Раздосадованный, Атрет встал и обошел вокруг костра.

— Дай его мне.

— Он сейчас успокоится.

Атрет наклонился, взял ребенка на руки и вернулся на свое место, по другую сторону костра. Встав на колени, он опустил Халева на землю.

— Он очень близко от огня, Атрет.

— Он научится держаться от него подальше.

Когда Халев в очередной раз направился к пламени, Рицпа вскочила.

— Сядь!

— Но он же обожжется!

— Он должен узнать, что ему можно, а чего нельзя, — Атрет даже не пошевелился, чтобы остановить ребенка. — Нет, Халев, — твердо сказал он. Наклонившись вперед, он слегка шлепнул Халева по ручке, уже тянувшейся к раскаленной головешке. Испугавшись, Халев отпрянул назад и растерялся. Но любопытство оказалось сильнее послушания. Он снова потянулся к огню. — Нет! — на этот раз Атрет шлепнул сына сильнее. Губы у Халева задрожали, но минутное замешательство прошло и снова победило искушение.

Рицпа снова вскочила на ноги, но было слишком поздно. Выражение любопытства на лице Халева сменилось выражением неожиданной боли. Феофил схватил Рицпу за руку и усадил ее, а Атрет поднял сына с земли.

— Как ты мог? — закричала Рицпа.

— От этого он не умрет, — ответил Атрет. — Зато будет знать, что значит не слушаться. — Он посадил малыша на колени. — В следующий раз ты уже не полезешь просто так, куда не следует, да?

— Дай его мне, пока с ним не случилось ничего хуже.

Атрет оставил слова Рицпы без внимания и тихо заговорил с сыном по–германски, осматривая при этом обожженные пальчики ребенка. Он подул малышу на пальчики, и Халев немного успокоился. Когда же малыш совсем перестал плакать, Атрет еще раз осмотрел ожоги.

— Ничего страшного.

Рицпа молча смотрела на него, на ее глазах блестели слезы. Халев щипал отца за губу, явно довольный тем, что оказался в центре внимания.

Атрет шутливо зарычал на него и слегка щелкнул по надоедливому пальчику, и малыш радостно взвизгнул. Отец провел губами по пальчикам сына и задержал губы на ожогах, потом снова опустил Халева на землю.

Халев посмотрел на огонь.

— О Господи, — произнесла Рицпа. Феофил продолжал удерживать ее за руку. — Атрет, не давай ему…

— Он мальчик, и не нуждается в нежностях!

— Он ребенок!

По–прежнему завороженно глядя на огонь, Халев колебался, раздумывая, что ему делать дальше.

Атрет откинулся назад и стал за ним наблюдать.

— Он такой же упрямый, как и ты, — сказала Рицпа. — Если ты снова допустишь, что он обожжется, я…

Халев пополз было к таким манящим языкам огня.

— Нет! — сурово сказал Атрет. Халев отпрянул назад, сел, взмахнул руками и громко залепетал, явно выражая свое разочарование. Феофил засмеялся и отпустил Рицпу.

Рицпа облегченно вздохнула, но продолжала следить за Халевом на тот случай, если он все же передумает и сунется к огню. Но он потянулся к сумкам и стал играть с кожаными ремнями.

— Он упрямый, — сказал Атрет, довольно улыбаясь, — но не глупый.

Однако эти слова ничуть не позабавили и не успокоили Рицпу.

— Слава Богу, что он не был на краю обрыва.

Атрет стиснул зубы, и желваки заиграли на его скулах. Взгляд его голубых глаз стал тяжелым и насмешливым. — Ты хочешь сказать, что заботишься о моем сыне лучше, чем я? Болезненный урок тяжело усваивается, но никогда не забывается. — Он уставился ей прямо в глаза. — Боль учит человека не повторять дважды одну и ту же ошибку.

Рицпа понимала, что Атрет только что своими руками разрушил хрупкий мостик, который возник между ними прошедшим днем. И в этом была ее вина. Господи, ну когда я научусь держать язык за зубами? Рицпа с тоской еще раз посмотрела на Атрета и явственно ощутила барьер, который он возвел вокруг себя. Они находятся вместе уже не один месяц, а он все сравнивает Рицпу с Римом и Юлией Валериан. Он готов относиться к ней как к своей любовнице, но не как к спутнику и другу.

О Авва, Авва…

Рицпа надеялась, что когда–нибудь Атрет поймет, как просто он может разрушить эти стены. Она уже практически овладела собой; когда Феофил положил свою руку на ее ладонь. Это проявление нежности лишило ее желания доказывать свою правоту.

— Извини, — прошептала она и встала.

Атрет тоже встал, когда она ушла куда–то в темноту.

— Сядь, Атрет.

— Не вмешивайся.

— Ты одержал победу. Радуйся же этому, имеешь полное право, но только дай ей возможность с честью отступить.

— Занимайся своими делами, римлянин.

— Хорошо, но если ты собираешься пойти за ней следом, Возьми с собой и Халева. — Феофил устроился поудобнее на своей постели. — Я буду спать.

Атрет с досадой сжал кулаки и остался на месте. Рицпа пошла к берегу и исчезла из виду. Атрету очень хотелось пойти вслед за ней, но он знал, что если сделает это, то обязательно скажет что–нибудь такое, о чем потом пожалеет. Сколько раз он уже видел, как она реагировала на его слова.

Атрет снова уселся, взял толстый сук, разломил его пополам и бросил в огонь; в небо взметнулся новый сноп искр.

— Завтра попробуем отправиться в Кивита Кастеллана, а потом повернем на запад, к Тирренскому морю, — сказал Феофил, не открывая глаз.

* * *

Рицпа села на берегу ручья, поджав ноги.

«О Господи, я нуждаюсь в Тебе, — сокрушенно шептала она. — Неужели мне придется соперничать с этим человеком всю свою оставшуюся жизнь? Мне так не хватает Семея. Мне так не хватает той безопасности, которую я чувствовала с ним. Зачем я отправилась в этот путь?»

Она опустила голову на колени, думая о том, что ей следует вернуться и присмотреть за Халевом. Но Атрет только что показал, что и сам может прекрасно справиться. Луна отражалась в темной воде ручья, подобно блестящему бриллианту. Рицпа медленно вздохнула, думая о том, достаточно ли сильна ее вера.

«Ты — Бог творения, Который дал нам Иисуса. Как же я могу сидеть здесь и говорить, что Ты ничего не понимаешь? Кто меня может понять, как не Ты, Господи?»

Рицпа встала и простерла руки вверх, глядя на небо.

«Отче, спасибо Тебе за те благословения, которые Ты мне дал. Ты вывел меня из тьмы, в которой я жила, Ты послал мне Семея. Он был таким чистым и прекрасным человеком! Он никогда не совершал тех ошибок, которые допускала я. Он был достоин лучшей спутницы жизни, чем я. Есть люди, которые рождаются в послушании Тебе, Господи, и Семей был именно таким».

Ее голос вздрагивал от слез. «Помоги мне помнить, что Ты сотворил меня такой, какая я есть, для исполнения Твоей воли. Мне совсем не обязательно знать, в чем состоит Твоя воля. Я не знаю, для чего я потеряла Семея, почему умерла Рахиль. Я знаю только одно — Ты поддерживаешь меня, Господи. Помимо тех страданий, которые я терплю, Ты дал мне Халева и радость».

Она опустила голову.

И вот теперь в ее жизни появился Атрет.

Она устало покачала головой, закрыв глаза и подставив лицо прохладному ветру. «Как здесь красиво и спокойно, Господи, — тихо прошептала она. — Когда я уединяюсь в таком месте, никто не мешает мне думать и укрепляться в уверенности, что Ты дашь мне силы пройти через все, что меня ожидает. Но, Авва, стоит мне подумать об Атрете, мне становится тяжело. Ты знаешь, что я за женщина. Ты сотворил меня такой. Сможешь ли Ты меня изменить? Не вводи меня в искушение. Господи, я знаю, что я плохой сосуд. Я принимаю слова Атрета близко к сердцу. Он смотрит на меня, и я сразу таю. Он прикасается ко мне, и я вся горю».

Листья дерева, стоящего рядом с ручьем, зашумели от легкого ветерка. Этот шум был таким успокаивающим.

«Господи, да будет Слово Твое начертано у меня на сердце, я молю Тебя о Твоей любви. Пусть мое разумение и мое сердце впитывают Твое Слово, которое Феофил дает мне каждое утро. Укрепи меня ради исполнения Твоей воли. Освободи меня от всех «если бы» и «а что, если», которые властвуют надо мной, когда Атрет смотрит на меня. Я знаю, какие чувства испытывает женщина, когда ее любит мужчина. Иногда я жажду снова испытать эти чувства. Помоги же мне увидеть Атрета Твоими глазами, Господи, а не глазами плотской женщины. Искупи его, Отче. Помоги ему выбраться из ямы и стать на твердый Камень».

Вокруг Рицпы жужжали насекомые, доносящийся шум ручья действовал на нее успокаивающе.

Ее охватило чувство необыкновенного покоя, и она замолчала, поскольку эмоции так захватили ее, что она уже не находила слов. Я слышу музыку, Господи. Все, что меня окружает, — это музыка Твоего творения. Рицпа впитывала гармонию окружающих ее звуков, вспоминала те времена, когда Господь поддерживал ее, заботился о ней, и на сердце у нее стало необыкновенно легко. Она почувствовала себя совсем другим человеком.

О Господи, Ты всегда со мной. Я могу верить Твоим обещаниям. Я всегда могу верить Тебе.

Исполненная радости и спокойствия, она подобрала тунику и подвязала ее, чтобы было легче войти в ручей. Раскинув руки, она медленно повернулась, с наслаждением глядя на яркую луну. Наклонившись, зачерпнула в ладони ледяной воды и подбросила ее высоко в ночное небо, как бы даря сверкающие бриллианты Тому, Кто дал ей напиться живой воды.

Ее сердце, наполненное удивительными чувствами, пело.

* * *

Атрет грустно сидел у костра и ждал. Казалось, прошел не один час, прежде чем он увидел, как Рицпа возвращается к костру со стороны ручья. Он опустил голову, чтобы она не заметила, что он не спит и ждет ее возвращения. Когда она подошла ближе, он поднял голову и увидел, что у нее влажные волосы. Неужели она купалась в такой холодной воде? Рицпа посмотрела на Халева, который по–прежнему играл с сумками, а потом на храпящего Феофила. На ее лице появилась добрая улыбка, и у Атрета сжалось сердце.