Кэсси радостно взвизгнула и, сунув мне в руки «морское стекло», бросилась к собакам. Я проводила ее взглядом, потом обняла Оуэна за талию, и мы пошли вдоль берега дальше. Свободную руку я по привычке сунула в карман, ощупывая лежащее там «морское стекло» – круглое, теплое, чуть шероховатое. Некоторое время я наслаждалась приятными ощущениями, потом спросила Оуэна:

– Помнишь, как я когда-то просила тебя пойти со мной искать «морское стекло»? – Подняв взгляд, я смотрела, как Кэсси бредет чуть впереди нас, внимательно вглядываясь в песок под ногами и весело хихикая каждый раз, когда Грязнуля или Пачкуля подбегали к ней с палкой в зубах. – Я делала это очень часто, но ты никогда мне не отказывал – ну почти никогда, а ведь тебе, наверное, было очень скучно заниматься такой… ерундой.

Оуэн кивнул.

– Признаюсь честно, иногда мне действительно казалось, что лучше бы я поехал на рыбалку или на бейсбол.

Я шутливо ткнула его в ребра. Оуэн хмыкнул и крепче прижал меня к себе, а я подумала, как же я на самом деле благодарна ему за каждый проведенный со мной день, пусть даже сам он предпочел бы провести это время за чисто мужскими занятиями.

Кэсси уже несколько недель училась в новой школе и даже успела обзавестись несколькими подругами. Несмотря на это, она до сих пор скучала по Грейс и звонила ей по телефону чуть не каждый день. Нам, впрочем, все равно предстояло вернуться в Сан-Луис-Обиспо, чтобы забрать оттуда вещи, поэтому я твердо обещала дочери, что они еще увидятся.

Сама я уволилась с прежней работы и подала документы в местный колледж, где как раз освободилось место преподавателя. Я надеялась, что мне повезет и что уже со следующего семестра я начну работать в Пасифик-Гроув.

Солнце, стоявшее еще довольно высоко над океаном, зашло за полосу плотных серых облаков, и на берегу сразу стало прохладнее.

– Который час? – спросила я Оуэна.

Он достал из кармана телефон и включил экран.

– Половина пятого.

– Пора домой. – Я вздохнула. Нам действительно пора было возвращаться, к тому же с моря наступал туман.

Оуэн позвал Кэсси и свистнул собакам.

– Офелия уже продала кое-что из моих вещей, – сказала я, когда мы подходили к машине.

– Отличные новости! – отозвался Оуэн.

– Это еще не все. Офелия сказала, что, если я готова и дальше создавать для нее новые украшения, она пошлет лучшие образцы в Санта-Круз, в художественную галерею, которая хочет выставить их у себя.

– А ты готова?

– Не знаю. Времени у меня полно, так почему бы нет? – шутливо ответила я.

Оуэн взял мою руку, поднес к губам и поцеловал каждый палец.

– В галерее будут только твои украшения? – уточнил он. – Что-то вроде персональной выставки молодой талантливой художницы Молли Бреннан?

– Нет, конечно! – рассмеялась я. – Директор галереи хочет сделать тематическую морскую экспозицию, в которой будут собраны произведения местных художников, работающих в различных техниках. Насколько я поняла, там будет раздел тканей, раздел деревянной скульптуры, поделки из камней и ракушек и, конечно, модная бижутерия.

– И когда открывается эта выставка?

– Этим летом.

Оуэн одобрительно хмыкнул.

– Похоже, в ближайшее время ты будешь ужасно занята. Новая работа, подготовка к выставке и так далее… Как ты думаешь, тебе удастся выкроить пару дней для свадьбы?

– Для свадьбы? А кто женится? Неужели Пол Конрой?..

Оуэн ничего не ответил, только напустил на себя таинственный вид.

– Ну не будь злюкой! Скажи скорее, кто… – начала было я, и тут до меня дошло. Кровь отхлынула от моего лица. – Оуэн?! – Я повернулась к нему.

– Что, испугалась?

– Я не испугалась… просто удивилась, – пробормотала я. – Это было, гм-м… довольно неожиданно. Только и всего!

– Только и всего?.. – переспросил Оуэн и рассмеялся громким, искренним смехом. Неожиданно он замолчал, и лицо его снова стало серьезным. Наклонившись, Оуэн крепко поцеловал меня в губы и добавил с ноткой неуверенности в голосе: – Не торопись, не отвечай сейчас ничего… Подумай как следует. Как ты сама сказала, время у нас есть. Только… – Он ненадолго замолчал, потирая шею; лицо у него при этом стало беззащитным и ранимым. – Я действительно хочу прожить с тобой всю жизнь. И хочу, чтобы у нас были еще дети. Что касается Кэсси, то… Если ты… если вы с ней не возражаете, я хотел бы официально стать ее отцом.

Он по-прежнему хотел удочерить Кэсси. Удочерить, даже несмотря на то, что ситуация изменилась и перестала быть критической! Слезы туманом заволокли мои глаза, а любовь вспыхнула в сердце с новой силой.

– Я согласна! – выпалила я. Мне не нужно было думать, ведь это означало новую отсрочку, пусть совсем небольшую, а ведь мы и так потеряли слишком много времени. В душе Оуэна скопилось слишком много любви, которую он был готов излить на меня и на мою дочь, и я это чувствовала. Чувствовала – и не испытывала ни малейших колебаний. Приподнявшись на цыпочки, я обняла его за плечи и поцеловала. – Я согласна быть твоей женой, – повторила я.

Оуэн издал ликующий вопль. Одним движением оторвав меня от земли, он закружился вместе со мной. Собаки разразились оглушительным лаем, а Кэсси бросилась к нам с криком: «Я тоже хочу танцевать!»

– Я люблю тебя, – прошептал Оуэн, прежде чем снова опустить меня на землю. Потом он подхватил на руки Кэсси и, перекинув ее через плечо, словно мешок с картошкой, понес на стоянку. Кэсси громко смеялась, дрыгала ногами и кричала: «Это не танец, не танец!»

Я шла следом, чувствуя, как от смеха Кэсси у меня на душе становится легко и прозрачно. Последние тучи растаяли, и на небо снова выглянуло солнышко – ведь Кэсси не смеялась уже несколько месяцев. Даже улыбалась она исключительно редко, только изредка хихикала, и поэтому ее сегодняшний смех был для меня дороже всех «морских стекол» мира.

После того как мы приняли душ, а Оуэн отвел собак домой и накормил, я стала готовить обед. Разумеется, я и думать не могла сравняться с бабушкой – с ее пряными супами, великолепными мясными блюдами и хлебом домашней выпечки. По сравнению с ней я была жалкой любительницей, способной приготовить как следует разве что макароны с томатным соусом да разогреть пару банок консервированного супа.

Пока я возилась у плиты, Кэсси накрывала на стол. Закончив, она убежала в свою комнату, сказав, что должна мне кое-что показать.

Оуэн открыл бутылку вина.

– Ну, – сказала я, пока он разливал вино по бокалам, – в чьем доме мы будем жить, когда поженимся, – в твоем или в нашем?

Он протянул мне бокал.

– А как бы ты сама хотела?

Я провела пальцем по ободку бокала.

– Ты вложил в этот дом много труда, и мне не хочется, чтобы твои старания пропали зря – или чтобы ими наслаждался кто-то посторонний.

Оуэн заткнул бутылку пробкой и, облокотившись бедром о рабочий стол, скрестил руки на груди.

– А как насчет моего дома? Все-таки я там вырос.

– Это верно. Но все-таки мой дом ближе к морю. На целых десять ярдов!

– То есть мой дом ты предлагаешь продать?

Я отрицательно покачала головой:

– Я предлагаю сдавать его туристам. В сезон отпусков от желающих отбоя не будет.

– А мы? Мы будем жить здесь?

– Надеюсь, ты не возражаешь? – Я поставила на стол свой бокал и обняла его за талию. – Всего за неделю этот дом стал для меня по-настоящему родным, а если еще и ты будешь рядом…

Оуэн сделал вид, будто обдумывает мои слова.

– Я… – Он глубоко вздохнул. – …Не возражаю.

Я улыбнулась во всю ширину рта, а Оуэн наклонил голову, заключил мое лицо в ладони и поцеловал.

– Ну а если говорить откровенно, Молли, то мой дом там, где будете вы с Кэсси.

– Тогда… тогда добро пожаловать домой, Оуэн, – проговорила я.

– Добро пожаловать домой, Молли, – отозвался он, целуя меня снова.

Мы чокнулись и отпили по глотку вина, и Оуэн стал доставать из буфета тарелки. Не прошло и минуты, как в кухню вернулась Кэсси, таща под мышкой новенький фотоальбом.

– Идем, мама! На минуточку! – сказала она умоляющим тоном и, взяв меня за руку, потащила в гостиную. Там она усадила меня в кресло и, раскрыв альбом, положила его мне на колени.

– Я сделала это для тебя, – пояснила она.

Заинтригованная, я принялась листать страницы альбома. В нем были собраны все фотографии, сделанные бабушкой, когда она навещала нас в Сан-Луис-Обиспо, снимки, где я была со своей матерью, и даже снимки бабушки с моей мамой, когда она была еще маленькой. Четыре поколения женщин из нашей семьи, из нашего рода… Чуть ли не к каждой фотографии Кэсси нарисовала какую-то картинку или снабдила короткой стихотворной подписью. Кроме того, страницы альбома были щедро украшены наклейками и блестками.

– Когда ты все это успела?!

– Я начала… – Кэсси согнула и разогнула пальцы. – …Еще до того, как ты умерла. Бабушка меня просила. Она сказала – это для того, чтобы мне было чем заняться.

«И чтобы отвлечь Кэсс от мыслей обо мне», – поняла я.

– Мне потребовалось очень много времени! – добавила Кэсси доверительным тоном.

– Ну еще бы! – согласилась я. В самом деле, если Кэсси начала свою работу через день или два после нашего приезда в Пасифик-Гроув, следовательно, на изготовление альбома у нее ушло чуть больше месяца. Для маленькой девочки это был колоссальный труд, к тому же рисунки и стихи были очень хороши, и я почувствовала, что горжусь своей дочерью. У Кэсси, несомненно, была творческая жилка.

Прижимая альбом к груди, я сказала: