Верно. Моё тело заживало. А голова? Не особо.

Мне удалось в пятницу остаться дома, убедив маму позволить мне отдохнуть ещё один день. Но отец за ужином прочитал мне десятиминутную лекцию об этом, и я знал, что это последний день милости, который я украл. Он «переживал, что я морочу себе этим голову» и сказал, что мне нужно «преодолеть это и вернуться в седло», и чем дольше я буду ждать, тем больше буду бояться. Казалось, он думал, что мне только нужно вернуться к нормально рутине, и всё будет отлично. Я знал, что он пытается мне помочь, но я бы предпочёл быть обмазанным мёдом и застрять в муравейнике, чем выслушивать дальше «мужские» разговоры отца.

Сказать родителям, что я вернусь в школу в понедельник, было одним делом. А на самом деле? Ничего простого. Мне удалось не думать об этом большую часть выходных. Но в воскресенье вечером я не мог успокоиться, чтобы что-то сделать. Мои учителя отправляли мне на электронную почту сообщения с заданиями, и я нагнал большинство пропущенного. И всё же, были главы учебников, которые я мог прочитать, задачи, к которым я мог подготовиться. Но я не мог сосредоточиться. Я не мог увлечься игрой или фильмом. Невозможно было сбежать от цепляющегося ощущения страха. Я дерьмово спал, это отчасти влияло тоже. И у меня было ощущение, что сегодняшние кошмары будут хуже всего, так что не мог даже заснуть, чтобы сбежать.

Затем я вспомнил про Лэндона Хьюза. Не позволяя себе передумать, я отправил ему сообщение.

Брайан: «Привет».

Лэндон: «Привет! Как дела?»

Брайан: «Не особо хорошо».

Лэндон: «?»

Брайан: «Завтра обратно в школу».

Танцующие пузырьки несколько раз появлялись и исчезали.

Лэндон: «Возвращаться очень тяжело. Мне по-прежнему страшно находиться в этом здании. Так что я тебя понимаю».

Брайан: «По большей части, я не хочу слететь с катушек у всех на глазах».

Вот. Я сказал это. Не знаю, почему я мог спокойно сказать это Лэндону. Но сказал.

Лэндон был другим. Он говорил что-то вроде: «Уверен, больше помогла твоя сила и желание жить». Джейк никогда бы такого не сказал, а если я говорил что-то подобное в компании с ним, он надо мной смеялся.

— Боже, Брайан, ты такой сентиментальный, — сказал Джейк, закатив глаза.

— Мне не нравится видеть, как парни получают травмы, ладно? Этого малого унесли на носилках. Футбол должен быть весёлым.

— Твоя проблема в том, что ты слишком добрый, — сказал Кэмерон. — В футболе нужно запугивать и толкать других парней. Как, по-твоему, ты получаешь такие отличные шансы бросать свой мяч и быть звездой?

— Да, красавчик. Мы не сделали бы никаких тачдаунов, если бы мы с Кэмероном не были задирами, — согласился Гордо.

— Ай, оставьте Брайана в покое, — сказал Джейк. — Он просто неженка, — он сказал это с теплом и по-дружески захватил мою голову в замок.

Это по-прежнему вызывало боль.

Нет. Я никогда не сказал бы это Джейку.

Лэндон: «Всем было тяжело. Чудовищно тяжело. В первый день возвращения сюда люди повсюду плакали. Ты знаешь Наоми Фишер? Она стояла на парковке и не могла зайти, пока учитель не вышел и не помог ей. И я слышал, что как минимум четверо людей не вернутся. Будут учиться на дому или переводиться.

Ладно. Значит, я был не один такой. Это помогало почувствовать себя чуть лучше.

Брайан: «Но у всех была неделя, чтобы привыкнуть. Так что разбитым буду я».

Лэндон: «Неделя это ничто. И ты был РАНЕН. Поверь мне, люди обступят тебя, желая обнять и всё такое. Особенно девчонки. ;-) Никто не будет тебя осуждать».

Я сидел на месте, дыша через тесноту в груди. С одной стороны, после разговора я стал переживать меньше. Но ещё это сделало завтрашнее возвращение в школу ещё реальнее. Внутри меня поднялось что-то ужасное, вызывая желание стошнить или упасть в обморок. Или сделать что-нибудь бессмысленное, например, собрать сумку и убежать.

Лэндон: «Хочешь, я заеду за тобой завтра? Можем пойти вместе».

Я смотрел на экран. Да. Боже, да.

Брайан: «Тебе будет не сложно?»

Лэндон: «Нет. Во сколько? 7:30?»

Брайан: «Идеально. Спасибо».

Я написал ему свой адрес, и мы попрощались.

Убрав телефон, я стал играть в «Марио Карт», потому что это было бессмысленно, ярко и глупо. Что угодно, лишь бы не думать о школе.

Не помогло.

Когда я наконец заснул, мне приснилось, что я в Уолл. Только все кабинеты изменились, в связи с новыми мерами безопасности. Я бродил вокруг, пытаясь понять, где должен находиться. Коридоры были пустыми и зловещими. Слишком тихо. Поначалу я думал, что никого нет, потому что я опоздал, и все уже в классе. Но я заглядывал в один кабинет за другим, и там никого не было. Стулья были отодвинуты, и на партах лежали учебники, будто все только что вышли, будто раздалась пожарная сигнализация или…

Тогда я заметил в коридоре моргающий красный свет.

Активный стрелок. В здании был очередной стрелок, и все эвакуировались. Все, кроме меня.

Я бежал, мои ноги ослабли от ужаса, в горле зарождался крик. Коридор за коридором, поворачивая налево и направо. Все коридоры были пустыми, одни шкафчики и ещё больше перекрёстков. Я не мог найти выход. Я пытался позвонить по телефону, но путал цифры. Я не мог вспомнить ничей номер и не мог даже правильно набрать 911, нажимая не те цифры или удаляя их, настолько сильно тряслись руки. Я пытался спрятаться в шкафчике, но не влез. Пытался зайти в кабинет, чтобы спрятаться, но все двери были заперты.

— Брайан? Пора вставать, сладкий. Иначе опоздаешь в школу!

***

После душа я стоял в ванной, глядя в зеркало.

Обратно в школу.

Шов внизу на левой стороне моего живота был чудовищным. Это была длинная рана, красная и сморщенная, как порванный кусок бумаги, который неловко собрали обратно, потому что не хватало краёв. Область вокруг неё была бледно-жёлтой и фиолетовой.

Я сильно худел. Раньше я был одержим набором мышц, а теперь видел, как они уменьшаются и исчезают. Прежний я психанул бы, наглотался протеиновых коктейлей и пошёл бы в тренажёрный зал.

Новому мне было плевать.

Может быть, мне хотелось зачахнуть, сжаться, пока не стану маленьким и твёрдым, как «Шринки Динкс»*, которые мои мама однажды нашла на еВау и заставила нас с Лизой сделать их вместе с ней, с блеском в глазах от возвращения в своё детство (прим. «Шринки Динкс» — пластиковые фигурки, которые нужно нагревать в печи. При этом они уменьшаются в размерах).

В семидесятые игрушки были хреновые. Просто к слову.

Тогда я был бы неуязвимым, как кусок пластика. Брайан из «Шринки Динкс», пластмассовый мальчик.

А моё лицо? Боже, кем был этот подросток с синяками под глазами? Выражение моего лица отчасти леденило кровь. Или ошеломляло. Оно было навсегда искажено ужасом. Я натянул улыбку, глядя в зеркало. Это было ещё более жутко.

Было тяжело определить, что делало моё выражение лица именно таким. Был ли это оттенок цвета кошачьей тошноты, который приобрела моя кожа, будто несмотря на два переливания во мне не осталось достаточно крови, чтобы она достигла внешнего слоя? Или, может быть, что-то внутри меня продолжало её отбирать. Может быть, моё тело открыло какой-то резервуар глубоко внутри, чтобы сохранить кровь, чтобы она больше не закончилась. В линиях вокруг моих глаз был ужас — они принадлежали старику. И мои радужки, которые казались такими голубыми, теперь выглядели для меня тусклыми. Будто мои глаза умоляли — «Пожалуйста, боже, позволь мне проснуться от этого кошмара».

Я больше не мог на себя смотреть. Если бы посмотрел, то не смог бы стоять и чистить зубы. Не смог бы просунуть в штаны одну ногу, а затем другую. Или взять свой рюкзак. Или спуститься по лестнице.

Мои ноги стучали по покрытым ковром ступенькам, как и раньше. Руки закинули рюкзак на плечо. Я старался не тянуть левую сторону, но рюкзак и руки были прежними. Моя мама была наигранно весёлой, протягивая мне пакет с обедом и целуя меня в щёку.

— Хорошего дня! — сказала она.

«Хорошего дня, чёрт возьми».

Часть меня наблюдала за всем этим так, будто это происходило с кем-то другим. Часть меня поглаживала свою козлиную бородку, закинув ногу на ногу, сидя в большом офисном кресле.

«Очень интересно. Ты думать, всё будет в норме? Ты думать, это повседневная жизнь?».

Спойлер: я так не думал. Но все остальные вели себя так. Будто мир не треснул пополам и не был на грани того, чтобы исчезнуть во тьме. Так что ещё я мог сделать? Шоу должно продолжаться.

Лэндон ждал меня на подъездной дорожке. Я открыл пассажирскую дверь его старого универсала «Вольво» и сел. Его карие глаза были тёплыми, а улыбка доброй.

Он ничего не говорил, пока мы не выехали на дорогу. Затем бросил взгляд на меня.

— Как ты ко всему этому относишься? Лучше?

— Эм, нет. Ни чуточки, — ответил я, пытаясь пошутить. Я нервно тёр ладони о свои бёдра. На мне была моя любимая одежда — старые джинсы на пуговице, которые сейчас висели на мне свободно, выцветшая чёрная футболка с эмблемой «Роллинг Стоунз» под чёрной фланелевой рубашкой и школьный бомбер. Это не помогло. У меня всё ещё было такое ощущение, что у меня внутри кусок льда, размером с баскетбольный мяч.

— Просто знай, что все остальные чувствуют себя точно так же. Сейчас никто не чувствует себя в школе в безопасности, особенно, пока стрелков ещё ищут. Но вокруг здания, наверное, три патрульных машины, и, ну не знаю. Молния не бьёт в одно место дважды, или что-то в таком роде, — его тон был горьким.

— Ты слышал что-нибудь о том, кем могут быть стрелки? У них ведь уже должны быть подозреваемые, верно?

Он нахмурился.