Конечно, ты можешь сказать, что дефект речи – это совсем не то, что способность предсказывать будущее, внушение, чтение мыслей и другие штучки, на которые способны ты и твоя мать… – Он задумчиво поскреб пальцем затылок. – И тем не менее они мне не нравятся. Еще меньше мне нравится, что они привлекают ко мне внимание моих знакомых и коллег по работе. Стоит им только узнать о ваших способностях, как они начинают странно смотреть на меня, словно ждут, что и я, точно дешевый балаганный фокусник, начну глотать шпаги, дышать огнем и вытаскивать из цилиндра кроликов. Люди тупы, Молли, поэтому некоторые, несомненно, считают, что я тоже умею читать мысли или управлять чужими поступками. А кому, скажи на милость, такое понравится?.. Я уже не говорю, что на меня начинают смотреть, как на корову о двух головах, как на какого-то урода! Такое внимание мне совершенно ни к чему, Молли. От этого у меня одни неприятности… Да ты и сама это отлично знаешь. А я не желаю, чтобы из-за вас у меня были неприятности!

– Тогда… тогда брось нас. Разведись с мамой и отправляйся в другой штат, где тебя никто не знает.

Он покачал головой.

– Я не могу. Для этого я слишком сильно люблю вас обеих.

Возразить ему я не успела. Отец захлопнул дверь, и в тесном, душном шкафу стало абсолютно темно. Лязгнула щеколда, на мгновение установилась тишина, потом я услышала:

– Сиди тихо, как мышка, и думай над своим поведением. Ты должна найти способ спрятать свои способности навсегда. Как только ты сделаешь это, я тебя выпущу… может быть, даже после ужина.

– Папа, открой! Открой дверь, пожа-алуйста!..

Он не отозвался.

– Папа! Папочка! Ты меня слышишь? Я правда тебя люблю! Пожалуйста, открой! Выпусти меня отсюда!!

Я царапала ногтями дверь, дергала за ручку, но все было бесполезно. В конце концов я запыхалась и, закрыв глаза, без сил опустилась на пылесос.

Какое-то время спустя со стороны кухни до меня донесся звон посуды. Мать и отец поужинали и поднялись наверх – я определила это по скрипу половиц у себя над головой. Вскоре родители легли спать, а я осталась сидеть в шкафу.

От горя и одиночества я заплакала – сначала беззвучно, потом все громче и громче. Успокоиться мне помогла мысль об Оуэне. Пока я думала о нем, мне было не так плохо. В конце концов я затолкала пылесос подальше под пальто, села на пол и… задремала.

* * *

Дверь шкафа резко распахнулась, и внутрь хлынул яркий электрический свет. Я проснулась и заморгала, протирая глаза. Подняв голову, я увидела бабушку – она держала в руках легкий плащ, который обычно надевала, когда работала в ночную смену.

Заметив меня, бабушка слегка попятилась. Очевидно, она собиралась повесить плащ на место и не ожидала увидеть в шкафу меня. Потом ее лицо исказилось от гнева, а на скулах проступил неровный пятнистый румянец.

– Ну это уже чересчур! – воскликнула она. – Пора положить этому конец, и как можно скорее. Ступай к себе, Молли, уже очень поздно. Ступай и ложись спать.

Было уже начало третьего, когда я наконец оказалась в своей постели. Несмотря на переживания предыдущего вечера, заснула я довольно быстро. Мне снилось, что я уехала в Лос-Анджелес и живу там с Оуэном. Это был очень приятный сон: в нем я чувствовала себя любимой и знала, что мне ничто не грозит. Дома я уже давно не чувствовала себя в безопасности.

Утром я встала намного раньше остальных и, наскоро позавтракав, выскользнула из дома. Оуэн уже ждал меня на улице в своей машине. Как у нас было заведено, он каждый день подвозил меня в школу, а потом ехал в свой колледж на занятия.

Оуэн сразу заметил, что со мной что-то не так. Поцеловав меня в знак приветствия в лоб, он слегка отстранился и озабоченно посмотрел на меня.

– У тебя усталое лицо, – сказал он. – Ты не выспалась или…?

Отвечать мне не хотелось, поэтому я только опустила голову, глядя на папку с тетрадями, которую я прижимала к груди.

– Ты что, всю ночь занималась? – спросил он и, коснувшись кончиками пальцев моего подбородка, заставил приподнять голову.

– Нет. – Я продолжала смотреть по сторонам, но только не на него.

На скулах Оуэна заиграли желваки.

– Твой отец опять что-нибудь учудил?

На этот раз я кивнула.

– Вроде того. Когда я вчера вернулась домой, он был сильно пьян, ну и… В общем, все как обычно, не стоит обращать внимания. – И, повернувшись к Оуэну, я поцеловала его. При ярком свете погожего утра все страхи и обиды отступили, стали казаться ничтожными, и я почти позабыла о том тесном, темном и пыльном чулане, где мне пришлось провести большую часть вчерашнего вечера.

– Поехали, я не хочу опаздывать, – добавила я. – У меня ведь сегодня экзамен!

Оуэн нахмурился.

– Знаешь что… – проговорил он, не двигаясь с места. – Обещай, что сегодня снова будешь готовиться у меня. Я, к сожалению, вернусь только вечером, но мои родители не возражают, так что… Тебе нужно поменьше бывать дома, когда там твой отец, к тому же сегодня он снова может напиться, а я, как назло, буду в колледже, и ты не сможешь мне даже позвонить, если я тебе вдруг понадоблюсь. – Он немного подумал. – Мистер Бреннан еще не нашел новую работу?

Покачала головой.

– Кажется, сегодня после обеда он идет куда-то на собеседование, но…

– Ладно, Голден составит тебе компанию. – Оуэн улыбнулся. – Он тебя обожает.

Когда после успешно сданного экзамена (повезло с билетом!) я вернулась домой, в палисаднике я увидела только бабушкину машину. Отцовского «Форда» нигде не было – скорее всего, он еще не вернулся с собеседования, однако я все же решила поймать Оуэна на слове и отправилась к нему, чтобы позаниматься в его комнате. Его родители работали, поэтому я открыла дверь своим ключом, который Оуэн сделал специально для меня. В прихожей меня встретил Голден. Я ненадолго выпустила его в сад, потом снова впустила и села заниматься.

В продолжение почти целого часа я честно пыталась сосредоточиться на английской литературе, но мои мысли то и дело обращались от учебника к Оуэну. Он был мне очень нужен, нужен прямо сейчас. Я хотела поцеловать его, прижаться к его широкой груди и сказать ему, как сильно я его люблю. А еще я хотела, чтобы он взял у меня из рук учебник, посадил в машину и повез прогуляться куда-нибудь на побережье – например, в Бухту влюбленных, которая была нашим любимым местом. Там он остановил бы машину, и пока я любовалась океаном, его руки и губы делали бы со мной разные приятные вещи, без которых я не могла жить и которые заставляли меня любить его еще крепче. А еще мне хотелось еще раз поговорить с ним о нашем общем будущем – о том, как мы будем жить вместе где-нибудь очень, очень далеко от Пасифик-Гроув…

В комнате было очень тихо, а кресло, в котором я сидела, было таким удобным и мягким, что вскоре я начала клевать носом. Голден, который дремал на полу, привалившись к моим ногам, был теплым, как живая печка, и это тоже создавало атмосферу уюта, в которую я с удовольствием погрузилась с головой. Я почти забыла, что нахожусь в чужом доме, забыла даже о том, что случилось вчера…

Какое-то время спустя я все же спохватилась и в очередной раз постаралась сосредоточиться на учебных материалах. Не прошло, однако, и десяти минут, как мое сердце стиснуло необъяснимым страхом. На мгновение перед моим мысленным взором предстало лицо матери, и я невольно ахнула в голос – таким страданием и мукой были искажены ее черты. Словно холодная призрачная рука коснулась сзади моей шеи, а на голове зашевелились волосы. Потом я ощутила на коже щеки легчайший, отлетающий поцелуй, и все исчезло. Не осталось ни холода, ни страха – только какая-то странная пустота, природу которой я никак не могла себе уяснить.

– Мама?.. – спросила я вслух. В тишине комнаты собственный голос показался мне таким слабым и чужим, что я с трудом его узнала. – Мама!.. – повторила я. В следующее мгновение мне буквально до слез захотелось увидеть мать. Это желание было таким жгучим, таким всеобъемлющим, что я без колебаний отшвырнула книги и, едва не споткнувшись о Голдена, бросилась вон из комнаты. Чтобы перебежать от дома Оуэна к своему и взлететь на крыльцо, мне потребовалось меньше минуты.

– Мама! – громко крикнула я, с такой силой распахивая дверь, что она ударилась о стену. – Мама?!..

В коридоре я увидела бабушку. Она стояла у подножия лестницы. Ее лицо было совершенно белым, как у человека, который только что перенес сильнейшее потрясение.

– Где мама?

Бабушкины губы дрогнули, ладонь прикоснулась к лицу.

– Молли… – Мое имя прозвучало как рыдание, рвущееся из самой глубины ее души.

– МАМА!!!

Оттолкнув бабушку, я в мгновение ока взлетела по лестнице и остановилась как вкопанная перед дверью родительской спальни. Она была распахнута настежь, в дверном проеме виднелся край двуспальной кровати. Отец сидел прямо на покрывале, а у него на коленях, безвольно обвиснув, покоилось тело мамы. Глаза ее были широко раскрыты, но в них уже не было жизни. На вытянутой шее отчетливо проступали черно-багровые пятна.

За спиной отца валялся на кровати чемодан, наполовину наполненный мамиными вещами. Ящики комода были открыты и перекошены, словно мама куда-то собиралась в спешке, и из них высыпались на пол предметы одежды и белье.

– Что ты ей сделал? – Мой голос прозвучал тонко и жалобно.

Отец вскинул голову.

– Молли?..

Я шагнула через порог.

– Что ты сделал с мамой?!

Его рот несколько раз открылся и закрылся. Наконец он выдавил:

– Это был… несчастный случай. Я не хотел. Честное словно – не хотел! Так получилось, Молли…