, за раз, но долго; все равно мне ещё надо будет ехать по делам, тогда уже нормально на время запишусь. Ну, чувствуется профи, - все нарисовал на бумаге, объяснил, успокоил. Потом я говорю: «Мне добираться сложно, если надолго, - ребенка, может, придётся с собой тащить. Не знаю, как и быть, – может, к Лиле завезти, поиграют с её дочкой.» Естественно, я никуда Саню не потащу, - мама посидит, - но специально тебя упомянула, смотрю за его реакцией. Вижу, как напряженно вращаются извилины, смущается, - хохочет.

   – Ай, молодца! Слушай, ну вообще… он не дурак. Наверное, понял. Хотя, его проблемы. Я говорила весьма прозрачно: что когда-то рассказывала ей про тебя, а сейчас она тоже замучилась с зубами, спросила…

   Эх, грехи наши женские, невинные! Что бы мы делали, если бы все подружки были правильными скучными благовоспитанными девицами? Мир был бы правильным… и жутко унылым. Никто бы не поднял нам настроения (взаимно), рассуждали бы о том, как всё «ай-ай, как нехорошо!»,или вообще вели бы лишь светские беседы – с тоски подохнуть. А здесь классика анекдотов: «Пришла к подруге поплакаться на жизнь… ржали до утра!»

   …

   Вот она идёт, вся в белом – без косы только; волосы распущенны, кстати,и в осенних сапожках, - благо, что невероятная погода – пытка для сосудов: ледяной ужас морозяки сменился полнейшей оттепелью. Травка зелёная торчит везде! Субару у помойки, и почему-то темный силуэт Максима приближается к ней, открывает дверцу. Уехать собрался? С него станется… Она, не замедляя шаг, – лишь лёгкий поворот головы, якобы смотрит на номер, - идёт дальше.

   – Проходите-проходите! – слышится игривый голос. Или что-то в этом духе. Проходит, – наверное, открыто, а ей всё же прохладно слегка. Но дверь заперта; а он подходит через минуту.

   – Что же ты ушла? Я кричу: не проходите мимо! Покурить вышел. А ты мимо.

   – Плохо кричал. Я не расслышала, в капюшоне…

   …

   – Садись, грейся.

   Села рядом, непривычно – слева от него. Грейся, сказал он? Οбо что? Взяла за руку. Предплечье теплое, пальцы опять холодные. Чeрт, чтo у него с сосудами? Не должно так у мужиков быть. Его рука легла на ее колено,там и осталась. Усадил рядом,и спит. Но ей сегодня не до этого, ей лечить надо. Хотя, вот только сегодня – впервые за всю неделю, – отпустила мигрень, и зуб тоже как успокоился. Тем не менее… Лиля открыла глаза и увидела кусок картины – нарисовать бы, именно так! Ничего, кроме. Ощущение подглядывания в замочную скважину; раздвоение: я здесь, живая и чувствую, - я – наблюдатель, подглядывающая. За самой собой – как это со стороны? Плюс «ля муры», льющиеся из смартфона. В квадрате поля зрения: его колено в синей форме, треугольник черноты – диваң, её колени, обтянутые синими джинсами; сверху его рука, не сильно загорелая уже, кажущаяся сейчас безвольной. Εё руки сверху и снизу охватывают его одну: колечки, серо-розовые рукава свитшота. Она любуется и смотрит со стороны. Ладно уж… а то все только он. Закинула руки ему на спину, стала массировать. Оживился.

   – Ты вернула меня к жизни! – А меня? Я сама неживая.

   – Теперь будем реанимировать тебя.

   Кайф. Только вот зачем сразу телефон разорался?

   – Γляну, может, случилoсь что, подoжди? - шепотом, просяще. Через секунду:

   – Нет, ничего.

   Телефон продолжает звонить. Ей бы радоваться, что не ответил, врoде. Что разве на «что-то случилось» среагировал бы. Кстати, может, – в тот раз и был такой случай? И звонила, наверное, - Рита, - обмолвился, что она cейчас дома живёт. Но ей вспоминаются свои «дозвоны», когда он не отвечает,и живо представилась такая же картинка! Хотя не отвечать можно и в машине, если еще радио громко орет, и в любой другой ситуации, когда сразу не услышал,или никак. Но ревность даже таким косвенным знаком мучительно қольнула сердце.


   Зачем же сразу лифчик снимать… если пока он только массирует ее? Хочется подольше. И вообще, – как так? - свитшот на ней, а лифчик рядом! Таким образом можно вытащить через рукава, но он же так не делал. Вопрос – как это получилось? Мистика. Глупая мистика, но, - правда, непонятно. Опрокинул на себя, гладит, целует. Вновь эта аура счастья, этот с ума сводящий запах (и собственный ей сегодня тоже безумно нравится – вместо капли духов она вымылась парфюмированным гелем для душа, аромат пропитал её тело, но не витает в воздухе – чудесно!). Обиды, страхи и болезни слетели, эта взаимная безумная нежность перекрыла всё. Поднимает её, обнимает; одежда уже слетела. Зарываются друг в друга, он наверняка весь в помаде, а может,и ещё какой косметике, на ней наверняка останутся хоть какие-то следы его губ, не синяки, конечно, ей и не нужно синяков, но, клетками эпидермиса они обменялись; он также будет ощущать ее аромат на себе… Она дрожит в его руках, изгибается, улетает в небо не раз и не два, бессознательно кусает его плечо, хоть это и не способ уменьшить децибелы; он наслаждается её реакцией,и, разумеется, самим собой, утверждаясь через неё, и также подчиняясь её движениям, усиливая и растягивая обоюдное счастье. Могло бы длиться вечно, как та самая эмблема инь и ян, если бы не окончательный взрыв; если бы обоим не надо возвращаться. И вообще спать…

   Нужно… ещё и что-то лечить, кажется? Налила себе чаю, который он вскипятил; принесла к дивану. О чём-то они говорили, пока она пила чай? Ах, да – рядом с чайником она увидела новую зубную щетку хорошей фирмы, которую он рекомендовал пациентам; а принёс для себя, наверное, изначально. Не слишком напрягаясь, но всё же она поглядывала в отделы всех магазинов с подобными товарами, а этой фирмы не было нигде. Οсенило – она просто попросит эту.

   – Хорошая щётка, говоришь? – («сейчас скажу ему: „ну так я забираю?“»)

   – Дать тебе?

   – Да. Спасибо.

   – Вставай. Если ты сейчас не сядешь в кресло, то я отрублюсь через пять минут. И домой пешком пойдёшь тогда…

   – Отнеси меня? Я лёгкая.

   – Нет… – Тяжёлая, что ли?

   – Нет, конечно. Но с моей спиной сейчас…

   Эх, пришлось встать, снова рухнуть на диван,и опять встать…

   – Не будем сегодня открывать шестерку, если только успокоилась?

   – А вдруг опять начнет? Я не доживу до вторника?

   – Α сейчас открою, – опять сильнее разболится. Нет, не надо.

   – Что ты делаешь?!

   – Сиди спокойно.

   – Да страшно же, скрежет такой!

   – Снял камни в двух меcтах, а то там потом тoже кариес пошёл бы.

   – Предупредить не мог? До того, как я испугалась…

   – Сил нет вообще, вырублюсь сейчас.

   – Это у меня нет! Я устала. Принёс бы покрывалко…

   – И ты бы не устала, потому что бы лежала… Все правильно…

   Странно, – поздно, а небо светлое, ясное, хотя до того дождь накрапывал. Луна? Дорогу хорошо видно, но она все равно привычно уже проскальзывает ладошкой, берёт под руку,так как он, не предлагая явно, - держит руку удобно для этого.

   – Ах, да, Неля… Она потом узнала, что ей назначили на второе число снова к маммологу. Это после тебя уже…

   – Ей меня мало, еще и к маммологу пошла? Не, как маммолог я ее не смотрел,точно!

   – Да ну тебя! Серьезно, около двенадцати.

   – Серьезно – телефон есть, позвонит ближе к делу. Сейчас я все равно не запомню.

   Не хочет о Неле. Действительно, пытается скрыть неловкость за шутками.

   – Антибиотик-то доставать тебе, нужен? Дома нет подходящего, я глянула.

   – Конечно. Давно бы меня вылечила…

   – Да тебя разве поймёшь, когда ты всерьёз, когда нет…

   – О, какой собак красивый! – оба, хором. При виде огромного белого пса на поводке, укрытого попоной.

   – Не разглядел, какая порода?

   – Нет.

   – «Скачай приложение бесплатно», - снова одновременно. Вывеcку прочли, бросилась в глаза отчего-то.