Я бегал по бесконечным коридорам. Вдали раздавались выстрелы, и на каждом перекрёстке я останавливался и слушал. Но не важно, какое я выбирал направление, выстрелы становились громче. Я потел, сердце колотилось, так что я задыхался от ужаса, от которого не мог кричать.

Какое-то время спустя я прятался от стрелка на кухне, под грудой зефира. Он падал с меня, а я пытался зарыться в него снова, пока не появился стрелок. Затем он вставал надо мной, и я поднимал взгляд на освещённую фигуру, указывающую на меня пистолетом. Это была большая, мощная фигура, и это было знакомо…

Кто-то сжал мою руку.

— Думаю, он просыпается.

Я открыл глаза. Моя мама сидела на стуле рядом с моей кроватью, держа меня за руку. Папа стоял рядом с ней, нависая надо мной, а моя сестра Лиза сидела в кресле, забравшись на него с ногами, и смотрела меня большими, наполненными слезами глазами. Мама тоже плакала, её лицо было опухшим и красным. Губы моего отца были сжаты в мрачную линию.

— Ох, сладкий, — произнесла моя мама, икая от рыданий. — Ты здесь!

— Привет, сынок. С тобой всё будет хорошо, — папа наклонился, чтобы похлопать меня по ноге через одеяла.

— Брайан, ты в порядке? — спросила Лиза, с дрожащей нижней губой. Она была на четыре года младше меня, тощая, с карими глазами и длинными тёмными волосами, которые всегда казались растрёпанными.

«В порядке ли я?»

— Что происходит? — я попытался сесть, но живот пронзила острая боль, и возникло тошнотворное, тянущее ощущение.

— Нет, сладкий, сейчас просто лежи спокойно, — медсестра стояла у окна, только что открыв занавески. Может быть, этот свет меня и разбудил. Она подошла и положила руку мне на плечо. — Расслабься! Я подниму для тебя кровать.

Она использовала кнопку, чтобы поднять изголовье кровати. Я старался не двигаться и дышал через нос, пока боль утихала. У меня в голове всё кружилось. Мне не нравилось ощущать себя таким обколотым. Или находиться в…

Оу. Я был в больнице. В нашей школе был стрелок, и меня ранили.

Я был жив. О боже. Я действительно думал…

Ко мне пришло яркое воспоминание. Я лежал на полу в столовой, уверенный, что умру. Моё сердце пронзил укол боли, и мой желудок встрепенулся от эха паники, которую я испытал.

Лэндон. Там был Лэндон Хьюз. Я всё ещё слышал, каким именно был тон его голоса, когда он во властной манере говорил, что мне нельзя умирать.

«Пицца Маргарита».

«Ты поцелуешь меня?»

Чёрт… Я действительно это сказал? Боже.

— Хочешь воды, Брайан? Мы можем тебе что-нибудь принести? — спросила мама. Она повернулась к медсестре. — Разве ему не станет легче, если он что-нибудь съест? С этими лекарствами и прочим? Я знаю, он на жидкой диете, но, может быть, немного яблочного сока?

— Воды, — прохрипел я.

— Это у нас под контролем, сладкий, — весело сказала медсестра. Она поднесла к моим губам пластиковый стаканчик с трубочкой.

Жидкость была райской. Я чувствовал, как мои губы ожили после мумификации. Я поднял взгляд на медсестру, потягивая воду из трубочки. Её лицо было добрым и материнским, на вид ей было лет сорок, и она была темнокожей. Я надеялся, что мой отец не будет с ней грубым. Он никогда раньше не был расистом, но за последние два года изменилось и это.

— Не пей слишком много за раз, — сказала она, кивая подбородком.

Я выпустил трубочку и улыбнулся медсестре.

— Спасибо.

— Я пойду принесу тебе свежего льда. Не пытайся двигаться, милый, — она вышла из палаты.

Лиза подошла к кровати с той стороны, где только что стояла медсестра. Она похлопала меня по плечу, всё ещё со слезами на глазах.

— Эй. Всё в порядке, — сказал я ей, хоть и не был в этом уверен.

— Как ты себя чувствуешь? — мама снова взяла меня за руку, крепко сжимая. — Ради бога, Брайан, мы думали… — она закусила слова.

— Я в порядке, мам, — повторил я, потому что не смог бы вынести, если они с Лизой начнут плакать.

— Это так странно и отвратительно, что тебя ранили, Брай, — сказала Лиза. — Это не честно. И я никогда не хочу ходить в ту школу!

Лиза была на четыре года младше меня и училась в седьмом классе, так что в Уолл должна была пойти ещё через два года. От этой мысли меня тошнило. Я издал сдавленный звук.

— Лиза, сходи в кафетерий и возьми своему брату яблочный сок, — сказал мой папа, с едкостью в голосе. Он достал свой бумажник и дал ей пять долларов.

— Хорошо, — с готовностью отозвалась Лиза. — Я принесу тебе сока, Брай. Сейчас вернусь, — бросив мне напоследок вялую улыбку, она вышла из палаты.

Я потёр лицо. Раз Лиза ушла, я мог спросить о мрачных подробностях.

— Что случилось? Меня ранили в живот. Мне делали операцию или… — я попытался опустить взгляд на свой живот, но мешали одеяло и халат, и сдвинуть их казалось слишком сложной задачей.

— Тебе повезло, — сказала мама наигранно весёлым тоном, вытирая глаза. — Врачам пришлось вырезать часть твоей толстой кишки и тонкой, но они сказали, что организм должен функционировать нормально. Тебе нужно будет ещё несколько дней полежать под капельницей с антибиотиками, и нельзя напрягаться. Но ты будешь в порядке.

— Более чем в порядке! — отец улыбнулся мне хвалебной улыбкой. — Я знаю, что ты не хотел бы пропустить свой первый год в качестве квотербэка, сынок. Но ты восстановишься. Мы ещё покажем этим докторам, да?

Мама похлопала меня по руке.

— Ну, сейчас тебе просто нужно восстанавливаться, сколько понадобится времени. Важно то, что ты жив, и ты в хороших руках. Врачи говорят, что нет причин, по которым ты не можешь жить полной жизнью. Хвала господу.

— Полагаю, ты справишься и без всех своих кишок. Умно было подставить под пулю ту свою часть, где есть лишние, — пошутил папа.

— Да, нам всем очень повезло, — всхлипнула мама. — В церкви все думают и молятся о тебе. Преподобный Арнольд сказал, что зайдёт завтра.

— И Булл попросил передать, что ему очень жаль, что тебя ранили, — сказал папа.

Булл был другом моего отца с работы, который часами разглагольствовал о демократах-педофилах и о военной разведке, если ты хотя бы дважды на него посмотришь. Мы с отцом были очень близки, не считая последних двух лет, когда он начал тусоваться с Буллом. Я ненавидел то, каким стал мой отец, так что Булл совсем мне не нравился.

Я надеялся, что он не станет меня навещать. И преподобный Арнольд тоже, раз уж на то пошло. Куда делись мои друзья?

— А где Джейк? — спросил я. — Кэмерон. Гордо. Тренер? Там было так много… Я видел… — я не мог закончить это предложение. Не мог. Я сглотнул горячий ком. — А стрелки… они… Их ведь поймали, да? Кто это сделал? Они мертвы?

Я почувствовал, как ускоряется сердце и растёт тревога. Монитор рядом с моей кроватью запищал. Звук напоминал сигнал тревоги. «Пожалуйста, скажите мне, что стрелки мертвы».

Мама подняла взгляд на отца.

— Брайан, сейчас тебе не нужно об этом переживать, — произнесла она успокаивающим голосом.

Но папа состроил гримасу.

— Они сбежали. Ещё скажите мне, что это нормально. Это не нормально!

— Они… что? — ахнул я.

— Исчезли как ветер. И вы говорите, что это могла сделать парочка детей, — он горько покачал головой.

— Джон, — предупредила моя мама, только это прозвучало слабо, потому что мне вдруг заложило уши.

Воспоминание накрыло меня тёмной приливной волной. Выстрелы в коридоре. Я, спрятавшийся за питьевым фонтанчиком, когда выстрели стали ближе. Другие ученики, укрывшиеся за столами. Ужас на их лицах. Нереальный вид столов, стульев, окон и тел, раскиданных в дьявольском танце.

— Нет. Нет! — я вырвал свою руку из маминой и попытался встать с кровати.

— Сладкий, всё в порядке, — сказала мама.

— Брайан, — рявкнул отец.

— Нет!

Я должен был спрятаться. Я скинул одеяло и начал перекидывать ноги за край кровати, но боль в животе меня остановила. Она была такой сильной, что я подавился воздухом, и глаза заслезились.

— Ох, милый, всё возвращается. Я знаю. Знаю, — рядом оказалась медсестра. Её голос был мягким, а руки твёрдыми, когда она опустила меня обратно на кровать и одновременно приобняла. — Давай, малыш. Здесь ты в безопасности. Обещаю. Никто тебе не навредит. Просто расслабься.

Я переборол бы её, но боль была парализующей. Отец держал мои плечи прижатыми к кровати, пока медсестра вкалывала что-то в капельницу.

— Пожалуйста, помогите мне, — пробормотал я, прежде чем всё потемнело.

***

Когда я проснулся во второй раз, на улице были сумерки, небо за окном стало фиолетовым. В палате было тихо. Я видел спину своей матери, которая стояла в дверях и с кем-то разговаривала.

Я лежал на спине и смотрел в потолок. В моей школе была перестрелка. Столько людей погибло. Я видел, как это произошло. И каким-то образом два стрелка сбежали. Это было так неправильно. Это просто не могло быть правдой.

Это было слишком. Боли внутри было слишком много. Я не знал, как с этим жить.

Затем я вспомнил, как смотрел кому-то в лицо. Лэндон Хьюз. До этого я только несколько раз здоровался с Лэндоном, ничего больше. Но он остался со мной. Он держал меня за руку, зажимал мою рану и не давал умереть от потери крови. Он спас мне жизнь.

Я видел его лицо так, будто он всё ещё был со мной. Выражение его лица было таким честным и решительным. Будто я был ему дорог. Он был таким… таким добрым. Я смотрел ему в глаза, и мы словно видели друг друга очень ясно, по-настоящему.

Из уголков моих глаз потекла обжигающе горячая жидкость. Было приятно, что в мире есть такие люди, как Лэндон. Это была крохотная защита от ужаса, на который способны люди. Но, может быть… может быть, этой крохи было достаточно. Это был свет во тьме.